— Возьмитесь вы за это дело, Евстигнеич, — попросил Сердюк, — но только с жаром. В любую ночь могут начать прибывать люди.

— Я сразу понял, что работенка по мне. Что там наверху — ночь или день? Запутался в этих потемках…

Сердюк посмотрел на часы.

— Вечер.

— Вот и хорошо. Сейчас на-гора вылезем, в мартене инструмент заберем. Он там же, в шлаковике третьей печи? — спросил обер-мастер Сашку.

— Там же.

— Тогда я пошел землеустройством заниматься.

Ветер с востока все чаще и чаще приносил звуки канонады. С крыш высоких домов по ночам можно было видеть орудийные вспышки — яркими зарницами освещали они горизонт.

Разноязычная орда воинов «третьей империи» хлынула из города. Улицы опустели, даже полицаи попадались редко. Только солдаты гарнизона расхаживали по мостовой, и то лишь днем. Ночью они отсиживались в подворотнях домов, в пустых зданиях, боясь нападения партизан, но все равно то здесь, то там с наступлением утра жители обнаруживали трупы гитлеровцев.

В одну ночь смельчаки ликвидировали в разных концах города три патруля — девять солдат. Комендант не мог найти виновных, но не оставил это без последствий. Семьи, жившие в домах, против которых валялись трупы гитлеровцев, были повешены на деревьях.

Такое дерево увидел Саша. Мелкие ветви широко разросшегося тополя были обрублены, чтобы листья не заслоняли казненных. К стволу выше всех был привязан проволокой пожилой рабочий с простреленной головой. Чуть пониже висела седая женщина с вымазанными тестом руками — ее схватили, очевидно, в тот момент, когда она замешивала хлеб. На одной ветке, слегка раскачиваясь от порывов ветра и поворачиваясь в разные стороны, висели девочка лет тринадцати с белыми бантами в тощих косичках и ее брат, худенький мальчонка с перекошенным синим лицом. А еще ниже был подвешен за ноги голенький грудной ребенок.

Сашка бросился бежать прочь от этого места, но, почувствовав, что у него закружилась голова и он вот-вот упадет, прислонился к забору и долго стоял, ухватившись за доски. Огромный твердый ком застрял в горле, мешал дышать. Бешенство душило его. Он с силой сжал доски забора и не удержался, навзрыд заплакал. Какая-то женщина вышла из дома, посмотрела на него, снова вернулась в дом и принесла кружку холодной воды. Саша едва разнял затекшие пальцы и выпил воду, с трудом делая глотки.

— Родные? — участливо спросила женщина.

— Родные, — машинально ответил Сашка и побрел прочь.

Две ночи после этого все патрули благополучно возвращались в казармы. Но вот не вернулись три гитлеровца, а затем шесть. Их не обнаружили нигде ни живых, ни мертвых, — солдаты исчезли бесследно.

Как и предполагал Сердюк, гитлеровцы усилили охрану военных складов на территории завода. Их обнесли колючей проволокой, утроили число часовых. На ночь вдоль заграждений привязывали сторожевых собак. Все пробоины в стенах складов были заделаны, железные ворота отремонтированы, и ночью около них стояло отделение автоматчиков.

Линия фронта приближалась непрерывно. Гул канонады уже был слышен и днем. Эвакуация складов могла начаться в любой час, наступило время действовать.

Ночью Павел Прасолов и Николай провели из подземного зала бесконечными тоннелями двадцать человек к складу. Одно обстоятельство очень тревожило Павла — не установили ли гитлеровцы охрану внутри склада? Если установили, то операция была обречена на провал, да и не только операция. Застав их в складе, часовые обнаружили бы подземное хозяйство, и полтораста человек попались бы, как суслики в поре.

Павел слышал, что на одной шахте гитлеровцы задушили газом укрывшихся подпольщиков. «Нет, наверное, не догадаются, — успокаивал он себя, пробираясь по подземному лабиринту. — Порядки у них больно уж штампованные. Привыкли охранять снаружи».

Пробравшись с людьми под склад, он долго прислушивался, потом осторожно приподнял домкратом плиту и прислушался снова. В складе было тихо. Только ветер в своем неудержном желании буйствовать громыхал на крыше сорванными листами железа да протяжно завывал в стропилах.

