— Ой, да что вы, миленькая вы моя Анночка Митрофановна, как можно? И так гроши, сущие гроши идут. А работа такая, знаете ли, неблагодарная! Дети тоже разные попадаются. Иной и укусить норовит. А другому, пока укольчик успокаивающий не сделаешь, так все руки искусает-исцарапает. А вы запретили укольчики-то делать — кровь портится.

— Подтверждаю запрет. Твои проблемы, как детей доставить на место. Сдала груз, кончились проблемы. Начались у другого экспедитора. И так прямо до санатория. Старайся, Манефа, а то ты меня знаешь, я и награжу, и накажу.

— Уж я стараюсь, уж я стараюсь!

— В психушке шуму лишнего не было?

— Еще не знаю, да, думаю, не особенно и хватаются. Одним дауном меньше, одной заботой... Кому, так разобраться, и нужны-то эти уроды? Только что вам, благодетельница, для вашей клиники. Для опытов, как вы говорили, во имя человечества, чтоб, значит, найти вакцину от старости. Мне-то тоже, знаете ли, седьмой десяток пошел. Может, и мне такая вакцина сгодится.

«Может, и сгодится», — внутренне хохотнула Анна Митрофановна.

Только повесила трубку, снова звонок. Еще более пронзительный, чем первый.

Звонил Чогряну из Шварцвальда. Операция по переливанию крови у фон Раумница прошла хорошо, нужна еще партия крови четвертой группы резус отрицательный.

— Посылаю, посылаю, Пончик, будет у тебя кровь для Раумница. Проверил, он счета по клинике оплатил?

— Раумниц господин обязательный.

— Ну и хорошо. Пусть живет дольше, старый пердун.

А вот третий звонок она сделала перед самым уходом.

Говорила с Варшавой.

Жестко, напористо.

— Случай меня внимательно, Таисия. По моим данным, варшавская полиция готова тебя арестовать на тридцать дней, в течение этих тридцати дней российская сторона должна прислать официальный запрос об экстрадиции.

— Это чего такое?

— Чего-чего, о выдаче тебя, поняла? Специального договора I Россией о выдаче преступников у Польши нет.

— Ну, вы воще, Анна Митрофановна, как адвокат излагаете.

— Когда тебя арестуют и ты наймешь адвоката, будет поздно. Действовать надо, пока ты на свободе. А мой человек в Минюсте Польши обещал максимально оттянуть твой арест.

— Спасибо вам большое.

— Спасибами тут не отделаешься. Это мне будет больших денег стоить!

— Так и я для вас, Анна Митрофановна, чего только ни делала! И директора «Фармацевта» Юрьева, и гендиректора Сибирского филиала «Фармамеда» Кантора, и...

— Помолчи, хотя линия, надеюсь, и не прослушивается, а фамилии не надо. А то сама за ними отправишься. Знаешь ведь, меньше говоришь, дольше живешь.

— А если я, Анна Митрофановна, вам слов нужных не подберу сейчас, завтра-то и поздно может быть? А?

— Ты мне не слова давай и даже не деньги, ты мне дело давай. Учти, мне юристы четко объяснили твою ситуацию: чтобы экстрадиция имела место, необходима классификация действий задержанного как преступления в обоих государствах. То, что ты делала здесь, это преступление и в России, и в Польше. Однозначно, как твой кумир любит говорить. И еще одно: захочешь скрыться от меня, везде найду! Даже если арестуют тебя, начнешь колоться, тебя в польской тюрьме могут несколько месяцев продержать. У меня и там связи, и там найду.

— Да я что, Анна Митрофановна, я к вам как к благодетельнице, а что имена кое-какие напомнила, так ведь и то сказать — одна надежда на вас.

— Выполнишь для меня еще одно дельце, и точно, переправлю тебя куда-нибудь на Сейшельские острова, обеспечу до глубокой старости.

— Случаю вас очень внимательно.

— Полетишь в Вену. Найдешь там нужного человека и сделаешь то, что он прикажет. Все подробности получишь сегодня вечером от Язи. Поняла?

— Как не понять? Поняла.

— Язя на словах передаст и приказ, и подробности. А со мной сама на связь не выходи. Найду тебя в Вене после выполнения задания. Будь.

