Пора разъезжаться всем на ночевку. Четыре высоких горных рюкзака у стены, четыре ствола в чехлах. Завтра — в дорогу.

— Серж, выйдем-ка покурить. — Степаныч достал пачку сигарет, пошел на кухню.

Свет он не зажег, стоял возле окна, смотрел на темный лесок.

— Ну, чего случилось?

— Слушай, Серж. Должен тебя предупредить. В личном сейфе, в конторе, я оставил письмо с описанием нашего маршрута и целей поездки. Со всеми возможными подробностями. Конверт вскроют, если мы не вернемся в положенный срок, через месяц.

— А раньше не вскроют?

— Нет, не должны.

Ну что тут скажешь? Приобрел человек черты, соответствующие цвету погонных просветов.

— Ну и правильно сделал.

— Я рад, что ты так думаешь.

— В три недели должны уложиться. А страховка никогда лишней не бывает.

А вдруг раньше вскроют?

Звонок телефонный.

— Сергей Александрович? Хорошо, что застал. Вчера звонил — не подходил никто.

— Здравия желаю, товарищ майор.

— Ну зачем же так официально. Сергей Александрович, я с вами поговорить хотел. Нет, не по телефону и не очень срочно. Лучше в конце следующей недели. Найдется пара часиков? Вы в отпуск через одиннадцать дней идете, верно? Все же на Селигер решили? Позвоните мне обязательно в следующую субботу. Нет, нет, домой позвоните. Запишите номерок. Очень, очень нужно поговорить, Сергей Александрович. Ну, всего, всего. До встречи.

Какой дружелюбный голосок! Нет, не увидимся мы с Уколкиным в субботу. Напрасно он моего звонка будет ждать. Похоже, все-таки правильно я сообразил пораньше сорваться. И жену с дочкой на пару недель в Воронеж к деду отдыхать отправил — тоже правильно. Ну, ладно, спать, спать. Завтра очень суматошный день будет.

На сей раз вагон был в самом деле купейным, вполне свежим. Соседний с нами СВ целиком занимали английские туристы. Почти непрерывно они снимали на видео неприглядную советскую действительность — горбачевская политика «открытых дверей» переживала момент наивысшего подъема.

Мы вчетвером уютно скоротали дорогу, практически не вылезая из купе, за несколькими бутылками отменного пятизвездочного «Дербента» — отпускные позволили поддержать скромный бизнес пенсионеров у «высотки» на «Баррикадной».

В Нижнеудинск прибыли поздно ночью. До нужного автобуса было не меньше пяти часов. Светиться на вокзале — центре городской ночной жизни — было опасно по понятным обстоятельствам. Но элементы частного бизнеса зарождались уже и в этой провинциальной глуши. На вокзальной площади ожидали пассажиров несколько частных такси. «Жигули» нам не подходили по причине тяжести груза и плечистости седоков. А вот старенький ГАЗ-69 оказался весьма кстати. Данный экземпляр этого знаменитого армейского джипа, давно уже снятого с производства, был выкрашен в нелепый для военной машины небесно-голубой цвет. Под стать цветовому оттенку оказался и пронырливый писклявый водитель. Всю дорогу он назойливо щебетал и временами похлопывал сидящего рядом с ним Бахметьева по коленке.

Наконец фары джипа высветили ряд темных бревенчатых домов. Ни одно окно не светилось.

— Все, мальчики, приехали. Кирей-Муксут, — пропищал «командир» и окинул Мишку томным взглядом.

Бахметьев брезгливо сунул ему обещанную тридцатку. Мы разгрузили машину и сволокли багаж на поросшую травой обочину. Водитель потоптался возле нас, но, не встретив сочувствия, вернулся к машине и, запустив движок, исчез в ночи. Мишка плюнул вслед погружающимся в темноту рубиновым габаритным фонарикам.

— И откуда берутся такие недоделки? — Бахметьев присел на рюкзак, закурил.

— От сырости, Миша, от сырости. Я же говорил, Нижнеудинск этот — гнилой городишко. — Гольцев потянулся, с хрустом размял мощные плечи. — Подвеска у «козла» дубовая, всю задницу отбил.

— Это ж спецмашина. Так и задумано. Для рекламы последующих услуг. Мог бы пополнить опыт. Тофаларку ты уже сподобился, теперь надо тофалара… Черт, где же фонарь! — Степаныч шарил в недрах рюкзака.

