Теперь Мадам плыла на катере на остров Чад Жу До, чтобы разобрать на месте ситуацию с утечкой сырых алмазов. Специалисты точно доказали: не в Якутске, не в Биробиджане, не во Владивостоке, не в Сеуле, а скорее всего именно на острове, как в Бермудском треугольнике, пропадают ежемесячно довольно большие партии.

Мадам прикрыла устало веки. Слева от нее похрапывал референт. Справа тихо спала Шурочка Смирнова. На ее округлом, нежном личике была написана уверенность в том, что мир прекрасен и справедлив.

Мадам была уверена в обратном.

Под утро ей опять приснилось мужское бородатое лицо. Узкие губы кривились в глумливой усмешке, хитрые глаза смеялись, в лунном свете маслено переливалась соболиной спинкой высокая боярская шапка. Ставшее даже знакомым за последние полгода мужское лицо могло появиться в любой момент, в любой час ночи, в начале, середине или конце сна. Обычные сны для нее кончились. А кошмар был всегда один и тот же. «Змея, змея... — повторял мужик в боярской шапке, дробно смеялся и добавлял: — Но вашим костылем не служу я...»

Что было совершенно непонятно. И потому особенно страшно.

Создать новую бригаду из Матрены и Екатерины Васильевны Аликовой — это надо было иметь порочную фантазию Хозяйки и напористость Мадам.

Идея принадлежала Хозяйке. Еще до отъезда Мадам в инспекционную поездку по странам Азии встретились они, словно случайно, в ресторане «Серебряный век». Красивый усатый армянин, хозяин фирмы «Империал», которая чудно отреставрировала Центральные бани, превратив их в прелестный культурный уголок, с достоинством поклонился Хозяйке. Словно ее только и ждал, по-гусарски подставил плотную мускулистую руку. Хозяйка оперлась о длань хозяина фирмы, поплыла вверх по лестнице, словно бы и не заметив выходившую из дамской комнаты Мадам.

Проплыв в сопровождении могучего армянина через большой зал в маленький, с высоким, как в храме, куполом, крупными фигурами покровительствовавших водной стихии богов, очаровательными фресками и мозаиками, села за столик на двоих.

Пожилой официант с внешностью то ли грузинского князя, то ли еврейского интеллигента, хотя на прикрепленной к красной жилетке «визитке» было написано «Иванов Иван Иванович», проводил за соседний столик на двоих Мадам.

В маленьком зале были заняты только эти два столика, стоявшие рядом настолько близко, что Хозяйка, сидевшая спиной к Мадам, могла говорить шепотом.

— Береженого Бог бережет, — прошептала она, не оборачиваясь к Мадам, но ощутив широко раскрытыми затрепетавшими ноздрями сильную, терпкую смесь дорогих духов от «Жюльен Гарти» и свежего, набранного с утра дамского пота.

— Кормить-то здесь будут? — напряженно спросила Мадам, успевшая проголодаться.

— Будут, — небрежно бросила Хозяйка. Когда у нее выпадали особенно напряженные дни, она приказывала прислуге подавать ей утром полный обед: селянку рыбную из осетринки с маслинами, свиную отбивную с картофелем фри и зеленым горошком и большую кружку кофе со сливками выкушала Хозяйка в это утро. Сытый голодного, как известно, не разумеет. — Я бы рекомендовала холодные креветки под майонезом, их здесь как-то по-особенному варят, в травках, с мидиями. Вкусно.

— Одними креветками им не отделаться, — угрожающе поворачивая свой мощный торс в направлении идущего к ним официанта, пообещала Мадам.

Хозяйка действительно заказала только мясо креветок под майонезом, анчоусы и немного осетрового балычка. Вчера перебрала в финском посольстве хорошей водки под разговор и сегодня после плотного утреннего обеда тянуло на солененькое.

Мадам, плотоядно облизываясь, перечислила пять-шесть позиций из поданного ей меню и с трудом заставила себя остановиться.