Дура! Как же, Сейшельские острова. Отравит, пристрелит, задушит во время занятий сексом, утопит в унитазе, как ее проблемы неугомонного и излишне болтливого доктора Брункса, и сама за ним отправится. Тоже слишком много болтать стала: вообразила о себе невесть что. Думает, если была моим личным киллером, так это должность на всю жизнь?

Как только засветилась, пошли менты по ее следу после убийства Кантора в Томске, так и вышла за штат. Ее уже вчера надо было убрать. Да так-то экономнее выйдет: она — Брункса, а Ольга — ее. В Шварцвальде.

С трудом припарковав машину слева от главного входа отеля «Хилтон», они вышли из машины и оказались словно бы втянуты в слегка вогнутое подбрюшье массивного многоэтажного здания.

Дима поднял голову. Слева от отеля, на фоне голубого неба, виднелась гора. Повертел головой.

— Что потерял? — спросила его Алиса.

— Акрополь.

— Первый раз всегда странно, что его не видно. Отсюда, с проспекта Королевы Софии, Акрополь практически не виден. Ну да успеешь еще насмотреться на красоты Афин. Если живы будем, все увидим.

— Откуда такой пессимизм? — жестко улыбнулся Дима.

— А вон оттуда. Видишь двух мужиков в серых плащах, вон там, справа от отеля, под деревьями.

— Ну, мужики как мужики. Только что греческие, наверное.

— То-то и оно, что не греческие. Я их знаю.

Рука Димы резко рванулась за пазуху, где уютно покоился его любимый «глок», но Алиса перехватила руку.

— Это не киллеры. И не греки. Это наши. Чистильщики Хозяйки. Они нам ничего не сделают, если свои задания мы выполним на «ять».

— Ну, в этом-то я не сомневаюсь. Раз нам тут ничто и никто не угрожает, пошли в номер.

В номере он тщательно проверил «глок», полученный от встречавшего в аэропорту агента. Успокоился. В номере, который был для них заказан, сразу же сделал рекогносцировку. Проверил лоджию, возможность спуска на нижний, в данном случае, шестой, этаж, осмотрел ванную комнату. Под ванной нашел четыре коробки патронов для «глока» и для штурмовой винтовки «М16А1». Осталось найти саму винтовку. Она оказалась под матрацем в разобранном состоянии. Собрать ее для Димы — пустяк, минута.

— А «глушняк»? — спросил он не столько у Алисы, сколько сам у себя.

— Что? — не поняла она.

— Ничего, девочка. Мои проблемы.

Еще раз тщательно обыскал комнату, но «глушняка» так и не нашел.

— Ужинать или, — посмотрел на часы, — скорее обедать будем в номере? Или съездим на экскурсию? Ты ж говоришь, что, пока мы не выполнили, но и не завалили задание, нам нечего бояться? Можем и погулять. А завтра сделаем свои дела: ты своего успокоишь, я своего. И хоть домой, хоть дальше по Европе.

— Домой нам пока нельзя. Хозяйка приказала в Европе поработать.

— Значит, поработаем. Пошли?

Город Алиса знала плохо, а ехать в машине, ориентируясь по карте, как-то тягомотно. У отеля взяли такси. Только отъехали, водитель остановился перед светофором, обернулся, улыбнувшись Алисе, протянул Диме какой-то сверток.

— Вам тут просили передать.

— Кто просил?

— Кому надо, тот и просил.

— Откуда вы знали, что мы сядем именно в вашу машину?

— А у «Хилтона» случайностей не бывает. Подают ту машину, которая заказана клиентом или на которую укажет швейцар. Его и спрашивайте, а я человек маленький.

Дима тут же развернул сверток.

Это был «глушняк».

— На словах что-нибудь просили передать?

— Только одно: вы (водитель показал пальцем на Димину грудь) должны выполнить свое поручение сегодня вечером, а вы (он показал на пышный бюст Алисы) — днем. Куда едем?

Тем временем Дима все копался в свертке, пока не обнаружил в нем, кроме глушителя к его «глоку», еще и какой-то пакетик. На ощупь с порошком.

Дима выразительно посмотрел на Алису, дал ей пощупать порошок.

— Вечно она придумает что-то, а нам разгадывай ее шарады.

Недовольно прищурившись, он попытался разобрать цифры, написанные от руки на газете, в которую были завернуты глушитель и пакетик.