Литмир - Электронная Библиотека

«Что он выкинет на сей раз? — раздумывал Мокшин, прислушиваясь к шагам жены в соседней комнате — она уже поднялась, чтобы приготовить завтрак детям. — Может быть, все-таки разберется и поймет резонность предложения начальников цехов? Нет, скорее всего не станет разбираться».

Ротов в самом деле готовился к бою. Едва только в кабинете Мокшина собравшиеся приступили к работе, как позвонил директор, выбранил Макарова — почему не в цехе, потом за то же самое пробрал Кайгородова, а минут через десять нетерпеливо потребовал к себе Мокшина. Мокшин извинился, сослался на совещание и снял с вилок все телефонные трубки. Обсуждение прошло более плодотворно, чем ожидал главный инженер. Оказалось, что сотрудники Института металлов просидели всю ночь напролет и подобрали анализ такой стали, которая могла быть сварена в обычных основных печах и по расчету не уступала в прочности кислой стали. Кайгородов и Макаров принесли набросок технологической инструкции выплавки такой стали. Инженеры завода и ученые сошлись на одном: нужна проверка опытом. Мокшин попросил составить докладную записку и с тяжелым сердцем направился к Ротову.

— Я вас вызывал два часа назад, — раздраженно сказал директор, когда Мокшин уселся в глубокое кресло и почти утонул в нем.

— У меня были люди, — как можно спокойнее ответил Мокшин, запасаясь терпением.

— У них больше времени — могли и подождать.

— На этот счет у нас с вами разные точки зрения. У меня было семь человек, как раз по поговорке: «Семеро одного не ждут».

— В цехах не ладится, а начальники…

— Ну, если начальник не может оставить цех на два часа, — оборвал его Мокшин, — такому начальнику вообще нужно оставить цех — значит, он не способен научить людей работать самостоятельно.

— Философию в сторону. Приказано освоить броневую сталь в кислой печи — пусть осваивают. Если вы сможете помочь именно в этом — извольте, шапку сниму, поклонюсь, но тратить время на бесполезное занятие, даже вредное.

— Почему вредное? — резко спросил Мокшин.

— Потому, что отвлекает людей, создает иллюзию, будто возможен другой выход из положения. А выход только один — кислая сталь.

— Нет, нашли другой выход.

— Это им только кажется. И вам вместе с ними.

— Нашли. Разберитесь, Леонид Иванович. Они…

— Предложили оберточную бумагу вместо писчей?

Последняя фраза озадачила Мокшина. Ротов дословно повторил слова военпреда — значит, знает обо всем, что говорилось вчера на заседании парткома, и не согласен с этим, как инженер не согласен, считает затею бесполезной. Это усложняло дело. Не считаться с Ротовым как со специалистом нельзя. Но Институт металлов? Начальники цехов? И в конце концов его, Мокшина, здравый смысл и техническая интуиция. Разве не был он свидетелем того, как опрокидываются суждения непререкаемых авторитетов, казавшиеся непреложным законом?

— Так что мне прикажете делать? — спросил Мокшин с прекрасно разыгранной покорностью.

Ротов бросил на него удивленный взгляд — быстро же спекся этот упрямец! — и миролюбиво ответил:

— Все то, что делали до сегодняшнего дня. А затею вашу оставьте. — И, заметив усмешку на лице Мокшина, желчно проговорил: — По сути дела, за броню вы не несете ответственности. За нее отвечаю я, как сталеплавильщик. Кому придет в голову спрашивать с доменщика? Вам нарком хоть раз звонил о броне? Даже обком не звонит.

Мокшин резко поднялся.

— Благодарю вас, но за броневой металл я отвечаю прежде всего перед собственной совестью. Этого начинания я не оставлю. — В подергивании его губ просачивалось едва уловимое, сдерживаемое волнение.

— Оставите! — повелительно крикнул Ротов, тоже поднявшись.

Мокшин посмотрел на директора в упор — казалось, мерялся силами — и вполголоса, отчеканивая слова, с трудом выговорил:

— Пора бы вам знать людей, с которыми работаете, товарищ Ротов. Пора бы понять, что я уступаю в малом, но не уступаю в большом!

Вернувшись к себе, Мокшин тотчас позвонил Гаевому.

