Женщина на сцене замерла, и в следующий миг полилась сладостная мелодия, заполнив зал. Музыка рассказывала о прежних счастливых временах, более радостных, чем только что закончившийся солнечный день. Пальцы артистки порхали над грифом и струнами. А потом женщина запела. Сначала очень тихо, едва различимо на фоне музыки, но голос постепенно набирал силу в гармонии с мелодией. И хотя жонглер не знал языка, на котором она пела, почувствовал значение слов. Песня о прошедших годах, о смене времен, о циклах, подчиняющих себе все живое.

Гости сидели на своих стульях потрясенные. Один мужчина закашлялся, и соседи сердито зашикали на него. Остальные же не обратили на это никакого внимания, зачарованные музыкой, они не сводили глаз со сцены.

Голос исполнительницы едва заметно изменился, и струны теперь не пели — стонали. Сейчас она предупреждала о надвигающейся опасности, грозящей всему живому уничтожением. Она пела про растоптанную красоту и загубленную невинность. Музыка была такой насыщенной, звучной, что казалось, бой барабанов сопровождает ее.

Жонглер неожиданно почувствовал желание утешить ее, сказать, что еще не все потеряно. Пальцы артистки замерли на струнах, а песня обрела новый ритм, похожий на биение умирающего сердца. Все медленнее и медленнее аккорды заполняли наполненный болью зал. Посетители невольно потянулись к сцене, словно пытаясь продлить волшебную мелодию. Но женщина в последний раз коснулась ногтем струны, издав завершающий аккорд и пропев финальную ноту, и в помещении повисла тишина. И никто не хотел первым ее нарушить. У жонглера по щеке покатилась слеза, он не стал ее стирать. У многих слушателей глаза были влажными.

Он думал, что это конец, и снова ошибся. Лютня тихонько зашептала, но казалось, пальцы женщины остаются неподвижными, будто поет сам инструмент. Музыка поплыла по залу, коснувшись влажных щек сидевших за столиками. А потом исполнительница пропела завершающий куплет — про одинокого человека и последнее яркое пятно среди руин. Ее музыка вызвала новые слезы у жонглера, словно песня предназначалась только для него одного. Но он понимал, что души многих затронула она и сердца в этом зале бьются в унисон с ней. Затем с финальным аккордом, уверенным и прозрачным, словно звон колокольчика, и с последними тихими словами песни она подарила им всем утешение одним-единственным словом: надежда.

И все закончилось. Исполнительница встала с табурета.

Толпа выдохнула, со всех сторон зазвучали удивленные голоса, а потом разразились аплодисменты. В чашку дождем посыпались монеты. Не отдавая себе отчета в том, что делает, жонглер пересыпал все деньги из своей чашки в ее.

Взглянув на сцену, он обнаружил, что фиалковые глаза смотрят на него. Женщина отошла от края сцены, видимо смущенная криками восторга, и стояла, прижав к груди свою лютню.

Неожиданно около входной двери возникло движение, и внутрь ворвался мужчина.

— В доме Бракстона пожар! — крикнул он. — Сад горит!

Все тут же вскочили со своих мест, но жонглер не обращал на это внимания, он не сводил глаз с лютнистки. Пожар его не волновал.

Она сбежала со сцены, опустилась перед ним на колени и посмотрела прямо в его серые глаза.

— Ты мне нужен, Эр'рил из Станди.

Костры озаряли горизонт за спиной Элены. Дым чернее ночи приближался к ним между рядами деревьев, трескучий огонь бушевал на границе сада. Она пыталась заставить Дымку скакать быстрее, но лошадь хромала, кроме того, она вся покрылась потом, поскольку долго мчалась изо всех сил, охваченная ужасом.

— Мы должны дать ей отдохнуть, Эл, — крикнул из-за спины Джоак. — Дымка не сможет долго выдержать такую скорость.

— Но пожар!

— Мы уже далеко от дома, а ветер остановит огонь.

Он натянул поводья, и Дымка замедлила бег, затем остановилась.

Джоак спешился и перебросил поводья вперед, чтобы направлять лошадь. Дымка, раздувая ноздри и тяжело ступая, с широко раскрытыми от страха глазами, шла сквозь ночь. Ее пугали дым и рев пламени, она нервничала, то и дело пытаясь снова броситься вскачь.

Элена похлопала ее по шее и спрыгнула на землю. Джоак был прав. Дымка, если ей дать такую возможность, будет мчаться вперед, пока не остановится сердце. Она взяла у брата поводья и повела лошадь шагом.

Джоак положил ладонь на влажный бок лошади:

— Она перегрелась. Мы не сможем скакать на ней этой ночью. Но, думаю, мы сильно от них оторвались.

Элена оглянулась на окутанные пламенем холмы и вспомнила, как огонь поглотил их дом, затем перекинулся на сарай с конюшней и уже через мгновение искры, подхваченные ветром, переметнулись с крыши на деревья в саду. После летней засухи трава и низкие кусты превратились в отличную растопку, и пожар распространялся с невероятной скоростью.

Ее родной мир рухнул, сгорел дотла, подожженный ее собственной рукой.

Она невольно потерла едва заметное пятно на правой руке. Слезы ручьем потекли по щекам. Брат заметил это, но причину понял неверно:

— Эл, мы выберемся отсюда, я тебе обещаю.

Она покачала головой и махнула рукой в сторону набирающего силу пожара.

— Я убила их.

Перед ее мысленным взором снова возникла стена пламени, мчащаяся на родителей.

— Нет. — Джоак нежно сжал ее руку. — Это не так, Элена. Ты спасла их от ужасающей боли.

— Может быть, они могли выжить.

Джоака передернуло.

— У мамы и папы не было ни одного шанса. Я видел, как быстро эти чудовищные змеи сожрали Следопыта. Даже если бы им каким-то чудом удалось спастись, не думаю… что это было бы для них благом.

Элена молча опустила голову, и Джоак одним пальцем приподнял ее подбородок.

— Ты ни в чем не виновата, Эл.

Она высвободилась и повернулась к нему спиной.

— Ты не понимаешь… я… я… — Что-то мешало ей вслух признаться в вине, которую она чувствовала. — Я хотела уехать… Мечтала об этом. — Она резко повернулась к нему и показала на горящий сад. — Я ненавидела все это… а теперь здесь из-за меня все горит.

Джоак обнял сестру и прижал к себе, ее начали сотрясать рыдания.

— Эл, я тоже хотел уехать. И ты это знаешь. В том, что случилось, нет твоей вины.

Она ответила, не поднимая головы от его груди:

— Тогда кто виноват, Джоак? Кто все это сделал? — Она высвободилась из его рук и показала правый кулак. — Почему это случилось со мной?

— Сейчас не время думать об этом. Нам нужно добраться до реки Милбенд. — Он посмотрел на пламя, охватившее гряду у них за спиной, оранжевые языки, казалось, облизывали луну. — Если мы сумеем перебраться через реку, то спасемся. И тогда, возможно, сможем найти ответы.

Элену вдруг охватил страх перед ответами, которые им еще предстояло найти. Слова утешения Джоака могут оказаться пустыми, а вот то, что случилось ночью, будет иметь продолжение.

Дымка вдруг тревожно заржала, и Элена провела рукой по дрожащим ноздрям кобылы.

— Тише, милая, с тобой все будет хорошо, — прошептала она на ухо лошади.

Неожиданно Дымка шарахнулась назад, встала на дыбы и заржала, почти вырвав кожаные поводья из кулака Элены. Девушку подбросило в воздух. Лошадь помчалась вниз по склону и потащила хозяйку за собой.

— Эй, Дымка! Стой! — Элена пыталась встать на ноги, кусты, ветки и камни рвали плащ и царапали колени.

— Отпусти ее! — крикнул Джоак, бросившись за ними.

Но Элена не могла допустить, чтобы последнее напоминание о доме исчезло в ночи, и изо всех сил держала поводья обеими руками. Наконец ей удалось поставить ногу на камень, и она отчаянно дернула поводья. Голова Дымки запрокинулась назад, и зад лошади заскользил вниз по склону. Элена быстро намотала поводья на ствол фруктового дерева, моля всех святых, чтобы уздечка выдержала. Дымка остановилась, дернулась и начала подниматься на ноги.

— Что это с ней? — спросил подбежавший брат.

— Тише! — сказала Элена.

На фоне рева пламени появился новый звук, сначала он был еле различим, затем стал отчетливее: словно к ним приближался кто-то, размахивающий толстым ковром. Это хлопали тяжелые крылья.