В Палестине же Влацек обещал отдать «Штерну» винтовки, украденные со складов британской армии за то, что «Штерн» покончит с Линдсеем. В злобном вихре войны общемировой валютой стали не деньги, не золото, а оружие.

Едва Моше уехал на своем мотоцикле, Влацек подал условный знак. Двойная дверь одного из домов в глубине пустынного двора открылась. Внутри оказался фургон побольше, без номеров. Его задняя дверь была распахнута. Из двух толстых досок соорудили помост, чтобы заехать в машину.

Влацек сел за руль фургона поменьше, груженного винтовками и патронами. Ловко проехав по двору, он взлетел по импровизированному помосту и загнал машину в большой фургон. Другой человек закрыл створки дверей и побежал к кабине.

Через несколько минут после отъезда Моше большой фургон проехал под аркой, которая вела на безлюдную улицу. Не нарушая скорости, он двинулся по лабиринту улочек и добрался до другого двора, расположенного в нескольких милях от первого. Там фургон припарковали в очень похожем здании.

Влацек вышел из большого фургона и стряхнул с одежды пыль. Он не хотел рисковать: вдруг «Штерн» устроит налет на тот двор и попытается завладеть оружием, не выполнив уговор? Как и в Югославии, здесь никто никому не доверял.

— Завтра в одиннадцать утра, — сказал Ридер, убирая телескопическую антенну своего радиопередатчика, — они пришлют «дакоту». Да поможет нам Бог! Будем надеяться, что у нее не отвалятся крылья…

— А они твердо обещали прилететь? — спросила Пако. — Обязательно?

— Да, обязательно. Я дал им все ориентиры. Леди, вам, по-моему, нужен билет… только тогда вы поверите.

— Ты прекрасно знаешь, черт побери, что нам столько морочили голову…

— Они прилетят. Линдсей им нужен. Один тип специально приезжает, чтобы с ним встретиться.

— Что за тип? — насторожился Линдсей.

Уже совсем стемнело. Линдсей, Пако и Гартман сидели прижавшись друг к другу в пещере и ждали возвращения Ридера, который ушел со своим радиопередатчиком на скалу, высившуюся на самом краю плато. Снегопад прекратился, это внушало хоть какую-то надежду. Однако было зверски холодно. А костры жечь не разрешалось. Хелич запретил зажигать огонь.

— Я ничего не могу вам сказать, пока мы не сядем в самолет и не смоемся отсюда, — отрезал Ридер. — Таковы инструкции.

Сказав это, он залез в самодельный спальник.

— Чьи инструкции? Куда мы полетим? К чему такая таинственность?

Линдсею стало не по себе. Он не мог объяснить, в чем дело, но чувствовал, что творится неладное. Ридер свернулся калачиком и сказал, даже не пытаясь скрыть раздражения:

— Я так понимаю, в целях безопасности. Ладно, приятель, ты дашь мне поспать или будешь долдонить всю ночь? Тебе завтра предстоит тяжелый день. Да и всем нам, кстати, тоже.

— Операция начнется в одиннадцать, — сообщил Шмидт Ягеру, положив телефонную трубку. — Мне только что сказал сам Штернер.

— Я знаю. — Полковник подписал последнюю бумагу, отодвинул от себя листок, потянулся и зевнул. — Я сам выбрал это время для атаки. Не на рассвете, как обычно: они тогда начеку. А в одиннадцать они расслабятся, решат, что еще один день пройдет тихо-мирно… Я так устал, что готов заснуть прямо на стуле…

— Нет-нет, вставайте! — сказал Шмидт. — Я принес раскладушки не для того, чтобы они служили украшением комнаты.

Ягер встал, расстегнул мундир, сел на раскладушку и снял десантные сапоги. Он еще утром надел их, чтобы привыкнуть. Мягкие, удобные сапоги могут спасти парашютисту жизнь.

Растянувшись на постели, он укрылся армейским одеялом. Затем повернул голову и, прежде чем закрыть глаза, поглядел на Шмидта.

— Значит, завтра в одиннадцать! Спите крепко.