— С Ротовым не договорились. Больше спорить с ним не собираюсь, буду искать других путей.

Два дня подряд директор в кабинете не показывался — проводил все время в цехах, — и Гаевому поговорить с ним с глазу на глаз не удавалось. Решил воспользоваться правом старой, еще институтской дружбы и в обеденное время поехал к Ротову на квартиру.

Людмила Ивановна встретила Гаевого как родного, обняла и расцеловала.

— Посмотрите на него — и не изменился, — удивилась она. — Владеешь секретом красоты и молодости, Гриша! А я?

Гаевой улыбнулся:

— Ну что… Пополнела, повзрослела.

— И только? Дипломатничать научился.

Людмила Ивановна потянула Гаевого в столовую, где на полу, опершись спиной о буфет, сидел Ротов и строил из кубиков высокую домну. Он был без пиджака, в просторных войлочных туфлях и газетной треуголке на голове. Два близнеца, лет по пяти, лобастые и большеглазые, сидели на корточках, растопырив ножонки, и, затаив дыхание, следили за каждым движением отца.

Ротов поднял голову. Улыбка мгновенно слетела с его губ. Он резко привстал, почти достроенная домна с грохотом рухнула на пол. Малыши расплакались и бросились к матери.

— Есть срочный разговор, — сказал Гаевой, здороваясь.

Ротов взглянул на него отчужденно.

— На парткоме людей расхолаживал, Мокшина разложил, теперь решил за меня приняться?

Людмила Ивановна замерла, пораженная таким приемом.

— Об этом лучше один на один. — И, не ожидая приглашения, Гаевой прошел в кабинет.

Здесь было все так же, как и шесть лет назад. Против окна, выходившего в сосновую рощу, большой письменный стол с многопредметным чернильным прибором уральского камня-орлеца со всяким зверьем из бронзы, знакомый с давних времен кожаный диван. Только книжных шкафов прибавилось. Мрачные, высокие, они обступили всю комнату, отчего она стала казаться меньше.

— Пообедать успел? — спросил Григорий Андреевич, усаживаясь на диван.

— Разве такие дадут… — проворчал Ротов и присел на угол стола, всем своим видом показывая, что долго беседовать не намерен.

— Это неплохо, — добродушно сказал Гаевой. — Натощак голова лучше работает. Ты чего такой?

— Чего? Вчера секретарь обкома по междугородному вызывал… Знаешь, что сказал?

— Откуда мне знать? — Гаевой достал папиросу, помусолил ее в пальцах, зажег и раскурил.

— Вот именно: откуда! С тобой не говорил. А мне прямо заявил: «Вытащим на бюро и растолкуем значение вашего завода в дни войны». Как тебе это нравится? Лучше бы выругал, а то разъяснять собирается, будто я не понимаю.

— Я с тобой о совещании по броне хотел поговорить.

— Много их было, и совещаний и обсуждений. Это мало помогло. Что решили?

— Решение не выносилось, но послушай, что народ говорит. И по-моему…

— Думаешь, для меня это ново? — прервал его директор. — Ново для тебя. И совещание это только во вред делу: у людей укрепилось неверие в успех.

— А ты сам веришь, что удастся освоить сталь на кислой подине? — в упор спросил парторг.

Ротов долго рассматривал сосну за окном. Широко растопырило дерево свои мохнатые ветви.

— Обязан верить, — стряхнув задумчивость, уклончиво ответил он. — Особенно эту веру в других поддерживать. — И помолчав добавил: — Все уже перепробовали.

— Наркому ты свое мнение высказал?

— Он у меня его не спрашивал. Ему дано правительственное задание — он требует. Но я сказал: не знаю, что делать дальше.

— Надо было сказать иначе, прямо: не верю.

Ротов зло рассмеялся.

— Почему я должен отвечать на незаданные вопросы? И как может директор, получив задание, заявить: не верю, что выполню его. Обязан выполнить.

— У тебя самолет в порядке? — спросил Гаевой.

— Полетишь докладывать наркому?

— Нет, наркому будешь докладывать ты, а я полечу в ЦК.

Ротов нервно зашагал но кабинету. Под его тяжестью поскрипывали половицы.

— Что ж, лети, попробуй, но я не советую. Лучше попозже.

17
{"b":"234300","o":1}