— Но это же классический маневр при допросе: затеять свару и прервать разговор, когда почувствуешь опасность!

— Да нет, он еще просто тут не акклиматизировался. Ведь он попал сюда несколько дней назад.

— Ты в этом уверен? Милич нашел его неподалеку от нас. Но никто не видел, как он опускается на своем парашюте. Парашют — это явно его слабое место. И вообще, почему он позволяет себе называть меня твоей подружкой?

Этот вопрос, заданный как бы невзначай, застал Линдсея врасплох. Пако стояла почти вплотную к нему. Для него было сущим мучением чувствовать ее близость… Эмоции, которые он так упорно подавлял, вдруг выплеснулись наружу. Все заслоны полетели к чертям… Будь проклят Ридер и его небрежно брошенные слова!

Линдсей замер, не глядя на Пако. Она молча ждала. Он знал, что она наблюдает за ним не менее пристально, чем недавно наблюдала за Ридером. Линдсей достал пачку сигарет — одну из немногих, что у него оставались в запасе, — и прикурил, защищая ладонью огонек от ветра.

— Можно мне тоже сигарету? — тихо спросила Пако.

— Пожалуйста, бери…

Он хотел было положить сигарету ей в рот, но воздержался, решив, что даже такой жест может показаться слишком фамильярным. Линдсей протянул Пако сигарету и с удовольствием отметил про себя, что руки у него, слава Богу, не трясутся. Ад, сущий ад — да и только! Пако сделала несколько коротких, торопливых затяжек, а потом… потом открыла ящик Пандоры.

— Линдсей, ты мне нравишься… — Она немного помолчала. — Даже очень. Но не больше того. Извини…

— Я к тебе отношусь так же…

Линдсей сам не знал, как ему удалось выдавить из себя эту фразу. Он с тревогой подумал, что голос его звучит неестественно, натужно. А ведь Пако была такой проницательной! Бог свидетель, он сделал все возможное, чтобы скрыть свои чувства. Но если она будет продолжать в том же духе, он не выдержит.

— Ты по-прежнему избегаешь моего взгляда…

— Нет, я просто смотрю на Ридера, вон он там слоняется. Ты же сказала, чтобы я не доверял ему.

— Ага, меняешь тему разговора? А дальше что ты сделаешь? Попытаешься поссориться, затеять свару?

Линдсей резко повернулся к ней и поглядел в упор.

— Что тебе от меня нужно?

— Пойдем-ка прогуляемся. Я хочу с тобой поговорить.

Пако взяла Линдсея под руку, и он, замирая, почувствовал, как она слегка прижалась грудью к его локтю. Пако старалась шагать в ногу с Линдсеем, говоря на ходу:

— Ты очень мало меня знаешь. Другие, кстати, тоже. Мне кажется, война сделала меня совершенно бесчувственной. Я видела столько ужасов, что мне уже все НИПОЧЕМ. Это меня тревожит… тревожит больше, чем ты себе представляешь, Линдсей. Я знаю, что ты ощущаешь… И хотела бы отвечать тебе взаимностью. Но — нет, увы! А покувыркаться наспех в стогу сена, когда стемнеет, — это не поможет ни тебе, ни мне. Я думала, что лучше поговорить об этом открыто. Но ошибалась. Теперь мне это понятно. Война — не самое увлекательное занятие.

Пако выпустила его руку, наклонилась, чтобы погасить сигарету о камень, и положила окурок в карман. Затем произнесла совсем другим, будничным тоном:

— Это первое правило партизана. Не оставляй следов, чтобы тебя не обнаружил враг!

Сказав это, Пако ушла… она шла медленно, величаво… Выглянуло солнце. Аккуратно причесанные волосы девушки заблестели в его лучах. Никогда еще Линдсей не желал ее так страстно.

Линдсей остановился на краю пропасти. Каменная стена обрывалась на тысячу футов вниз. Огромные валуны у ее подножия казались с такой высоты мелкой галькой.

Он хотел разобраться в своих мыслях. В его памяти и в дневнике хранится бесценная информация, которую он обязан доставить в Лондон. Она настолько важна, что может даже повлиять на исход войны. Главнейшая его цель — вернуться на территорию, контролируемую союзниками.

