Внезапно он ощутил сильную боль и беззвучно закричал.
ГЛАВА 28
Орк стискивал зубы и не издал даже тихого стона. Он не доставит отцу удовольствия послушать его крики. Юноша был распят на кресте — ноги стояли на земле, но руки были прибиты к горизонтальной перекладине. Ему казалось, что он не сможет больше ни секунды вытерпеть эти муки, — и все-таки терпел. Иное дело Джим. Он и так уже достаточно настрадался вместе с Орком и через посредство Орка. Хватит, сколько можно!
Крест Орка стоял высоко на склоне горы; далеко внизу, у ее подножия расстилалось широкое озеро, в которое впадала река. А на берегу озера высилась Голгонуза, новое творение Лоса, Город Искусств. Здания из разноцветного металла поднимались от земли под плавным углом, а затем постепенно достигали высоты примерно тысячи футов. На разных уровнях они точно сливались друг с другом. Многие из них покрывали зеленые, алые, оранжевые и лимонно-желтые деревья, росшие под прямым углом к вертикальным стенам зданий.
Лос работал над этим городом-дворцом в течение нескольких веков, задумав его как самое великолепное из тоанских строений, более величественное чем Дворец Уризена.
Лос поймал Орка, как только тот вошел во врата, ведущие в этот мир. А вчера распял сына на кресте, несмотря на отчаянные мольбы Энитармон. Он уже собирался вогнать второй гвоздь, когда она бросилась на него. Прежде чем ее оглушили, женщина в кровь исцарапала ему лицо. Теперь мать Орка держали под стражей где-то в Голгонузе.
Не в силах больше выносить боль, Джим вернулся в свою палату. На часах по-прежнему было без десяти восемь — минутная стрелка едва-едва сдвинулась с места. Дрожа от только что перенесенного испытания, Джим попил воды в ванной и немного отдохнул сидя на стуле. Спустя некоторое время он снова затянул свое «АТА МАТУМА М’МАТА». Заклинание не пришлось твердить долго. Семь повторений швырнули Джима через черную дыру. В следующий раз, был уверен Джим, потребуется только пять. Затем — три. Джим не знал, откуда ему было это известно, но смирился перед фактом.
Джим собирался вернуться год спустя — и попал в Орка при обстоятельствах, которые в былые времена смутили бы его. Орк занимался любовью с Валой, неистово и яростно. У Джима, подхваченного бешеным водоворотом страсти, не было ни времени, ни желания замечать окружающее. Только когда любовники насытились, он получил возможность действовать самостоятельно. Хотя Джим тоже страдал от эффектов «малой смерти» — так некоторые называют посткоитальную расслабленность, — в нем осталось достаточно сил, чтобы рассмотреть окружающую обстановку.
Двое Владык находились в великолепно обставленной спальне, величиной с целый особняк, где стены и колонны постоянно меняли цвета. В окне, размером с два футбольных поля, Джим увидел черное небо со множеством звезд. Позже в поле зрения появилась верхушка планеты. Как выяснил через некоторое время из беседы Орка и Валы Джим, они сейчас находились на спутнике, орбита которого представляла собой восьмерку.
Любовники спасались бегством через множество вселенных после того, как Вала сняла Орка с креста. Лос, точно неумолимый рок, преследовал сына и его спутницу. Мир, в котором они находились сейчас, принадлежал раньше Эллайолю. Пройдя через несколько врат, снабженных множеством ловушек, Орк и Вала убили Эллайоля, его жену и детей.
Этот бесхитростный рассказ глубоко расстроил Джима. До чего же Владыки жестокие, а Орк, похоже, утратил те человеческие чувства, какие у него некогда имелись.
На спутник Орк и Вала отправились с целью заняться любовью. Узнав об этом, Джим вскоре воспылал тем же огнем, который горел в них. Потом снова отдых, а затем увлекательное занятие все продолжалось и продолжалось, без долгих разговоров в перерывах между любовными схватками и без особых мыслей о прошлом. Когда они начали терзать друг друга ногтями и слизывать кровь, Джим отважился «потрогать» мозг-призрак. Он по-прежнему не знал, захватил ли уже чужак разум Орка или присваивает его себе так же медленно, как некоторые раковые опухоли поглощают здоровые клетки тела. Джима «бросило в дрожь» — потому что мозг-призрак в ответ тоже «тронул» его: что-то совершенно определенно, хотя и мимолетно, коснулось его «пальцем». Тут Джим в порыве отвращения пулей вылетел из Орка, но у него осталось ощущение чего-то смутно знакомого.
