«Птенец запутался в зарослях шиповника, его юная кровь уходит через острые шипы. И вот он уже лежит неподвижно».

Сзади их ждет верная смерть.

«Быстрая река, за которой воет стая».

Хоть это и опасно, впереди у них есть какие-то шансы.

Вновь послышался вой, но теперь к нему прибавился топот бегущих охотников. А потом раздался голос:

— Смотрите сюда! Я вижу следы! Похоже, оборотни взобрались наверх именно здесь. Давай, Черныш, хватай их! — Раздался щелчок хлыста, и вой нюхача наполнил воздух. — Хватай проклятых!

Фардейл удовлетворенно посмотрел в глаза Могвиду. Он вновь оказался прав. По ярости нюхачей охотники поняли, чей именно запах почуяли звери — запах си'луры. Или на их отвратительном, неуклюжем языке — оборотней.

Со стиснутых губ Могвида слетел стон. Ну почему он покинул лесной дом? Нужно было остаться и попытать счастья там. И пусть бы он стал изгнанником. Зато он сохранил бы жизнь.

Однако в глубине своего трепещущего сердца Могвид знал, что это путешествие было необходимо. Перспектива остаться на всю жизнь в самой беспомощной форме — форме человека — пугала его намного больше, чем воющие нюхачи или любые другие будущие опасности.

Балансируя на одной ноге, Могвид пробормотал:

— Идем… идем дальше.

Опираясь на плечи Фардейла, Могвид вышел из кустов и оказался посреди голых камней. Начинались земли огров, и братья знали, что все живое в Восточных Пределах не смеет заходить на их территорию.

Тол'чак не решался войти внутрь пещеры призраков и молча стоял возле тела Фен'швы, распростертого у его ног. Три старейшины, медленно раскачиваясь, двинулись обратно, в сторону дальнего туннеля. Послышались слова:

— Следуй за нами. Теперь это твоя тропа.

Тол'чак знал, что будет наказан за убийство Фен'швы. Закон огров был суровым и, часто, жестоким. Но такой суровой кары он не ожидал!

Он смотрел на черный глаз в дальней стене, туда, где начиналась тропа мертвых. Теперь он жалел, что принес тело Фен'швы. Нужно было убежать в дикие земли.

Последний из старейшин скрылся в туннеле. Он уловил единственное слово.

— Иди.

Войдя в пещеру духов, Тол'чак выпрямил спину и поднялся во весь рост. Он обесчестил свое племя и не достоин выглядеть как огр. Теперь ему больше не нужно притворяться. Перешагнув через тело поверженного соплеменника, он пересек пещеру. Тихонько шипели горящие голубым пламенем факелы. Многочисленные тени извивались на стенах, словно демоны, передразнивающие его походку.

У входа в туннель Тол'чак наклонил голову и ступил в темноту, тихонько завыв от страха. Он шел за звуком шаркающих шагов древних огров в глубины горы. На стенах туннеля не было факелов, и после поворота тьма окружила его со всех сторон. Только скрежет когтей по камням указывал путь.

Эта каменная глотка поглотила погибшего отца, а Триада привела его в страну призраков. Теперь Тол'чаку в наказание пришлось ступить на эту тропу после отца. Для своего народа он умер, как и Фен'шва.

Только Триада знала, что находится в конце туннеля. Сколько он себя помнил, ее члены никогда не менялись. Однажды он спросил у отца, что будет, если кто-то из Триады умрет. Отец оттолкнул его и пробурчал, что никому это не известно, поскольку за время его жизни никто из Триады не умирал.

Тол'чак почти ничего не знал о трех старейших. Говорить о них не следовало. Считалось, что разговоры о Триаде приносят неудачу, как и упоминание имен мертвецов. И все же Триада оставалась для племени чем-то неизменным. Три древних огра со скрюченными спинами охраняли духовную жизнь племени.

Только они и мертвые знали, что находится в конце черного туннеля.

Сердце Тол'чака постепенно наполнял ужас, и его шаг замедлился. Дыхание с хрипом вырывалось из сжавшегося горла, заболел бок. Он едва волочил ноги, а воздух становился все теплее и влажнее. Широко раскрытые ноздри почуяли запах соли и плесени.