Однако это служило ему слабым утешением. Линдсей чувствовал себя униженным. Пако знала о его чувствах! Теперь он понимал, что пока она притворялась, будто ни о чем не догадывается, он еще держался. А сейчас — все, сломался!.. Как часто он представлял себе их любовные объятья! Представлял во всех подробностях… и Пако в его грезах отвечала ему взаимностью.

— Мы можем сейчас тихонько улизнуть, подполковник. Я нашел щелочку, что ведет прямо в долину…

Это был сержант Ридер. Конечно же, он.

— Этот идиот полковник, что ведет нашу колонну, заслуживает расстрела, — сурово сказал Шмидту Ягер. — Югославия — это вам не Франция и даже не Россия. Чтобы понять, как здесь следует вести военные действия, надо вернуться во времена Наполеона и герцога Веллингтонского, к войне на Пиренейском полуострове. Полковник заведет нас в западню!

— Хорошо хоть, что вам удалось убедить его перевести минометы в хвост колонны, — откликнулся Шмидт.

— Пришлось размахивать приказом, подписанным фюрером, — проворчал Ягер. — Посмотрите на местность. Здесь надо разбиться на отдельные группы, а он согнал всех в одну кучу.

Они находились южнее Загреба. Начал опускаться туман, похожий на зловещее облако. Бронетанковая колонна, включавшая танки, самоходные орудия и мотопехоту, втягивалась в узкое, извилистое ущелье с крутыми высокими стенами. Ягер нахмурился и взялся за бинокль, висевший у него на шее: он хотел разглядеть вал из огромных глыб на краю правой стены.

Они ехали в машине, замыкавшей колонну. Непосредственно перед ними тащились два крытых брезентом грузовика с минометами. Стояла тишина, нарушаемая только урчанием медленно идущих машин. Ягер сидел, выпрямившись, как статуя, и внимательно изучал в бинокль каменный вал, вознесшийся высоко над ними.

— Что-то есть странное в этих чертовых глыбах, — сказал он Шмидту. — Взгляните сюда.

— Куда? — переспросил Шмидт, глядя в бинокль.

— Нет ли там наверху каких-нибудь признаков движения? Эта гряда выглядит как-то неестественно. Валунов слишком много. Они слишком ровно выстроены. И к тому же собраны на самом краю обрыва! Этот свихнувшийся идиот Шренк обязан был выслать разведчиков, прежде чем заводить всех в ущелье. Судя по карте, оно примерно четыре километра длиной. Не нравится мне все это…

Ягер и Шмидт присоединились к колонне, потому что это был единственный способ проникнуть в глубь Югославии. Ягер надеялся получить информацию от пленных партизан; он хотел расспросить их о Линдсее и о девушке, которую когда-то принял за баронессу.

Колонна Шренка проводила карательную операцию. Они искали неуловимую Бригаду Амазонок. Информатор сообщил, что Бригада прошла здесь несколько часов назад. Ягер, отличавшийся скептицизмом и подозрительностью, не пользовался популярностью в колонне.

— Этот информатор, — допытывался он, — из местных?

— Серб, — ответил Шренк. — Жаден до денег. Раньше его сообщения всегда оказывались правдивыми.

— И что, теперь мы обязаны верить ему всегда?

Шренк вскипел, и полковники не общались уже семь часов, с момента выхода колонны. Вдоль колонны проехал нарочный на мотоцикле: он вез «доказательства» того, что они на верном пути. Доказательствами служили рваные женские панталоны из грубой ткани и партизанская шапка с красной звездой и прядью женских волос.

— Очень кстати! — только и сказал Ягер.

— И все же я думаю, нам стоит сейчас оторваться от партизан, — повторил Ридер, обращаясь к Линдсею. — Вот-вот стемнеет. Проход, который я обнаружил, никто не охраняет.

Линдсей осторожно огляделся. Похоже, Ридер был прав. Смеркалось очень быстро, как обычно бывает в этих краях. Среди партизан, которые собрались по настоянию Хелича за грядой больших валунов, царило какое-то оживление.

Они были вооружены толстыми деревянными шестами, которые, судя по всему, были намерены использовать в качестве рычагов. Партизаны подсовывали концы шестов под валуны, лежавшие на краю обрыва над ущельем, по которому недавно прошла Бригада Амазонок.