Плиту приподняли выше, Николай скользнул в щель. В кромешной тьме он осторожно двинулся вперед, нащупывая руками проходы между штабелями ящиков — ему было дано указание обойти склад и проворить, нет ли где засады.

Николай шел босиком по чугунным плитам пола. Геометрически правильное расположение штабелей облегчало ориентировку, и он скоро вернулся, притащив с собой небольшой, по очень тяжелый ящик. Ящик отнесли подальше от поднятой плиты и вскрыли зубилом. В нем оказались какие-то запасные детали.

В следующий раз за Николаем полезли девять человек. Павел Прасолов приказал им брать ящики из разных штабелей и обязательно запоминать, откуда берут.

В десяти принесенных ящиках опять было не то, что нужно, взрыватели для снарядов, какие-то медикаменты, запасные части для радиостанций, сигнальные и осветительные ракеты. В следующей партии ящиков также ничего нужного подпольщики не обнаружили, и только в третьей партии оказались автоматы и патроны. Люди с облегчением вздохнули, началась дружная работа. Пятнадцать человек таскали ящики, остальные разносили их по тоннелю, укладывали вдоль стен и вскрывали.

Все ящики с ненужными предметами Павел приказал поставить на место, чтобы гитлеровцы не заметили беспорядка.

Уже светало, когда подпольщики наконец закончили свое дело. В сумеречном свете можно было различить проемы окон и даже очертания штабелей. Прасолов прислушался. По-прежнему заплетающимся говором выл усилившийся ветер да заливались лаем сторожевые собаки.

— Чуют чужих, сволочи, — пробормотал сквозь зубы Павел. — Впрочем, это хорошо, что лают. Часовые во все глаза смотрят на заграждения, и им невдомек, что творится тут.

Рабочие поснимали брюки, завязали штанины, набили их патронами и отнесли подальше от склада. Потом вернулись за автоматами.

Павел застал Сердюка расхаживавшим по водосборнику — Андрей Васильевич нетерпеливо ждал конца операции.

— А гранат не нашли? — спросил он, выслушав короткий доклад Павла.

— Нет.

— Плохо искали. Не может быть, чтобы гранат не было.

Прасолов виновато потупился.

— Повторим операцию завтра, может быть, найдем, — сказал он.

— Ни в коем случае. Два раза судьбу не испытывают. Молодцы, что не засыпались!

Подземцы встретили оружие торжественным молчанием. Николай тут же раздал автоматы рабочим.

— Разве это оружие? — пробурчал Опанасенко, в руках которого автомат казался игрушкой. — Вот винтовка — это дело. Кончились патроны — прикладом угостить можно, а этот… Отстрелялся — и тикай.

— Эх, темнота! — не преминул подкусить его Бескаравайный. — Ты, я бачу, в мынулому столитти живешь. Тоби ще сокиру та лук з стриламы.

Люди стирали масло с оружия, прицеливались, опробовали затворы — работа кипела вовсю. Николай с удовлетворением огляделся вокруг — на его глазах общежитие стало воинской казармой, а сталевары, слесари, каменщики, сцепщики, машинисты превратились в бойцов.

Было 28 августа 1943 года. Услышав, что кто-то опрометью бежит по тоннелю, Сердюк, как всегда в таких случаях, потушил фонарь, но, увидев лучик света, прыгавший по стенам, догадался, что это Саша со своим фонариком.

— Андрей Васильевич! — крикнул Сашка, пулей влетая в водосборник. — В город заградительный отряд прибыл, боеприпасы на заводских путях грузят на эшелон, по заводу кресты ставят — надо думать, намечают, где что рвать будут.

— Эшелон кто грузит?

— Солдаты и рабочие. Со всего завода согнали. Человек пятьсот. Второй порожняк стоит на очереди.

— Где кресты ставят?

— Там, где вы и говорили, — у домен, на трубах и колоннах.

— Канонаду хорошо слышно?

— Гремит здорово и без перерыву. Прямо музыка. Гитлеры кислые ходят, будто дерьмом накормили.

— Из завода выйти можешь?

Сашка замялся.