Каждый из тысячи, кто пробивал великий Биг–Бенд, слышал про Джона Генри. Он был знаком почти всем.

Когда бурильщики выползали из главного тоннеля наружу, спасаясь от очередного взрыва, они все, как один, говорили, что Джон Генри бьет своим молотком до того сильно и быстро, что молоток Малютки Билла не всегда успевает трясти и повертывать стальной бур и тот, перегреваясь, начинает иногда плавиться.

Малютке Биллу дали совет: запасти дюжину бочек льда, чтобы охлаждать бур и не дать ему плавиться. Да что там бочки со льдом, ему приходилось запасать и молотки, чтобы менять их по нескольку раз на день, так как в руках Джона Генри они слишком быстро перегревались и тоже делались мягкими, словно воск.

Когда любопытные зрители подходили к тоннелю, они просто пугались. Им казалось, что вся гора сотрясается до основания и буйный ветер в четком ритме врывается в глубь тоннеля. А что, если это надвигается землетрясение? Однако бурильщики объясняли, что всего–навсего это разносятся удары молота в руках Джона Генри по головке стального бура.

Все, кто работал на великом Биг–Бенде, гордились Джоном Генри. Он делал своим молотком все, что может сделать молотком человек.

И главный строитель тоже гордился им. Он тут же позвал Джона Генри, когда на Биг–Бенд заявился однажды инженер предлагать новую, невиданную доселе машину — паровой бур. Она работала на пару и могла заменить трех молотобойцев и трех бурильщиков сразу.

Услышав о таком чуде, Джон Генри рассмеялся. Громкие раскаты его смеха сотрясали воздух, и теперь настала очередь тех, кто работал в тоннеле, перепугаться, что надвигается землетрясение. Они выскочили из тоннеля наружу, чтобы посмотреть, что случилось. А узнав, что говорит инженер про новую буровую машину, они посмеялись вместе с Джоном Генри.

Почему? Да потому, что кто‑кто, а они знали, что Джон Генри может справиться с работой не трех, а четырех бурильщиков, вот как!

Тогда инженер рассердился и вызвал Джона Генри на состязание. Выбрали самую крепкую скалу, которую отовсюду было хорошо видно. Малютка Билл отобрал лучшие стальные буры, некоторые длиной даже больше двадцати футов. Собралось много народу, пришла и жена Джона Генри — Полли Энн — в нарядном платье.

Джон Генрш потребовал двадцатифунтовьш молоток. Он привязал к его рукоятке бант я запел:

Главный поставил Джона Генри по правую сторону горы, а инженера с его паровым буром -— по левую. Потом вскинул ружье и выстрелил. Состязание началось.

Отбойный молоток вписывал дугу вверх, за плечо, потом, со свистом разрезая воздух, снова вниз — бум! по головке стального бура. И снова вверх, сверкая словно комета, через плечо, за спину и снова вниз. Вверх–вниз, вверх–вниз. Джон Генри работал и пел:

Но паровой бур от него не отставал. Рат–а–тат–тат гремела машина, пш–ш–ш–ш шипел пар, застилая ют глаз и скалу и машину. Никто поначалу даже не мог разобрать из‑за пара — кипит работа или стоит, крошится скала или пет. Однако Малютка Билл знал свое дело и, когда нужно, менял короткий бур на более длинный, потому что дара в скале все углублялась под могучими ударами Джона Генри. А потом все увидели, что инженер тоже меняет наконечники бура, выбирая все длинней и длинней. Его машина уже продолбила в скале дыру глубиной в двенадцать дюймов. Ну а Джон Генри? Нет, пока он продолбил скалу лишь на десять дюймов. Лишь на десять!

Но он не унывал, дружище Джон Генри. Он бил молотком и пел. Бил и пел. Он бил молотком все утро без передышки и пел, обрывая песню лишь для того, чтобы кликнуть свою жену Полли Энн. И она тут же выплескивала ведро холодней воды Джону Генри та спину, чтобы ему стало прохладней и веселей работалось.

В полдень Джон Генри увидел, что паровой бур просверлил скалу глубиной на десять футов. А сколько сделал сам Джон Генри? Ах, всего девять футов!

Ну и что ж тут такого? Джон не волновался, он сел спокойно обедать и съел все, что принесла ему Полли Энн. Но он ни слова не говорил к больше не пел. Он задумался.

После обеда состязание продолжалось. Джон Генри стал подгонять свой молоток. И шейкер стал работать быстрей. Джон Генри попросил своих друзей–молотобойцев петь его любимую песню — песнь молотка.

— Только пойте быстрей, — попросил он, — как можно быстрей.

И они запели, а Джону Генри оставалось только подхватывать: a! ax!

Медленно, но верно Джон Генри стал нагонять паровой бур. Когда же спустился вечер и близился конец состязания, Малютка Билл взял самый свой длинный бур. Обе дыры в скале были тогда глубиной по девятнадцати футов. Джон Генри сильно устал. Даже пот перестал лить с него градом, он весь высох, а дыхание из его груди вырывалось со свистом, словно пар из буровой машины.

Но что там говорить, машина тоже устала. Она стучала, и гремела, и дрожала, и шаталась. Без хлопков и ударов она уже не работала.

Когда Джон Генри из последних сил занес над головой отбойный молоток, молотобойцы, стоявшие с ним рядом, услышали его осипший, глухой голос:

И он выбил дыру. Главный дал выстрел из своего ружья, чтобы сказать всем, что состязание окончено. И тогда все увидели, что Джон Генри пробуравил дыру в скале глубиной ровно в двадцать футов. А паровой бур всего девятнадцать с половиной.

Победил Джон Генри!

Но не успел главный объявить победителя, как усталое тело Джона Генри приникло к земле.

— Человек — только человек, — прошептал он и умер.

Джон Генри был Человек.

Задолго до того, как негр Джон Генри одолел в состязании паровой бур, по свету гуляла слава еще про одного Джона.

Он был рабом на плантациях Юга. Другие негры, тоже рабы, прозвали его Длинный Джон Освободитель.

Отчаянный он был малый. Не побоялся даже поднести ледку самому дьяволу, чтобы охладить его дьявольское пламя. Да что там дьявол, он обучил примерному поведению даже гремучих змей. И ни одна из них не посмела укусить негра, пока не истекли четыре года после отмены рабства.

Но главное не это. Куда бы Длинный Джон ни пришел, что бы ни сделал, с ним неразлучен был смех. Ох, и любил он шутить, и проделывать разные трюки, и сочинять песенки, и рассказывать всякие небылицы. Веселье никогда не оставляло его, потому как чуял он — свобода грядет.

Постойте, вы еще подумаете, что Длинный Джон был силачом и гигантом вроде Джона Генри, со стальными мускулами и могучей спиной? Ничего подобного! Если бы вы его увидели, то, наверное, сказали бы, что он мужичок с ноготок. Нет, не за рост, а за ловкие свои проделки получил он прозвище Длинный Джон Освободитель.