В то же время, мы не можем выступать и за революцию, зная, что восстание обречено на провал! В таком случае провал тоже будет стоить нам положения в комитете.
Следовательно, нам приходится с энтузиазмом готовить революцию и в то же время подготавливать все так, чтобы наша репутация осталась безупречной, когда революция будет подавлена.
— Да, для вас было бы лучше всего, если бы получилось именно так, — признал Дэйн.
Лахт продолжил:
— Не понимаю, что может нам помешать? Признаться честно, мы никак не рассчитывали, что вы успеете вовремя с этим посланием из Ракки. Таким образом вся вина — неумышленная, конечно же — за то, что революция все же началась, пала бы на вас, — Лахт печально покачал головой. — Это было бы наилучшим выходом для всех вокруг, не правда ли, мистер Дэйн?
— Может, вам это и кажется наилучшим выходом, — сказал Дэйн. — Если принять во внимание ваше своеобразное отношение к делу. И, может, я и согласился бы с тем, чтобы меня считали неудачником, провалившим все дело — если бы я его действительно провалил. Но мне не по вкусу, что вы изо всех сил старались мне помешать, всю дорогу вставляли мне палки в колеса!
— С чего это вы взяли? — поинтересовался Лахт.
— На моих глазах за эти дни произошло несколько совершенно невероятных событий. Во-первых, мое прикрытие. Все было сделано в лучшем виде и должно было сработать. Вполне надежное прикрытие, его ни за что бы не рассекретили, разве что случилось бы что-то непредвиденное. Ничего непредвиденного не случилось, во всяком случае по моим сведениям. Однако за какие-то два дня иракская полиция вышла на мой след.
Следующее — подставной посланец, якобы из клана Омани, с кольцом Рауди. Эта выходка вполне в вашем стиле, но она не сработала, потому что Бен Алима немного разбирается в лошадях.
Потом мы пересекли границу Саудовской Аравии, и саудовцы, ваши друзья и союзники, ни с того ни с сего начали нас преследовать. Почему бы это, интересно? Разве что их попросил об этом кто-то из вас!
Как ни досадно, пришлось признать, что среди нас завелся предатель. Судя по характеру просочившейся к противнику информации, это мог быть только кто-то из Комитета. Кто? Ведь вы работаете вместе уже двадцать лет и прекрасно друг друга знаете. Исходя из этого, я предположил, что вы все в этом замешаны. Однако я понял, что есть еще кто-то четвертый — человек, который выполняет для вас всю подготовительную работу.
Утечка информации — дело рук того, кто вместе со мной участвовал во всех передрягах, который знал все ежедневные и ежечасные перемены в обстановке и наших планах. У Майида не было доступа ко всей секретной информации. Бен Алима доказал делом свою невиновность — не убив меня по приказу Комитета. Кроме того, не такой он человек, чтобы предать своих товарищей ради какой-то неопределенной политической выгоды. Слишком прямодушен. Так что остается Джабир — человек Комитета, который блюдет его интересы.
— Здорово он меня вычислил! — сказал Джабир. — Саид Лахт, теперь ведь уже все равно, знает он или нет?
— Да, теперь это не имеет значения.
— Тогда… Да, я в самом деле предал вас, Дэйн. Обратите внимание, Комитет не давал мне указаний убить вас. Если, конечно, без этого можно будет обойтись. Убивать вас в сложившейся ситуации — бессмысленно и глупо с точки зрения политика. Комитету нужно было только, чтобы вы задержались в пути, пока не начнется революция. Мне было разрешено делать все, что я сочту нужным, чтобы вас задержать. Самым разумным было попросту позвонить иракскому коменданту, полковнику Зейду.
— Анонимный звонок? — спросил Дэйн.
— Вообще-то нет. Я представился бродячим торговцем Сулейманом, который известен как человек не очень благонадежный и время от времени поставляет иракцам кое-какую информацию. Эта личина придавала определенный вес моим словам и отводила всякие подозрения от Комитета.
— А потом вы превратились в Джабира? — спросил Дэйн.
— Да. Эта роль, по-моему, прекрасно мне удалась!
— А кем вы станете завтра?
