Литмир - Электронная Библиотека

— Спал и у меня. Сейчас он ожил.

— А полковник буянит или только с чужим директором смел?

Дорохина прорвало:

— Ты со своими подчиненными тоже так разговариваешь? Или только с чужими?

— Я и с начальством так говорю, — отпарировал Ротов, бравируя своей независимостью.

— С чужим? — невинным тоном осведомился полковник.

Ротов не удостоил его ответом и обратился к Дорохину:

— Должен сказать, что технолог у тебя слабенький. Так, по верхам плавает. Из-за пустяков шум поднимает, а большого не видит.

Дорохин побагровел. Он и начальнику главка не позволял обижать своих подчиненных, а тут приехал собрат и ведет себя как завоеватель.

— Пожалуйста, без загадок, — вскипел Дорохин.

— Вот из-за этого злосчастного профиля, который освободил сорок станков, сколько шума было: «Я технолог! Я понимаю!» А насчет мероприятия, которое освободит целый цех, он помалкивает. Почему? — Ротов повернулся к полковнику. — Почему молчите?

Полковник пожал плечами, ничего не понимая. Свиридову стало жаль его, но он не решился вмешиваться в разговор.

— Так вот, товарищ директор, есть у нас одно предложение. — Ротов проговорил это деланным тоном просителя, явившегося к высокому начальству. — Не знаю, примете его или отклоните. Предлагаем закрыть пролет строгальных станков и получать от нас броню, прокатанную строго по требуемым размерам. Вам останется только дырки сверлить.

Дорохин откинулся на спинку кресла и недоуменно смотрел на Ротова: шутит тот или говорит всерьез? Потом вышел из-за стола, обнял Ротова и проникновенно сказал:

— Спасибо, Леонид Иванович. Спасибо! Ты сам не знаешь, как выручил меня.

— Знаю.

— Нет, не знаешь. — Дорохин отпустил полковника и майора, но уже не сел за стол, а в радостном возбуждении зашагал по кабинету. — Позавчера меня вызывал по телефону начальник Генерального штаба. Спросил, насколько я могу увеличить производство танков. Я не нашел, что ответить на это, — работаем мы на пределе станочного оборудования — и попросил пять дней на размышления. Уже прошло три дня — ничего не придумал. И вот ты… Это же переворот в танковой промышленности! Да в какой момент!

— Значит, принимаешь предложение? — улыбнулся Ротов.

Дорохин снял с постамента макет танка и поставил на стол перед Ротовым.

— Это тебе… Но не сейчас. Выгравируем дощечку с дарственной надписью, прикрепим — и тогда пришлем.

— Не выйдет. — Ротов помахал пальцем перед носом Дорохина. — Танк заберем сейчас, а дощечку пришлешь позже. Сами как-нибудь прикрепим.

Внезапно лицо Дорохина приняло сосредоточенное выражение. Он подошел к телефону, вызвал главного инженера и возбужденно закричал в трубку:

— Собирай сейчас же плановиков и инженеров производственного отдела! Садитесь и считайте, насколько мы увеличим выпуск танков, если броню будем получать обработанную! Да, да, обработанную! Удивляться будешь потом, а сейчас считай! — Он бросил трубку и обратился к Ротову: — Эх, Леня, всю жизнь не забуду! Что они там ни насчитают, а я знаю: в полтора раза больше танков выпускать будем. Представляешь: в полтора!

24

Вернувшись на завод, Ротов прежде всего зашел к Гаевому.

— Есть одно интересное дело, Григорий Андреевич, — оживленным тоном сказал он, — надо вынести его на партком. Задача трудная, работу с людьми придется провести большую.

Гаевой смотрел на Ротова с нескрываемым любопытством.

— Речь идет о помощи танковому заводу, — продолжал Ротов. — Что Первухин? Он сортопрокатчик. К крупному профилю не привык и больше того, что можно прокатать на его стане, не увидел. Мы со Свиридовым были у Дорохина. Настоящий технический переворот можно там сделать. Металлурги, правда, меня проклянут: мороки им будет… Но танковики памятник при жизни поставят. Уже модель делают: танк — и я на башне.

