Можете не сомневаться, фуражка капитана Элдриджа пролетела над домом Сэма в Чатеме ровно через четырнадцать минут после того, как он повесил телефонную трубку. И на другой день капитан Элдридж получил ее с утренней почтой назад.

Один бостонец ехал верхом через штат Вермонт в город Честерфилд. У дороги он увидел молодого парня, рубившего толстое дерево.

— Джек, Джек! — крикнул всадник. — Я правильно еду на Честерфилд?

— Откуда ты взял, что меня зовут Джек? — удивился парень.

— Взял да угадал, — ответил всадник.

— Ну, тогда тебе ничего не стоит угадать и правильную дорогу на Честерфилд, — заметил лесоруб.

А надо вам сказать, что любого йоркширца в Америке принято было звать Джек.

Поехал бостонец дальше. Уже стемнело, близилась ночь. Навстречу ему фермер. Бостонец спрашивает его вежливо:

— Скажи, дружище, я правильно выбрал дорогу на Честерфилд?

— Да, правильно, — ответил фермер. — Только, пожалуй, хвост и голову твоей лошади лучше поменять местами, не то ты никогда туда не попадешь.

Немало в американском фольклоре рассказов про американского президента, которого особенно чтут в народе и называют героем, — про Джорджа Вашингтона.

У мудрого Одиссея, наверное, не было столько хлопот с его возлюбленным сыном Телемахом, сколько у мистера Вашингтона с его Джорджем, которому он старался с самых пеленок внушить любовь к истине.

— Любовь к истине, Джордж, — говорил отец, — лучшее украшение молодости. Я бы не поленился проделать пятьдесят миль, сын мой, только чтобы взглянуть на юношу, чьи помыслы так правдивы, а уста чисты, что можно доверять любому его слову. Сердцу каждого дорог такой сын! Как непохож на него молодой человек, избравший путь лжи, запомни это, Джордж! — продолжал отец. — Никто не станет верить ни одному его слову. Повсюду он будет встречать лишь презрение. Родители придут в отчаяние, если увидят своих детей в его обществе. Нет, сын мой, мой милый, мой любимый сын Джордж, лучше я собственными руками заколочу твой гроб, чем допущу, чтобы ты встал на этот позорный путь. Нет, нет, лучше мне потерять свое драгоценное дитя, чем услышать от него хоть слово лжи!

— Постой, па, — серьезно заметил ему Джордж, — разве я когда‑нибудь лгал?

— Нет, Джордж, слава богу, никогда, мой сын! И надеюсь, не будешь. Что до меня, то, клянусь, я не дам тебе повода сделать это. Что и говорить, ведь случается, что родители сами толкают своих детей на этот страшный грех, если бьют их за любую малость, уподобляясь диким варварам. Но тебе это не грозит, Джордж, сам знаешь. Я всегда говорил тебе и повторяю вновь, если когда и случится тебе совершить промах — со всяким такое может случиться, ибо ты еще дитя неразумное, — заклинаю тебя, никогда не прячься за спину обмана! Но смело и открыто, как истинный мужчина, признайся мне в этом.

Назидание отца, может быть, и скучное, но, как ни странно, оно принесло свои плоды. Вот какую историю рассказывают по этому поводу. Она правдива от первого и до последнего слова, так что жалко было бы ее не пересказать.

Когда Джорджу стукнуло еще только шесть лет, ему сделали ценный подарок — он стал владельцем настоящего топорика. Как и все мальчики его возраста, он был безмерно горд им и всегда носил с собой, рубя направо и налево все, что подвернется под руку.

Однажды он гулял в саду и вместо развлечения рубил для матери палочки под горох. Да, на беду, решил проверить острие своего топорика на тонком стволе молоденького вишневого деревца. То была настоящая английская вишня, ну просто чудо, что за дерево!

Джордж так сильно надрезал кору, что деревце не могло оправиться и должно было погибнуть.

На другое утро отец Джорджа обнаружил, что случилось. Кстати сказать, эта вишня была его любимым детищем. Он тут же отправился в дом и сердито потребовал назвать виновника сего безобразия.

-— Я бы даже пяти гиней не взял за него, — сказал он. — Оно мне было дороже денег!