Он шагал дальше, и туннель смыкался вокруг него, словно хотел схватить, сжать и не выпустить обратно. Он стал задевать головой потолок, и каждый раз от этого его пробирала дрожь. Пришлось наклонить голову еще ниже. Туннель сужался по мере того, как Тол'чак углублялся в сердце горы. Ему пришлось согнуться и опереться костяшками пальцев о каменный пол — теперь он вновь двигался обезьяньей походкой огра.

Наконец впереди появилось зеленоватое сияние, к этому моменту Тол'чак уже в кровь стер костяшки пальцев. Свет постепенно усиливался, и после долгой темноты глаза не сразу к нему привыкли.

Туннель вновь начал расширяться, свет становился все ярче, должно быть, они приближались к выходу. По стенам ползали тысячи светящихся червей величиной с большой палец. Они волнообразно двигались, пульсировали и испускали зеленоватое сияние, оставляя за собой сверкающие дорожки слизи. Их количество на стенах все время увеличивалось. Тол'чак шел дальше, постепенно черви стали появляться и на полу. Темные пятна растоптанных старейшими червей позволяли Тол'чаку видеть их следы. Он старался ступать след в след. Раздавленные босыми ногами черви вызывали отвращение. Глядя на извивающиеся маленькие тельца, он ощутил тошноту.

Он и не заметил, как оказался в большой пещере. И тут его внимание привлекло тихое гортанное пение. Трое огров образовали треугольник лицом друг к другу, склонив головы.

Тол'чак затаил дыхание… они стояли под рубиновой аркой из сердце-камня и пели! Огр упал на колени. Рудокопам очень редко удавалось добыть сердце-камень. Последний найденный обломок был величиной с глаз ласточки, и он вызвал такие волнения среди племен, что началась война за его обладание. В этой войне и погиб его отец.

Тол'чак, разинув рот, во все глаза смотрел на арку, особенно на ее верхнюю часть. Поверхность, состоящая из множества граней, сияла в зеленом свете бесчисленными цветами — оттенки были такими изумительными, что грубый язык Тол'чака не смог бы их описать. Он молча стоял на коленях, купаясь в отраженном свете.

В отличие от призрачного зеленого света червей, вызывавшего у него тошноту, удивительное сияние арки словно проникло в глубь его груди, до самых костей, и впервые в жизни Тол'чак почувствовал себя цельным существом. Он ощущал мощный природный дух, влившийся в него, каждой клеткой своего тела. Отраженное сияние, как сверкающий водопад, смыло чувство стыда, который вызывало у Тол'чака его уродство. Он обнаружил, что впервые в жизни полностью выпрямил спину. Мышцы, которые были напряжены с самого детства, расслабились, и руки потянулись вверх.

Он больше не был полукровкой, существом, лишенным духа. Он стал цельным!

Слезы покатились по щекам Тол'чака, когда он ощутил всю полноту и красоту духа, который дремал у него в груди все годы его беспросветной жизни. Он сделал глубокий вдох, желая втянуть рубиновое сияние в себя. Он хотел остаться в этом месте навсегда. Здесь он мог бы умереть.

«Пусть Триада перережет мне горло, и кровь смоет червей с моих ног», — подумал отверженный огр.

Кости и мышцы — лишь клетка, в которой томится дух, и его не отделить при помощи топора или кинжала. А сейчас они стали единым целым и навсегда останутся таковыми!

В этот миг он больше ничего не хотел от жизни, но вмешались другие:

— Тол'чак…

Имя лишь скользнуло по краю его сознания, но, подобно камешку, брошенному в зеркальную гладь водоема, нарушило чувство идеального равновесия.

Он повернул голову в ту сторону, откуда доносился голос, и умиротворение исчезло. Огр потряс головой, пытаясь вернуть ощущение, но у него ничего не получилось. Арка из сердце-камня продолжала сиять, но не более того.

Спина Тол'чака снова начала сгибаться, мышцы напряглись, он обнаружил, что на него смотрят три пары глаз.

— Начинаем, — Голос Триады был скорее стоном, чем словами.

Тол'чак опустил голову, сердце отчаянно застучало от страха.

Один старейший из Триады подошел к нему и сжал запястье огра костлявой рукой, поднял руку Тол'чака, вложил в ладонь что-то прохладное и твердое, затем отступил.