— Кем-нибудь еще… — беззаботно ответил Джабир. — Это зависит от особенностей ситуации и нужд Комитета. Но вернемся к Ракке. Если бы полковник Зейд не опростоволосился, мне не пришлось бы больше ничего придумывать. Но раз уж так вышло, я попробовал прислать посланца-харби с копией кольца Рауди. Но этот безмозглый кретин харби не придумал ничего лучшего, как приехать на своей лучшей шавафской лошади, которая никак не могла прибыть из Омана. Бен Алима узнал лошадь. Собственно, он немного ошибся, решив, что она принадлежит иракскому клану Рубаи. Эта ошибка уберегла вас от массы неприятностей, Дэйн, но мне пришлось пойти на крайние меры.
Я обратился за помощью к саудовцам. И, чтобы подстраховаться на всякий случай, позвонил еще и Хакиму. Я тогда не был ни Сулейманом, ни Джабиром. Я назвал другое имя и пообещал доставить вас в порт Шакик в Катаре.
— Как вы рассчитывали это провернуть? — поинтересовался Дэйн.
— Собственно, я не думал, что дойдет до этого. Я рассчитывал, что саудовцы вас перехватят либо мне придется все сделать самому. Но с саудовцами ничего не вышло, а мне жутко не повезло — я заболел. Тем не менее, даже больному, мне удалось довольно быстро уговорить капитана Маджида открыть кингстоны кутийи в паре миль от Шакика.
Джабир мрачно улыбнулся.
— Но и тут вмешался какой-то злой рок. По политическим соображениям Хаким вас освободил. Этого никак нельзя было предугадать. Конечно, лучше всего было бы, если б я мог сам с вами разделаться.
— Естественно, так вам было бы удобнее всего, — согласился Дэйн. — Только заболели вы не случайно.
Джабир даже приподнялся на диване.
— Что вы имеете в виду?
— Когда я сообразил, что вы — наемный убийца, я решил позаботиться о вас прежде, чем вы займетесь мной. И я вас отравил.
— Что? Вы отравили меня?
— Боюсь, что так и есть.
— Дэйн, я не могу поверить, что вы на такое способны! Что вы мне подсыпали?
— Перуанский яд под названием «камотилло». Мне не составило труда подмешать его вам в пищу.
— И у вас все время был с собой этот яд?! — недоверчиво спросил Лахт.
— И еще кое-какие мелочи. Никогда не знаешь наверняка, что может пригодиться в работе, — пояснил Дэйн.
Потрясенный Джабир никак не могло конца поверить в то, что его отравили. Он спросил:
— А почему вы не отравили меня насмерть этим своим камотилло, раз уж решили, что я предатель?
— Вы нужны были мне живым, ради моей собственной безопасности, — объяснил Дэйн. — Я должен был сделать дело, за которое взялся, несмотря на то, что Комитет старался мне помешать. Если бы я просто убил вас, Комитет нашел бы какой-нибудь еще способ задержать меня. А так они все еще рассчитывали на вас.
Джабир застонал и отвернулся к стене, Дэйн обратился к Лахту:
— Хотелось бы знать, что вы теперь собираетесь делать?
— Ничего не изменилось. Все идет по плану. Мы не станем посылать приказ об отмене восстания, оно состоится, иракские власти его подавят. И все обвинят в этом мистера Дэйна, который не доставил вовремя жизненно важное послание. Да и саму Америку, которая в последнее время не поддерживает наши важнейшие планы, наше сопротивление, нашу борьбу.
— Не забывайте, что я все же доставил послание вовремя! И, собственно. Соединенные Штаты никогда не обещали вам никакой помощи, — заметил Дэйн.
— Мы ни о чем не забыли, — сказал Лахт. — Но мы представим все именно так — и ракканцы, и весь мир поверят нам!
— Я могу доказать, что это неправда!
— Неважно, что вы там можете доказать! Вопрос в том, удастся ли вам заставить людей в это поверить? Припомните Кубу, там американцы тоже потерпели досадное поражение. Вам не кажется, что наша версия более правдоподобна? И вы, мистер Дэйн, просто должны будете с этим смириться, потому что мы сообщим всему миру, что так оно и было! И наше слово будет более веским, и мы будем повторять это так часто и так искренне, что ваших опровержений просто никто не услышит! Мы лишим вас возможности выступить со своими возражениями, мистер Дэйн, а в нашем мире информация — залог успеха!
