— Одна из фигур стоит, другая преклонила колени, — заметил Сэм. — По-моему, неспроста.

— Верно. Здесь подразумевается мольба, прошение. Видите, фигура справа что-то держит в руках?

— Символ. На языке науатль обозначает кремень, — ответила Реми.

— Правильно, — кивнул профессор. — Я бы определил эту сцену как ритуал жертвоприношения. Однако нельзя забывать, насколько метафорично выражались ацтеки в «письменной речи». Кремень может олицетворять собой отделение, разрыв старых связей… А вот еще сюрприз. На традиционных рисунках Чикомостока внутри «ствола» изображены отпечатки ног: одни ведут внутрь пещеры, другие наружу. На вашей картинке лишь следы, ведущие…

— Наружу, — кивнул Сэм.

— Учитывая все детали: коленопреклоненного просителя, Кетцалькоатля, кремень, отпечатки ног, — я заключаю, что перед нами церемония изгнания. Человека слева и его последователей выставили вон. Согласно кодексу, изгнанники покинули Чикомосток и, погрузившись в лодки, отправились на запад. Их путешествие закончилось в Мексике, где они построили великую империю, войдя в историю под именем «ацтеки».

— Профессор, — обратилась к нему Реми, — а что стало с оригиналом кодекса Орисаги? Церковь его уничтожила? Или он захоронен в недрах архивов?

— Ни то ни другое. Хотя я больше чем уверен, духовенство желало бы о нем забыть и никогда не вытаскивать на свет божий. В тысяча девятьсот девяносто втором году Церковь устроила аукцион. Продавали старые, в основном «светские», артефакты: письма, иллюстрации и тому подобное. Очевидно, кто-то по ошибке выставил на торги и кодекс Орисаги. Кажется, его купил миллионер-мексиканец. Кофейный магнат.

— Как его зовут? — быстро спросил Сэм.

Дайделл задумался.

— Гарса, — неуверенно сказал он. — Альфонсо или Армандо… Точно не помню.

Поговорив с профессором Дайделлом еще несколько минут, Фарго завершили видеоконференцию. Как часто случалось, оба подумали об одном и том же и, бросившись к Венди, почти в унисон спросили:

— Как по-твоему, получится отчистить…

— Догадываюсь что, — улыбнулась она. — Изображение Кетцалькоатля. Я мигом.

Сельму просить ни о чем не пришлось — она уже бойко стучала по клавишам.

— Ага! Альфонсо Гарса. Сын — Фернандо Гарса, ныне известный как Куаутли Гарса, президент Мексики, глава партии «Мешика-теночка».

Фарго обменялись многозначительными улыбками.

— Вот с чего все началось, — понимающе усмехнулся Сэм. — Точь-в-точь как Блэйлок. Взял в руки кодекс — и пропал. Ушел с головой в тайну пергамента.

Реми кивнула.

— А тайна завела его туда, куда он и не предполагал…

Через полчаса Венди закончила работу.

— Пришлось немного пофантазировать, дорисовать недостающее, но, по-моему, получилось то самое, что задумывалось в оригинале.

— Знако-омое личико… — протянул Сэм.

— Еще бы! — согласилась жена. — Пташка Блэйлока.

Поздним вечером в кабинете Сельмы зазвонил телефон. Вообще-то Сэм и Реми ждали этого звонка, но от усталости к исходу дня успели о нем позабыть. Трубку сняла Вондраш. Выслушав собеседника, она поспешила к компьютеру; через минуту застрекотал лазерный принтер. К столу Сельма вернулась со стопкой бумаг.

— Лабораторный отчет по образцам с аутригера.

— Не зачитаешь? — попросил Сэм.

Она пробежала глазами по распечаткам.

— Дерево — дуриан. Произрастает на Борнео, в Индонезии и Малайзии.

— Еще очко в пользу Индонезии, — обронил Фарго. — По-моему, курс ясен.

— Смола, которую вы соскребли с остова лодки, состоит из сока каучукового дерева, которое также растет в Индонезии. И наконец, полотно… В нем обнаружены следы листьев пандана, ротанговой пальмы и пальмы гебанг.