— Пошел ты… Это и не тофалар совсем, цыган какой-то. Серж, однако на ночевку куда-то нужно пристраиваться. Куда пойдем?

— Не знаю, спят везде.

— Подумаешь, спят. Стучать будем, шутка будэм дэлать! — неожиданно перешел на кавказский акцент Мишка.

— Ты постреляй еще.

Пока шел этот треп, я выбрал из десятка мощных срубов самый здоровый. По прежнему опыту я знал, что Соколов имел весьма специфический талант полевика и во всех невообразимых местах, куда закидывала его профессия, устраивался с максимально возможным комфортом. Вероятнее всего, его орлы захватили дом побольше и поновее. Здесь и следовало «шутка сдэлать».

Пятнадцатиминутный долбеж в массивную дощатую дверь привел к требуемому результату. Послышались шаркающие шаги, и, с одновременным характерным щелчком затвора, знакомый голос сонно рявкнул:

— Кого черт принес?

— Свои, Витя, свои. Отворяй хоромы.

Дверь со скрипом открылась, на пороге показалась высокая фигура в чем мать родила, но с карабином в руках. Обросшее рыжей бородой лицо растянулось в приветливой улыбке.

— О! Какой состав, какие люди! — Бородач сделал рукой приглашающий жест и отступил в темноту коридора.

— Ты, Витя, теперь всегда так одеваешься или только в полнолуние? — Степаныч волоком потащил рюкзак в избу.

— Степаныч! Пять студенток сейчас в партии, такого сезона и не упомню!

— А карабин-то зачем?

— Необходимый ныне сексуальный аксессуар. Тайга сильно горит. Под Тулуном пожар зону захватил, зэки разбежались. Дней пять назад передали. Э, э! Туда нельзя! Там практикантки!

— Все пять?

— Две. Остальные у Карманова. По коридору вправо тащи, там еще одна комната есть. Ну, ладно, утро вечера мудренее, ложитесь, там места много. Я пойду. До завтра!

— Лекцию докончишь?

— Докончу, докончу. Гуд-бай!

Засыпая под музыкальный мерный скрип половиц, доносящийся из комнаты Соколова, я услышал, как Мишка завистливым тоном заметил Гольцеву:

— Вот видишь, Игорь, и нормальные люди здесь живут.

— Это приезжие, — нашелся Гольцев и сонно добавил: — Они куда приезжают, везде так нормально и живут.

Наутро выяснилось, что лесные пожары сильно осложняют нашу задачу. Вертолетов у партии не было. Все забрали пожарники — экстренный случай. На нет и суда нет — пешком в горы не побежишь. Оставалось ждать.

Ждать было приятно. Днем мы бродили по рукавам речки, текущей в окрестностях поселка, ловили мелких хариусов на мушку на перекатах. Вечерами теплая компания, состоящая из руководства партии, практиканток и нашего ударного отряда, отводила душу за чистейшим медицинским ректификатом под малосольную рыбку ценных пород и шашлык из пожилого лося.

Так прошло три дня. На четвертый у меня состоялся разговор тет-а-тет с Соколовым. Я счел возможным откровенно изложить ему цель нашей экспедиции. Мое положение требовало открыть карты. Просьба нижайшая была.

— По времени такая раскладка, Витя. Забросишь нас вот сюда, в устье Катышного. — Я показал место на карте, отмеченное красной точкой. — За два дня мы там разберемся, что к чему. Потом двинем через Мурхойский хребет в Верхнюю Гутару. На маршруте ребята поохотятся между делом, оттянутся чуток. На переход я кладу пять суток. Значит, через неделю дай борт в Гутару. Если нас не будет, подожди полсуток. Не дождешься — улетай, мы на рейсовом уйдем. Но лучше — на твоем. Сам понимаешь, чем черт не шутит, а вдруг — удача? Твои — двадцать процентов.

— Карта хорошая, совсем свежачок. Мои постарше будут, — заметил Виктор и добавил равнодушно: — Не верю я в эту твою авантюру.

— Сам не верю. Но ты же знаешь, что иногда самый невероятный проект сбывается.

— На итальянский репортаж намекаешь? — Одним движением пальца Виктор набил табаком свою короткую пенковую трубку.

— Не только. В этом мире все возможно, пока живой.

— Вот именно, пока живой. На Бирюсе думаешь кого-нибудь встретить?