Вернувшись к себе в палату, Джим отдыхал несколько минут. Слева сквозь стену слабо доносились девичьи рыдания. А справа Джим Моррисон орал «Лошадиные широты», под аккомпанемент звона, бренчания и грохота «Дорз». Текст этой песни Джим считал настоящей поэзией. Он давно уже не слышал этот хит 1967 года, но Моника Брэгг любила настраиваться на программу «Золотое ретро».
Джим вздохнул. Ему не хотелось откладывать возвращение, но сексуальное неистовство слишком вымотало его, чтобы он смог вновь прочесть заклинания. Хотя физически он, в прямом смысле, не напрягался, роль не столь уж невинного наблюдателя тоже порядком изнурила его. Джим уже узнал все, что только можно было узнать о любви, усвоив эту науку, пока Орк занимался любовью с туземками. А теперь еще узнал даже чересчур много о бурной страсти, которую недавно продемонстрировали Вала и Орк. Хотя эротические похождения Джима на Земле были немногочисленны, в качестве Владыки он пережил столько любовных приключений, что Казанова и Генри Миллер[16] ему в подметки не годились.
Прошло еще несколько минут — и Джим пронесся сквозь черный центр, рассчитывая встретиться с Орком шесть лет спустя. Возможно, это будет счастливый период в его жизни, ведь согласно статистике такие просто обязаны выпадать.
Молодой Владыка снова находился в покоях старого города-дворца своего родителя. Ни звука не доносилось через открытое, забранное крепкой решеткой окно. Он снова попал в плен при попытке пробраться через город Голгонузу с целью убить Лoca. Вала отправилась на поиски приключений семь месяцев назад. А его, Орка, доставили туда, где он провел детство — в заоблачный дворец, — и заточили там.
Потрясенный Джим обнаружил, что Лос сделал с сыном не только это. Вплоть до гениталий нагое тело Владыки было прежним, но его нижняя часть превратилась в туловище змея пятьдесят футов длиной, покрытое ярко-зеленой чешуей с алыми пятиугольники.
Джим достаточно разбирался в тоанской науке и истории, чтобы сообразить, кто произвел эту метаморфозу. Лос, вместо того чтобы убить сына, снова подверг его мучениям. Использовав свое знание биологии и средства, пока еще доступные Владыкам, он превратил Орка в чудовище.
Иногда Лос являлся в свой покинутый ныне дворец поиздеваться над Орком. Он сказал сыну, что Энитармон вернулась к нему. После их примирения у них родилось еще трое детей: дочь Вала, названная так по желанию Энитармон, и двое сыновей — Паламаброн и Теотормон. Их выносили суррогатные матери, потому что Энитармон не хотелось рожать самой.
— Я усвоил урок, — заверил Орка Лос. — Впредь, как только дети повзрослеют, я буду отправлять их в другие миры, где им предстоит помериться умом, ловкостью и силой с их правителями.
Энитармон не знала, что ее сына держат в заточении, превратив в чудовище. Лос сказал ей, что Орк проживает в мире Манату Ворцион. Эта древняя женщина усыновила его, и Орк продолжает свое образование в ее мирной вселенной. Когда-нибудь Лос разрешит Энитармон навестить сына — но лишь тогда, когда остынет испепеляющая ненависть между Лосом и Орком.
Орк не знал, правду ли говорит отец. Возможно, мать все еще томится в заточении или убита.
Джим решил побыть с Орком еще немного, заинтригованный соединением человека и змеи. Первое, на что он обратил внимание, — это совмещение кровеносных систем обоих тел. Рептилия была теплокровная, а значит, не принадлежала к числу настоящих змей. Ее тело изготовили в лаборатории Лoca для соединения с телом Орка — а для этого и в том, и в другом теле должна была циркулировать та же самая кровь. В змеиной половине было свое сердце — поскольку одно лишь человеческое сердце никак не справилось бы с перекачкой крови по всей огромной туше.