Затем к Бахраму Совашах отправил
Посла, чтобы солгал он и слукавил:
«Скажи: «Из-за того, что ты упрям,
Не осрами себя теперь, Бахрам.
У твоего царя — одно стремленье:
Чтоб ты погиб, вступив со мной в сраженье.
Тебе владыка приказал: «Иди,
Дорогу Совашаху прегради!»
Сего приказа понял ты коварство?
С таким, как я, владыкой государства,
Кто вздумает сраженье повести?
Со мной, что гору встретив на пути,
Слонов и воинов могучих двинет,
И сразу эту гору опрокинет!»
Бахрам не ждал такого хвастовства,
Он смехом отвечал на те слова:
«Когда желает втайне мой властитель,
Чтобы в бою погиб его воитель, —
Желанием подобным шахиншах
Мой жалкий возвеличивает прах».
Вернулся к Совашаху царедворец,
Поведал то, что молвил ратоборец.
К Бахраму вновь гонца послал Сова:
«Скажи: «К чему нам громкие слова?
Зачем приехал ты на поле боя?
Проси у нас, что хочешь, и любое
Исполню я желание твое.
Пришли с гонцом послание свое».
Сказал гонец: «Сломи свое упорство.
Знай: от тебя не требует покорства
Владыка, доброю ведом звездой, —
Лишь тайну сердца ты ему открой».
«Тот не торгуется, кто жаждет мира, —
Гласил ответ. — Когда с владыкой мира
Ты вправду хочешь заключить союз, —
Желанным гостем будешь ты, клянусь,
Почетным гостем будешь ты в Иране,
Достигнешь исполнения желаний.
Твоих бойцов я щедро одарю,
Вручу я каждому богатырю
Серебряную, золотую чашу,
Вельмож я кушаками опояшу.
Мой шах, желая друга обрести,
С тобою встретится на полпути,
Ты будешь принят им достойно сану,
Когда вражды не выкажешь Ирану.
Но если ты с войной пришел сюда,
То знай: погнал ты утлые суда,
В сражение вступил себе на горе, —
Чудовище тебя проглотит в море.
В степях Герата гибель ты найдешь,
Своих бойцов погубишь и вельмож,
А если повернешься к нам спиною,
Разверзнется земля перед тобою,
А в спину будут бить и дождь, и град, —
Навряд ли возвратишься ты назад».
Услышал Совашах слова Бахрама,
И от обиды вспыхнул он и срама,
Не думал он, что воин так суров,
Похолодел от тех холодных слов.
Сказал гонцу: «К нему помчись ты снова,
Пусть черный див мое услышит слово:
«Ты в этой не прославишься войне,
И пользы никакой не будет мне,
Когда тебя в сраженьи уничтожу.
Хотя ты корчишь знатного вельможу, —
Как твой властитель предо мной — ничто, —
Пред худшим ты моим слугой — ничто!
Но если, низкий, гордость ты отбросишь,
Но если милости моей попросишь,
Возвышу я тебя над всем двором,
Несчетным одарю тебя добром,
Тебя, как венценосца, опояшу,
Оружием твоих бойцов украшу».
Бахрам ответствовал гонцу: «Ступай,
И вот что Совашаху передай:
«Пусть в низости я должен был родиться, —
Той низости мне нечего стыдиться.
Ормузд, всю низость увидав твою,
С тобой стыдится встретиться в бою,
Но я хочу войны, хотя я низок,
И помни: твой конец позорный близок.
Тебя мой правый покарает меч,
И голову твою снесу я с плеч,
Но своего копья не обесславлю:
Ормузду голову твою отправлю,
Я на копье не подниму ее,
Дабы не опозорилось копье.
Узнай: тогда лишь низость совершу я,
Когда тебя, ничтожного, прощу я.
Теперь у нас один язык: война,
Теперь тебе погибель суждена.
Дракон на знамени иранском вышит, —
Огнем он пышет, ненавистью дышит.
Мне шлем и голова твоя нужны:
То будут моего меча ножны!»
Гонец, жестокое услышав слово,
Вернулся к своему владыке снова.
То слово Совашаха обожгло,
Разгневанное поднял он чело.
Главы Турана клич раздался бранный.
Повсюду загремели барабаны,
Повсюду пыли выросли столбы,
Повсюду поднимался звук трубы.
Узнав, что двинул войско враг опасный,
Что степь от пыли стала желто-красной,
Отвагой препоясался Бахрам,
Сесть на коней велел богатырям.
Он пеших лучников вперед направил,
А меченосцев по бокам поставил,
Имея крепость за своей спиной…
Сказал бы ты: весь мир одет броней!
Стояла стройно каждая дружина,
Бойцы слились, казалось, воедино.
Была Герата крепость — позади,
Была врага свирепость — впереди.
Обозревал противник поле брани.
Увидел Совашах в иранском стане
Единодушие, порядок, строй,
И крепость за бахрамовой спиной.
А войско турков, со слонами вместе,
Скопилось в тесном, неудобном месте.
Своим воителям сказал он так:
«Герата крепость занял хитрый враг,
Он рать свою поставил нам на горе,
Стесниться нас заставил в междугорье»
Построил Совашах свои войска.
Взметнулись тучи пыли и песка,
И заклубился воздух мутно-синий.
Построил сорок тысяч в середине
Храбрейших копьеносцев и стрелков,
Сильнейших меченосцев-седоков,
И справа — сорок тысяч самых смелых,
И слева — сорок тысяч мощнотелых,
И сорок тысяч всадников в тылу.
Еще прибавим к этому числу
И запасные грозные дружины,
Заполнившие узкие лощины,
А впереди военные слоны
Стояли наподобие стены,
Бойцам Ирана преградив дорогу.
Но Совашах был погружен в тревогу,
Предчувствуя, что час его пришел,
Что будет втоптан в прах его престол.
И озирая тесное пространство,
Он проклинал судьбы непостоянство.