— Переедать вредно, — пояснила она Хозяйке, с сожалением отодвигая от себя роскошное, в виде древней морской грамоты, меню. Огляделась, и большие статуи в нишах, и мозаичные панно, и фрески — все здесь вызывало прямо или косвенно ассоциации с океаном, морем, вообще водной стихией, как бы напоминая москвичам-старожилам о недавнем предназначении этого зала, где парились, хлестались березовыми, можжевеловыми, дубовыми вениками московские купцы и купчишки, а позднее устраивали милые междусобойчики партайгеноссе, чиновники и короли теневого бизнеса Москвы советской.

— Ах море, море, — не лишенным приятности густым, низким голосом пропела Мадам.

— Не говори мне о море. Как вспомню качку на пароме Хельсинки—Стокгольм, так утренний обед наружу просится.

— Может, водочки примете? Оно и успокоится.

— Избави Бог! После вчерашнего по утрам не пью. Значит, слушай меня внимательно. В Стокгольме на тебя жалуются: снизилось качество товара, поступающего из Сингапура. У двух десятилетних девчонок шведские медики обнаружили какую-то заразу. Ну, не триппер, но что-то вроде этого. Мы же договаривались, для Европы не дешевить! Сколько можно об этом говорить? Наверное, покупать в борделях дешевле. Но я просила отбирать мальчиков и девочек по деревням. Хлопотно, кто спорит, зато надежнее...

— А вы думаете, — перешла на холодно-официальный тон Мадам, — в деревнях они святые? Да трахаются там с детства так же, как в городах.

— Не путай нашу российскую деревню с азиатской и лапшу тайскую мне на уши не вешай. И у нас есть девицы в селе, а уж в Азии и вовсе. Там отец, узнав, что дочь лишили невинности до свадьбы, ее и убить может.

— Или продать в бордель...

— В общем, тема закрыта. Второе. «Дурь», что пришла в Хельсинки из Сеула, имела «подмешки»...

— Чего?

— Ну, посторонние примеси. Кто-то там у тебя на острове решил свое состояньице пораньше скопить? Разберись. Если в пути подмешивают, пройди всю цепочку. Если на острове кто- то из наших служащих, будь безжалостна.

— За этим у меня не заржавеет, — пообещала Мадам.

— Мы увеличиваем объемы мелких сырых алмазов и алмазной крошки из Якутска на Восток. Отбор ужесточен. Крупные алмазы сразу идут через Москву в Финляндию для огранки. Средние — в Амстердам. Мелкие — в Сеул. Подумай, как лучше камуфлировать при переправке груза мелких алмазов. Может быть, купить «коридор» на границе Еврейской автономной области и Китая? А потом по Северному Китаю — в Сеул? Подумай, съезди, посмотри на месте.

— Что еще? — спросила, жадно обгладывая жареную куриную ногу, Мадам.

— Теперь здесь. Мне из МВД дали информацию: прокуратура села на хвост бригады Рыжей Гали.

— Точно ли?

— Точнее некуда. Менты работают в следственной бригаде Муромцева...

— Это «важняк» из Генпрокуратуры? Генерал такой молодой?

— Да. Ты знаешь, «важняки» берут дело в производство, когда имеет место цепь преступлений, совершенных в ряде областей. Значит, на Галю вышли круто.

— Где они засветились?

— По данным моего человека из МВД, в городе Рудном, когда брали перстни графини Багучевой по моей наводке. Я давно за теми перстеньками охотилась...

— Ну, они ж товар вам и сбросили, так что через барыг засветки не будет.

— И по коллекции адмирала Воропаева тоже не будет: коллекцию я по дипломатическим каналам переправила в Хельсинки, заказчику Арно Утикайнену. Так что тут тоже все чисто.

— Жены дипломатов по-прежнему «челночат» без срывов?

— Типун тебе на язык... Какие срывы при дипломатическом паспорте?

— Так что вас беспокоит, Ирина Юрьевна? — Мадам одним глотком заглотнула содержимое большого хрустального бокала, наполненного сладким манговым соком.

— Как ты можешь жареную курятину запивать соком манго? — удивилась Хозяйка.

— А что? — подняла нарисованные бровки Мадам.

— Сладко же...

— Завидки берут? Я сама видела, как вы соком буженину запивали.

— Блефуешь, ничего ты не видела. Никогда я при тебе сладким соком жирное мясо не запивала.

— Вот и попались, — радостно захохотала Мадам, — а без меня запивали, запивали...