— Хотелось бы мне знать, — сказал ван Хаарнин, — здешним властям никогда не приходило в голову обработать пойму реки ДДТ?
— Полагаю, приходило, — сказал Прокопулос. — Но они решили, что это не имеет смысла. Чтобы добиться сколько-нибудь заметного результата, пришлось бы обработать ДДТ всю французскую Экваториальную Африку. А это около миллиона квадратных миль, или, если точнее, девятьсот шестьдесят тысяч.
Похоже, это произвело впечатление на ван Хаарнина. Он принялся расспрашивать Прокопулоса о тропической Африке, и вскорости к их разговору присоединился путешественник из Южной Родезии. Господин Прокопулос отвечал на вопросы и размышлял, кто из присутствующих больше всего подходит на роль замаскированного тайного агента.
Подозрения Прокопулоса прежде всего пали на ван Хаарнина, на родезийца и на американского инженера. Эти трое были подходящего роста и телосложения. Британский майор выглядел слишком низкорослым и сухощавым, а немецкий археолог — слишком пожилым. Но и их нельзя было окончательно сбрасывать со счетов. Кто его знает, какой маскировки можно ожидать от американского агента?
Вскорости в бар вошли два южноамериканца. Тот, который повыше, тоже вполне подходил, а второй выглядел слишком низеньким и полным. Но все же…
Кандидатов на роль Дэйна оказалось слишком много. Из семи четверо или пятеро казались вполне подходящими. Следовало сузить круг подозреваемых.
Грек попытался представить, какое прикрытие мог бы выбрать американский агент. Возможно, он решил сделать ставку на эффект эксцентричности, понадеявшись, что никто не станет подозревать явного чудака. Тогда Дэйном может оказаться немецкий археолог. Или, возможно, Дэйн решил воспользоваться наиболее близким ему типажом, лишь слегка сместив акценты — ведь легче всего пропустить очевидные вещи. В таком случае Дэйном может оказаться американский инженер, родезиец или высокий мужчина из Южной Африки. Прокопулос посмотрел на семерых подозреваемых и подумал, что Мустафа ибн-Харит ждет точного ответа. От скверного предчувствия по спине грека пробежал холодок. Харит — человек опасный, и Прокопулосу для собственного же блага нужно поскорее выяснить, кто из этих людей Дэйн.
Прокопулос начал расспрашивать путешественников об обычаях и традициях их стран. Он очень гордился тем, как именно он вел расспросы: прямо и открыто, как обычный иностранец, интересующийся отдаленными землями. Путешественники отвечали без малейшей подозрительности, словно каждый из них был именно тем, за кого себя выдавал.
Тайная роль дарила Прокопулосу пьянящее ощущение власти. Скрывшись за маской вежливой любезности, он мог принести смерть любому из этой семерки. И никто не мог даже догадаться об истинной роли грека — кроме, возможно, самого Дэйна. Но даже если Дэйн что-то и заподозрил, он не мог ничего знать наверняка. Потому-то Прокопулос продолжал ощущать в себе эту власть — и вдохновение.
Таковы были чувства, испытываемые хитрым греком, или, точнее, их часть. Но при этом он был глубоко озадачен тем, как же ему опознать Дэйна. Он коротко побеседовал со всеми путешественниками, кроме американского инженера, но так и не догадался, кто же из них тайный агент. Прокопулоса начали грызть сомнения. Грек сказал Хариту, что он — европеец. Это в общем-то соответствовало истине. Но местом рождения Прокопулоса был остров Хиос, расположенный в нескольких милях от побережья Турции, и торговцу редко доводилось посещать другие районы Европы. Большую часть своей жизни он провел на Ближнем Востоке и в Африке. Он знал десяток языков, но, кроме греческого, ни одним из них не владел в совершенстве. Прокопулос хорошо говорил по-английски, но тонкости произношения от него ускользали. Он не был уверен, что сумеет отличить американское произношение от английского. А об особенностях южноамериканского или австралийского произношения ему вовсе ничего не было известно.
Усилием воли Прокопулос подавил снедающее его беспокойство. Произношение — лишь самый незначительный признак человека. Должны существовать другие способы узнать правду. И он, Прокопулос, это сумеет — сомнений быть не может.