Но никто не мог дать ему никаких объяснений. В это время и появился перед всеми маленький Джордж со своим топориком.

— Скажи, Джордж, — обратился к нему отец, — а ты случайно не знаешь, кто погубил там в саду мою любимую вишню?

Вопрос оказался нелегким. На миг он просто оглушил Джорджа. Но он тут же очнулся и, обратив на отца свое нежное детское личико, на котором вспыхнуло неповторимое очарование всепокоряющего чистосердечия, храбро выкрикнул:

— He спрашивай, па! Ты же знаешь, я не могу врать! Не спрашивай!

— Подойди ко мне, мое дорогое дитя! Дай я обниму тебя! — воскликнул растроганный отец. — Я прижму тебя к моему сердцу, потому что я счастлив. Я счастлив, Джордж, что ты погубил мое деревце, но заплатил мне за него в тысячу крат. Столь отважный поступок моего сына дороже мне тысячи деревьев, цветущих серебром и приносящих золотые плоды.

Никто не спорит, история эта оставляет привкус переслащенной патоки. Однако кому неизвестно, что в памяти народной президент Вашингтон навсегда остался человеком непреклонной честности.

А честность у людей была всегда в почете.

Добрая память осталась в народе и о современнике и единомышленнике Джорджа Вашингтона — Бенджамине Франклине. О «Новом Прометее», как его назвали в Америке и в Европе, потому что доктор естественных наук Франклин был первым изобретателем громоотвода. Он прославился и как ученый, и как известный политический деятель. Он был писателем, революционером, выдающимся американским просветителем. Под известным портретом Франклина стоят латинские стихи: «Исторгнул молнию с небес и скипетр у тиранов».

А в народное творчество Франклин вошел как «отец всех янки».

Доктор Франклин в молодые годы работал типографщиком и по делу службы часто ездил из Филадельфии в Бостон. По дороге он обычно останавливался в одной и той же гостинице, хозяин которой, как и все его земляки, отличался чрезмерной любознательностью. Ему вынь да положь — надо все разузнать про своих постояльцев.

После целого дня пути доктор Франклин очень устал, но только он сел ужинать, как явился хозяин и стал мучить его вопросами.

Доктору Франклину был хорошо знаком подобный ха–рактер. Он тут же понял, что, даже если ответить на все вопросы дотошного хозяина, у того найдутся новые, а за аими еще какие‑нибудь. И так до бесконечности.

Он решил сразу положить этому конец.

— Есть у вас жена, милейший? — спросил он хозяина.

— Конечно, сэр.

— Ай–ай–ай, как же вы мне ее не представили? — с упреком сказал Франклин.

И хозяйку по всем правилам представили молодому Франклину. Тогда Франклин спросил ее:

— Сколько у вас детей, мадам?

— Четверо, сэр.

— Я был бы счастлив взглянуть на них, — заметил Франклин.

Разыскали детей и привели к гостю.

— А сколько слуг вы держите? — спросил Франклин у хозяина.

— Двоих, сэр. Повара и служанку.

— Пригласите их сюда, — попросил Франклин.

Когда слуги пришли, Франклин осведомился, кто еще проживает постоянно в гостинице, и, услышав, что больше никто, объявил со всей торжественностью:

— Дорогие друзья! Я пригласил вас сюда, чтобы представиться вам. Зовут меня Бенджамин Франклин. Мне двадцать один год. Я печатник, работаю в типографии, проживаю в Филадельфии и еду сейчас в Бостон. Я послал за вами, чтобы спросить, нет ли у вас ко мне каких-нибудь вопросов. Может быть, вы хотите узнать про меня еще что‑нибудь? Спрашивайте, я готов отвечать! А покончив с ответами, я льщу себя надеждой, вы разрешите мне спокойно отужинать.

К слову сказать, когда бывший типографщик Бенджамин Франклин через много лет приехал послом молодой американской республики ко двору Людовика XVI в Париж, он посетил там знаменитую типографию Дидо. Так вот, в нарушение этикета и дипломатического протокола он бросил своих великосветских спутников и первым делом подбежал к печатному станку. Потом, засучив рукава, принялся за работу. Изумленным спутникам он объяснил: