Вдобавок 2-я Армия, включающая в себя шесть танковых и две пехотные дивизии, должна была ударить по кончику «большого пальца» и отвлечь внимание советских войск от места основного сражения.
Однако полковник Ягер увидел советские танки раньше, чем ожидал: два Т-34 ехали к нему, держась примерно в ста метрах друг от друга. Нормальный командир приказал бы в подобной ситуации снизить скорость и, лишь подождав подкрепления, кинулся бы на врага. Но Ягер не был «нормальным» командиром.
— Быстрее вперед! — приказал он.
Как и предполагал полковник, на него нацелились громадные стволы пушек, похожих на телеграфные столбы. Однако русские наводили слишком медленно, ибо меньше всего ожидали, что «Пантера» помчится на них как оголтелая и проскочит между ними в щель в каких-нибудь пятидесяти метрах.
Пушки русских танков пришли в движение, целясь в самое уязвимое место «Пантеры» Ягера. Но полковник рассчитал правильно. За секунду до вражеского выстрела он опять приказал:
— Шпарь в том же направлении! Выкладывайся, не жалей сил. Мчись как угорелый!
«Пантера» рванулась вперед, танкист жал изо всех сил. Пушки Т-34 не поспевали за танком Ягера. Полковник был уже на полпути к цели, когда советские командиры осознали, что безумец пытается проскочить между ними.
Они скомандовали наводчикам развернуть пушки на 90°. Орудия начали поворачиваться… А Ягер стремительно несся вперед. Советские командиры отдали приказ одновременно:
— Огонь!..
Но Ягер уже успел проскочить. Орудия танков Т-34 оказались направленными друг на друга. Просвистев на волосок один от другого, снаряды поразили цель. Ягер оглянулся и увидел, что танки загорелись; из орудийных башен вырывались языки пламени. Он же пока еще не сделал ни единого выстрела.
— Двигайся в том же направлении…
Раньше, когда русские танки еще только приближались к нему, полковник успел заметить, что они сперва шли друг за другом, а потом разделились, чтобы уменьшить вероятность поражения. Ягер отчетливо видел отпечатки их гусениц и направил свою «Пантеру» по следам советских танков.
Минные поля! Этого постоянно боится любой танкист. Поехав по следам подбитых Т-34, Ягер мог быть уверен, что мины ему не страшны. И буквально через несколько секунд он убедился в собственной мудрости, ибо раздалась целая серия взрывов.
Слева и справа от него вышли из строя три «Пантеры». У одной слетели гусеницы, и она неподвижно застыла на поле боя. Два других танка, нарвавшись на мины, загорелись. Ягер обратился по рации к экипажам уцелевших танков:
— Поезжайте по моим следам. Я проведу вас сквозь минное поле.
Отдавая приказ радисту, Ягер понял, что начинает волноваться. Он вдруг инстинктивно почувствовал, что творится нечто странное. МИННЫЕ ПОЛЯ?..
Русские за одну ночь установили по меньшей мере сорок тысяч мин, каждая из которых могла вывести из строя танк типа «Пантера» или «Тигр».
Они заминировали все территории, по которым должны были продвигаться танковые дивизии. На рассвете второго июля в Кремле Сталин наконец решил поверить донесению Дятла. Получив приказ действовать, советские генералы перестроили всю оборону Курской дуги и превратили это место в грандиознейшую западню, равной которой еще не было в мировой истории.
Немцы, однако, сражались яростно. Пикирующие бомбардировщики «Штукас», вооруженные пушками, метались над полем боя и умудрились подбить довольно много советских танков. Танковые бои развернулись на огромной территории, но план Гитлера утратил главный элемент: эффект неожиданности.
Не нужно особого мастерства, чтобы выиграть сражение, если заранее знаешь планы противника. Два человека, действительно выигравшие решающее сражение в истории второй мировой войны, не присутствовали на поле битвы. Дятел был в Восточной Пруссии, в Волчьем Логове. А пожилой, убого одетый Рудольф Ресслер — в Люцерне.
