Хосров вернулся во дворец кайсара.
Ему вручил письмо гонец кайсара:
«Хосров! Хотя в чужой державе ты,
Потребовать, что хочешь, вправе ты.
Ты будешь в безопасности повсюду.
Союзник твой, — твоей опорой буду.
Чиста моя душа. Велик и горд,
Мой Рум перед тобою распростерт.
Страну ремесел ты возьми в жилище.
Я ни покоя не вкушу, ни пищи,
Пока тебе я не смогу послать
С оружием воинственную рать».
Избавясь от сомнений, торжествуя,
Густахма царь к себе призвал, Болуя,
Шапура, Андиёна-смельчака,
Харрода, опытного старика.
Властитель молвил им слова такие:
«Скорей садитесь в седла дорогие,
Коней покрыв попоной золотой,
Украсив их китайскою парчой,
К кайсару отправляйтесь на рассвете.
Он спросит, — разум пусть блеснет в ответе:
Посланец должен быть умен, учтив,
Сладкоязычен и красноречив.
Поедет в поле властелин державы,
Чтоб в играх состязаться для забавы, —
В човган играя, напрягая лук,
Должны вы победить румийских слуг:
Пусть видят все, пусть все поймут заране,
Что львам подобны витязи в Иране».
Писец принес, едва Хосров замолк,
И черный мускус, и китайский шелк,
Чтобы кайсару светлое посланье
Затмило солнца райского сиянье:
Ведь при кайсаре — много мудрых слуг,
Философов, ревнителей наук,
Познавших все достаны, все преданья,
Все книги от начала мирозданья.
Да не коснутся слуха их слова,
Чей цвет поблек давно, чья суть мертва,
Да будет в этой грамоте чудесной
Просторно мыслям, а реченьям тесно!
Затем Харроду приказал Хосров:
«Среди вельмож румийских и писцов
Моим ты будешь языком и оком.
Когда кайсар в собрании высоком
Речь поведет про дружбу и союз,
О прочности нерасторжимых уз, —
От моего лица ему ответишь,
А если нечто важное заметишь, —
В ответ словам хорошим и дурным
Стань верным переводчиком моим.
Умело разберись ты в каждом средстве,
Которое нас отвратит от бедствий.
Запомни все, что ныне говорю,
И отдыха не знай, служа царю».
Мужи совета, выслушав Хосрова,
Благословили шаха молодого:
«Лишь ты один достоин быть царем!» —
И понеслись к кайсару впятером.
Когда кайсар узнал, что утром рано
Приехали посланцы из Ирана,
Он встретить повелел с почетом их,
Чтоб войско привело к воротам их.
Сиянием, невиданным дотоле,
Сияя на эбеновом престоле,
На голову кайсар надел венец,
Он приказал украсить свой дворец
Румийскою парчою несказанной,
Поднять велел он полог златотканый.
Душой чисты и помыслом светлы,
Явились именитые послы,
Блистая золотыми поясами,
Сверкая драгоценными венцами.
Воинственный Густахм пошел вперед,
А замыкал их шествие Харрод,
Шапуру, Андиёну и Болую
Путь уступив… Приблизившись вплотную,
Склонились пред властителем послы
И вознесли ему слова хвалы,
Рассыпав жемчуга сладкоязычья.
Сперва кайсар, исполненный величья,
О шахе, об Иране их спросил,
О межусобной брани их спросил.
Тогда Харрод, главу склоняя долу,
С письмом Хосрова подошел к престолу.
Кайсар, спросив о трудностях пути,
Велел четыре кресла принести.
Послы уселись, оглядев собранье.
Один Харрод стоял, держа посланье.
Спросил кайсар: «Скажи, принесший весть,
Зачем внизу ты не желаешь сесть?»
«Хотя, — Харрод ответствовал без страха, —
Не получил приказа я от шаха,
Чтоб я сидел перед твоим лицом, —
Достойным окажусь ли я послом,
Когда внизу я сяду, оскорбляя
Письмо царя и честь родного края?»
Сказал кайсар: «Садись передо мной
И тайну повелителя открой».
Тогда Харрод напомнил громогласно
О том, что в мире все творцу подвластно:
«Не он ли нас душою одарил?
Не он ли Каюмарса сотворил?
Прошли века, — он витязя отличил,
Над всеми Феридуна возвеличил,
Явился тот источником щедрот, —
Ты тоже от него ведешь свой род!
От бога — свет, и разум, и отрада.
Он дал венец потомкам Кай-Кобада,
Да навсегда избавятся от бед,
Да милостив пребудет к ним Изед!
Теперь пришел смутьян с толпой смутьянов,
Пришел — и захватил престол Каянов.
Нет у него ни славы, ни венца,
Ни божьей благодати, ни дворца,
Защиты от него прошу! Доколе
Терпеть раба мы будем на престоле?
Лишь тот наш царь, чей предок — Кай-Кобад,
Кто знатностью, кто славою богат.
Вы исцелите нас от тяжкой боли,
Восстановите шаха на престоле.
Несправедливость наши дни мрачит.
Мы пред простым и знатным впали в стыд,
Затем, что мы в страдальцев превратились,
Из-за раба в скитальцев превратились!»
И как цветок шафрана пожелтел
Кайсар, постигнув трудный их удел.
От горьких слов богатырей Ирана
Роса блеснула на цветке шафрана.