Ротов подробно рассказал о мероприятиях, которые они наметили с калибровщиком. Его необычайная экзальтация заразила парторга.

— Чудесно! — воскликнул Гаевой. — Просто чудесно!

— И ты, конечно, хочешь упрекнуть меня в том, что это давно пора было сделать? — спросил Ротов.

— Не могу же я корить изобретателя за то, что он не раньше сделал свое изобретение, а сталевара за то, что только сегодня, а не вчера дал скоростную плавку.

Два вопроса обсуждались на парткоме: подготовка к Первому мая и помощь танковому заводу. Крамаренко, докладывавшего о подготовке к празднику, слушали без особого интереса — все ждали выступления Ротова. Скорее хотелось узнать, что надумал директор, — давно ли он отказывался помочь соседям? В качестве наглядного пособия к его выступлению на небольшом столике, поблескивая никелем, стоял металлический макет мощного танка.

Больше всех не терпелось Первухину. «Чего я недосмотрел на танковом? — соображал он. — Кажется, все облазил, а выходит, не увидел, где еще можно помочь». Это больно задевало его самолюбие. «Я ведь прокатку должен лучше знать, чем директор. Он мартеновец, а мартеновское дело нехитрое. Налил в изложницы сталь — и гони ее из цеха. А до ума доводить нам». Он то и дело наклонялся к Свиридову — старался выпытать поподробнее, — пока Гаевой не попросил его вести себя спокойнее.

Кайгородов тоже ждал информации директора, но думал свое: «Хитер! Где загорелось — там и тушит. Попробуй возьми голыми руками».

Озабоченно выглядел и начальник блюминга Нечаев. Он знал от Свиридова, что ему предстоит новая, очень ответственная работа. Катать на блюминге листы или заготовку — это одно. Там миллиметры в ширине роли не играют. А здесь профилированный прокат, попробуй не выдержи размера. Тогда либо лист не ляжет на свое место, либо щели в танке будут.

С первым вопросом кончили. Ротов стал за макетом танка, положил на него большие широкопалые руки и начал рассказывать о поездке. Он волновался, ошибался в выражениях, долго подыскивал нужные слова, и не всегда приподнятая интонация его голоса соответствовала излагаемому.

Первухин ловил каждое слово директора. Когда Ротов назвал его «среднесортным прокатчиком», вскочил со стула и возмущенно выкрикнул:

— Как это среднесортный! Я только первого сорта катаю!

— Я не так выразился, — смущенно поправился Ротов. — Стан ваш по размеру проката среднесортный, ну, вы и увидели только то, что он может прокатать. А прокатчик вы отменный.

Первухин уселся на место, а Ротов, потеряв нить мысли, принялся показывать на макете, какие листы они могут катать на блюминге по требуемому размеру. Под конец он разошелся и говорил уже гладко, с подъемом, как на митинге.

— А как же будет с планом? Производительность блюминга ведь снизится? — нетерпеливо прервал его встревоженный Нечаев.

— Стране и план нужен, и танки на полях сражений! А руководители, которые не выросли до понимания общегосударственных задач, нам не нужны! — Ротов сказал это с откровением человека, долгим и мучительным путем постигшего суровую истину. — Ну, а теперь, товарищи, о том, что мне самому только сегодня стало известно. Наркомат дал указания прекратить на трех печах выплавку снарядной стали, осваивать новую марку.

— Опять броневую? — спросил Нечаев.

Ротов лукаво улыбнулся.

— Нет, сталь мирного времени. Автотракторную. Но пусть сталеплавильщики не думают, что это прежняя сталь. За двадцать два месяца войны техника намного шагнула вперед. Новая сталь гораздо сложнее по составу, чем старая, и выше ее по механическим свойствам. Она должна быть не твердой, а гибкой, должна прекрасно свариваться. А это не так просто. И о самом главном: правительство утвердило проект расширения завода. Будем строить еще один мартеновский цех, доменные печи, прокатные станы.

Сидевший рядом с Первухиным пожилой транспортник тяжело вздохнул.

— Не вздыхайте, — обратился к нему директор. — Я вас понял. Вы думаете: с этими цехами кое-как справляемся, что же мы, грешные, тогда будем делать? Правильно понял?

92
{"b":"234300","o":1}