— Так-так, — заговорила Реми. — Это материалы, из которых изготовили полотнище паруса?

Вондраш кивнула.

— И все родом из Индонезии, — добавил Сэм.

— Стопроцентное попадание! — улыбнулась Сельма. — Заказать билеты сейчас или подождем до утра?

Хрустя гравием, автомобиль съехал на обочину под хлопковое дерево. Мимо под непрерывную трель клаксонов, словно вырвавшись на финишную прямую, неслись малолитражки и мотороллеры.

— Ладно, твоя взяла, — вздохнул Сэм, глядя в окно на сплошной поток машин. — Но прежде чем я с риском для жизни брошусь в этот транспортный водоворот спросить дорогу, дай-ка мне еще разок заглянуть в карту.

Как и большинство мужчин, Фарго гордился своим чутьем — сверхъестественным внутренним компасом, который никогда не давал сбиться с пути. Впрочем, порой в безупречном механизме случались временные неполадки — Сэм даже научился признавать это редкое явление. Вот и сейчас «компас», похоже, забарахлил.

С трудом сдерживая улыбку, Реми протянула карту. Краем глаза она молча посматривала на сосредоточенного мужа.

— Должно быть где-то здесь!

— Конечно, милый.

С тех пор как Сэм и Реми выловили у берегов Занзибара захороненный в песках колокол, все последующие находки неизменно приводили их к Уинстону Блэйлоку — везде он оставил след. Вот и теперь одна из координат расшифрованной системы точек совпала с координатой того места, где провел последние годы жизни иезуит Хавьер Орисага. О случайном совпадении, разумеется, речи не шло. А вопросы не заканчивались…

Итак, посвятив не один год поиску родины «большой драгоценной зеленой птицы», Блэйлок между делом узнал истинную историю Ацтекской империи. Фарго, однако, не могли понять, почему математик-разведчик приехал на остров. Целенаправленно за копией кодекса Орисаги? Или, раздобыв пергамент в другом месте, вычислил нужный остров тем же способом, что и они? Также оставалось неясным, почему в Индонезию отправился сам иезуит: за сокровищами или из интереса к истории народа, истребленного у него на глазах?

Через час после видеоконференции профессор Дайделл позвонил Фарго и сообщил название деревушки, которую Орисага последние двадцать лет считал своим домом: Палембанг, остров Суматра.

Возможно, в шестнадцатом веке Палембанг, «Восточная Венеция», и был «деревушкой» — в двадцать первом же он превратился в настоящий мегаполис, самый крупный на юге Суматры. Основанный в седьмом веке, старейший город Индонезии насчитывал теперь полтора миллиона жителей.

Фарго понятия не имели, зачем отправляются в страну, приютившую Орисагу: найдется ли там что-то полезное? Найдется ли там хоть что-то? Впрочем, знаки, которым они послушно следовали от самого Занзибара, четко задавали маршрут. Все указывало на неведомый пункт назначения, затерянный в Индонезии: метания Блэйлока, его журнал, карты, кодекс, Орисага. А теперь и лабораторный отчет…

— Если бы Орисага великодушно зафиксировал в анналах истории свой адрес, как бы это облегчило нашу жизнь! Никакой заботы о потомках, — проворчал Сэм.

— Думаю, если бы он знал о нашем приезде, то непременно черкнул бы адресок, — заметила Реми. — Так что женщина сказала, какого цвета дом — красный или зеленый?

— Зеленый.

Днем раньше, сразу после прибытия в Палембанг, они обошли шесть музеев — точнее, историков, рекомендованных им как специалисты по доколониальной истории города. Однако те никогда не слышали об Орисаге. Все как один отправили странных американцев в городскую администрацию, посоветовав поискать упоминания о своем приятеле в многовековой подборке газет на микрофишах.

Скользя пальцем по нарисованной дороге, Фарго слегка склонил голову — и в поле его зрения вдруг попали таблички с названиями улиц. Мигом сложив карту, он с уверенной улыбкой вернул ее Реми.

— Я знаю, где сбился с пути!

— В каком смысле: религиозном или топографическом?