Добравшись до Констанца, генерал Вальтер Шелленберг пересек на машине швейцарскую границу. Он бы в жизни не догадался, что попал в другую страну, если бы не проехал через пограничный пункт. Констанц — это одна из географических диковинок Европы. Город в буквальном смысле слова расколот надвое. Северный район принадлежит Германии, а южный — Швейцарии. Шелленберг — он был в штатском, причем одет весьма щеголевато — сидел на заднем сиденье «мерседеса»; окна машины были занавешены. На границе они простояли не больше минуты. Бригадир Массон выслал им навстречу адъютанта, благодаря которому они обошлись без соблюдения обычных формальностей.

Поздним вечером, в кромешной тьме — ночь выдалась безлунная — «мерседес» доехал до маленького городка под названием Фрауэнфелд. Бригадир Массон ждал своего гостя в комнате на верхнем этаже гостиницы «Винный погребок».

Стол был уже накрыт к ужину. Массивные серебряные приборы. Изысканный хрусталь, искрившийся при свете свечей. Любимое вино Шелленберга в ведерке со льдом, поставленном на треножник… На стенах, обшитых деревом, плясали слабые отблески свечей.

— Дорогой бригадир Массон! Как я pад снова с вами встретиться! Если бы вы знали, как я отдыхаю душой, посещая Швейцарию. На несколько часов мне удается отрешиться от всех моих забот и треволнений.

Шелленберг был обворожителен и оживлен, его добросердечие подкупило бы кого угодно, но только не такого осторожного человека, как шеф швейцарской разведки.

Массон был настроен совсем иначе. Он учтиво приветствовал немца, однако держался сдержанно и отчужденно, почти холодно. Шелленберг отнюдь не был бесчувственным чурбаном и тут же ощутил, что обстановка по сравнению с его предыдущим визитом изменилась, однако не подал виду. Они сели ужинать.

— Я тут недавно видел картину Рубенса… совершенно случайно… потрясающее творение великого гения…

Шелленберг ел и пил с наслаждением, как истинный гурман. И беседовал на всякие умные темы. Картины старых мастеров. Произведения Гете. Новый французский роман. Музыка Бетховена. Массон молча слушал, вперив голубые глаза в выразительное, подвижное лицо немца.

Только когда обед был закончен и они уселись в кресла у камина, в котором горело, потрескивая, большое полено, что-то прояснилось. Слуги удалились, и Шелленберг понял, что, пока Массон их не позовет, они больше не появятся. Немец поднял пузатую рюмку, в которую был налит отличный, выдержанный коньяк «Наполеон», и посмотрел его на просвет. Затем проговорил, не отрывая взгляда от рюмки:

— Жизнь фюрера в опасности. Из-за вас! Вы укрываете советского шпиона, который передает в Москву наши государственные тайны. Как зовут советского шпиона, окопавшегося в ставке фюрера? Я приехал, чтобы узнать его имя.

Джок Карсон сидел за голым деревянным столом в кабинете, который предоставил ему в полицейских казармах сержант Аллигатор. В открытом окне виднелись огни Иерусалима, в этом городе не соблюдалось затемнение.

В густом ночном воздухе витал слабый запах пороха, неизменно ассоциировавшийся в представлении Карсона со смертью. Было отвратительно сыро. Карсон глядел на стол: гладко отполированная столешница была в застарелых чернильных кляксах. Карсон уже примерно час ждал звонка из Каира. Едва телефон зазвонил, он схватил трубку.

— Карсон слушает. Это вы, Харрингтон? Мы разговариваем по прямому армейскому телефону. У вас есть новости?

— Похоже, нам кое-что удалось разузнать. — Голос Харрингтона был еле слышен, но Карсон все равно уловил в нем торжество.

— Ради Бога, не томите!

— Помните, вы мне дали список людей, остановившихся в гостинице «Шарон»? В общем, я сверил его с записями в регистрационном журнале «Шеферда». Кроме Стендиша, мне попалось еще Одно знакомое имя. Влацек. «В» значит Виктор.

— Сколько времени он пробыл в «Шеферде»?

— Две ночи. Накануне приезда Стендиша и когда тот уже был в отеле.

— Жалко, что мы не знаем, когда Стендишу стало известно о поездке. А кто такой Влацек? — спросил Карсон.

— Весьма респектабельный поляк, работает в отделе пропаганды. Он пришел из России вместе с генералом Андерсом.