Дружелюбно улыбнувшись, Прокопулос подсел за дальний столик, где сидел американский инженер.
— Как вам понравился Форт-Лами, сэр? — поинтересовался грек.
Инженера звали Тим Мак-Кью. Это был худощавый загорелый мужчина с холодным, неприветливым взглядом.
— Нормальный город, — сухо ответил он.
Прокопулос понял, что с ним не желают разговаривать, но решил не обращать на это внимания.
— Сейчас, во время сезона дождей, здесь не слишком приятно. Слишком душно, не правда ли?
Мак-Кью пожал плечами и посмотрел на свой стакан.
Прокопулос не унимался.
— Просто не верится, что всего лишь на несколько сотен миль севернее начинается Сахара. Вы когда-нибудь бывали в Сахаре?
Мак-Кью оторвался от созерцания стакана и секунды три в упор смотрел на настырного грека. Господин Прокопулос нервно улыбнулся и невольно попятился. Наконец Мак-Кью сказал:
— Мне казалось, я ясно дал понять, что не настроен вести беседу.
— Прошу прощения, сэр, я не хотел…
— Прекрасно. Извинения приняты. Может, теперь вы наконец оставите меня в покое?
Прокопулос отошел, размышляя, чем могла быть вызвана эта вспышка грубости. Возможно, у человека действительно скверный характер… Но грубость может оказаться очень неплохой маской для Дэйна. Он может путешествовать по Африке — мрачный, погруженный в свои мысли человек, никем и ничем не интересующийся. А в нужный момент маска сбрасывается. Да, инженера пока что нельзя вычеркивать.
Извинения Прокопулоса услышал родезиец Чарльз Отт и поинтересовался у грека, что за муха укусила его собеседника.
— Понятия не имею, — ответил Прокопулос.
— Выглядело это чертовски грубо, — сказал Отт и, понизив голос, добавил: — Если он не станет вести себя повежливее, когда-нибудь ему расквасят нос.
Инженер даже не посмотрел в их сторону.
— Возможно, это из-за жары, — предположил Отт. — Здесь, в Чаде, кошмарная жара. Я буду чертовски рад оказаться в Бейруте.
— В Бейруте тоже жарко, — сказал Прокопулос.
— Да, но там в гостиницах стоят кондиционеры. И кормят там нормально. Помои, которые подают в этой гостинице, просто невозможно взять в рот.
— Бейрут — красивый город, — сообщил Прокопулос. — Там множество достопримечательностей.
— Боюсь, мне будет не до них, — проронил Отт. — Я еду по делам, железная руда. Семейные связи. Христиане-марониты толсты, как воры — это так о нас шутят. А вы, полагаю, принадлежите к греческой православной церкви?
— Да, — подтвердил Прокопулос. — Но моя работа не позволяет достаточно регулярно бывать в церкви.
— Да, конечно, — согласился Отт. — У меня то же самое. Этот инженер смотрит на меня?
Боковым зрением Прокопулос видел, что Мак-Кью ни на кого не обращает особого внимания — за исключением разве что самого Прокопулоса.
— Кажется, нет, — ответил грек.
— С этими американцами просто невозможно разговаривать, — сказал Отт. — Да ладно, нам-то какая разница. Выпьете еще?
Прокопулос заказал себе новую порцию спиртного, после чего как-то незаметно для себя самого разговорился с высоким мужчиной из Южной Америки. Его звали Диего Рауль Альварес Рибейра-и-Кастильо, и он пересек Атлантический океан ради того, чтобы поохотиться в Африке. Он оказался полковником парагвайской армии в отставке и был преисполнен самодовольства.
— Я всегда считал военную службу превосходным занятием для мужчины, — сказал Прокопулос.
— Возможно, — пожал плечами Рибейра. — По правде говоря, я никогда над этим особо не задумывался. У нас как-то само собой разумеется, что старший сын семьи Рибейра должен служить в армии, а младшие сыновья обычно становятся священниками.
— Прекрасная традиция, — сказал Прокопулос. Он узнал, что Рибейра Монталбанские — старый и почтенный род, хотя и не слишком древний, и происходит он из Испании. Они принадлежали к испанскому дворянству и всегда входили в состав кортесов Арагона. Их влиянию пришел конец во времена Азаньи, и род Рибейра эмигрировал в Южную Америку.