Но даже при таком стечении обстоятельств битва на Курской дуге не стала для русских увеселительной прогулкой. Яростные бои длились с пятого по двадцать второе июля, и Курская дуга превратилась в огромный погост. Обе стороны понесли огромные потери. Немецкие врачи называли свои полевые лазареты бойнями.
И ночами, и долгими летними днями оглушительно громыхала артиллерия, стреляли танки, падали бомбы. Над землей страшно надругались, превратили ее в пустыню, усеянную обломками самолетов, танков и изувеченными трупами солдат.
Полковнику Ягеру удалось уцелеть и даже спасти Шмидта. Уже две «Пантеры», на которых сражался полковник, сгорели, он пересел на третью и вдруг заметил, что Шмидт, сраженный снайперской пулей, бессильно повис на краю башни.
— Стойте! — скомандовал полковник.
Спустившись на землю, где творилось Бог знает что, он побежал к Шмидту, и тут танк его помощника подорвался на мине. Большой кусок гусеницы соскочил и упал. Лежавший на боку Шмидт поднял голову.
— Уходите, полковник! Меня подберут санитары…
— Помалкивайте и лежите смирно!
Ягер сгреб Шмидта в охапку и потащил к своему танку. Он уже совсем было добрался до цели, как вдруг почувствовал удар в ногу. Однако полковник не обратил на это внимания и приподнял Шмидта, помогая нагнувшемуся радисту затащить раненого лейтенанта в люк.
— Полковник! Ваша нога! — прокричал радист, перекрывая оглушительный, ни на миг не смолкавший грохот.
— Затащите Шмидта в танк! А я сам залезу. Это приказ…
Брюки на бедре уже намокли от крови, и ногу пронзала острая боль. Над ухом Ягера просвистела еще одна пуля. Опять этот проклятый снайпер! Стиснув зубы, полковник проворно забрался на орудийную башню, влез в люк и задраил его.
— В Волчьем Логове есть шпион, и, черт возьми, я выведу мерзавца на чистую воду, когда выберусь отсюда! — сказал неделю спустя Ягер своему помощнику Шмидту, лежавшему на соседней койке в военном госпитале.
Используя имя фюрера, полковник СС добился, чтобы их обоих отправили в мюнхенский госпиталь. Он специально выбрал это место.
— А почему вы теперь так уверены? — спросил Шмидт.
— Да из-за истории на Курской дуге!
— Ну… мы проиграли битву, но это не значит, что война проиграна!
— Боюсь, дружище, — мрачно проговорил Ягер, — что ничего другого это не означает. Под Курском — поверьте, я не оригинальничаю — произошел исторический перелом. Мы ДОЛЖНЫ БЫЛИ победить, но большевикам каким-то образом удалось узнать наши планы. Я потом высказал свое мнение в присутствии фельдмаршала фон Клюге, и он со мной согласился. Фюрер был прав: в Волчьем Логове затаился крупный советский шпион.
— Но вы все равно ничего не можете с этим поделать, — пожал плечами Шмидт.
Они лежали вдвоем в небольшой палате, и оба быстро поправлялись от полученных ранений. Ягера ранили в правое бедро, пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от старой раны, которую он получил в сороковом году, в конце французской кампании.
Доктор предложил списать его после выздоровления по инвалидности. Дескать, Ягер перенес столько лишений, что организм истощен. В ответ Ягер чуть было не уложил на больничную койку самого доктора. Схватив трость, прислоненную к кровати, полковник откинул одеяло и спустил на пол здоровую ногу.
— Вы, может быть, очень хороший врач, но зато никудышний психолог! — прорычал он. — Мне еще предстоит одно дело… особого свойства… И клянусь Господом Богом, я его сделаю!
Ягер грозно взмахнул тростью. Потом стащил с постели забинтованную правую ногу, встал и, опираясь на палку, сердито заковылял вперед. Доктор попятился назад и отступал до тех пор, пока не ткнулся в стену.
— Полковник, вам нужно лежать…
— Мне нужно в «Бурлящий Котел»! Я должен напасть на след, который приведет меня к человеку, чьими стараниями я оказался здесь… к человеку, из-за которого тысячи моих товарищей валяются мертвыми в пыли под Курском, а над ними роятся мухи! Я прошу вас об одном, доктор: поскорее поставьте меня на ноги…