Однако сегодня все «Многоярусные Мушкетеры», как они себя называли, тоже были возбуждены. Все так рвались выступить, что доктору Сцеволе — он сегодня вел группу — не без труда удавалось поддерживать порядок. Часть его трудностей проистекала из отношения к нему больных. Доктор Сцевола, хотя и энтузиаст многоярусной терапии, явно не верил в реальность их путешествий. И тон, и мимика психиатра отчетливо выдавали это.

По словам одной пациентки, Моники Брэгг, которая иногда работала в канцелярии, ей как-то случайно удалось услышать, как Порсена и Сцевола спорили о концепции параллельных миров. Порсена утверждал, что недавние открытия в теоретической физике указывают на возможность существования параллельных миров. А Сцевола отнесся к этому утверждению с откровенным пренебрежением.

Кроме того, у Сцеволы возникали некоторые трудности в отношениях с фанатами рок-музыки, так как доктор любил только итальянскую оперу и композиторов-классиков.

Наконец Сцевола все-таки успокоил группу. Первым выступил восемнадцатилетний Брукс Эпштейн, высокий, поджарый, внешне похожий на Линкольна. Но вот голоса своего — тонкого и пронзительного — Брукс стеснялся. Такой не пойдет ни юристу, ни хирургу — представителям весьма уважаемых профессий. Хотя Брукс страстно желал стать профессиональным бейсболистом. Он заявил родителям, что поступит в колледж, а потом в Гарвард только в том случае, если не сумеет стать игроком высшей лиги. Брукс не поддался ни их давлению, ни нажиму со стороны своей невесты, которая была целиком на их стороне. Неожиданное самоубийство отца — хотя причина казалась ясной: крах сети скобяных магазинов и неизлечимый рак костного мозга — окончательно добило Брукса. Мать никогда открыто не говорила, что именно переживания из-за сына довели Эпштейна-старшего до банкротства и рака, но считала именно так.

Поступление в Гарвард отошло в область невозможного, и Брукс радовался этому, хотя одновременно чувствовал себя за это еще более виноватым. А затем богатый дядюшка из Чикаго предложил оплатить учебу Брукса в любом университете по выбору племянника. Условие состояло в том, что Брукс вернется к вере предков (от которой он отказался) и получит диплом либо юриста, либо врача. Мать и невеста усиленно нажимали на Брукса, вынуждая его принять это предложение.

В одну прекрасную ночь Брукс, по его выражению, вконец спятил. Вооружившись бейсбольной битой, он переломал мебель, перебил коллекцию фарфора и окна. Хуже того, он угрожал размозжить головы матери и невесте. Брукса забрали в полицию. После неудачного лечения многими последователями школ Фрейда и Юнга он поступил наконец под опеку доктора Порсены.

Брукс выбрал для воплощения барона Лаксфалька, фигурировавшего в первой книге серии. Он жил на Дракландском ярусе планеты-зиккурата типа Вавилонской башни, подвластной Владыке Джадавину. Хотя на этом ярусе обитали существа, созданные Джадавином, его также населяли и потомки землян. Джадавин, столь же бессовестный, как любой тоан, похитил из средневековой Германии несколько семей немцев и евреев и поместил их в свой мир. Эти группы образовали два отдельных феодальных общества, устроенных, при поощрении Джадавина, по образу и подобию легенд о короле Артуре. В первой книге серии странствующий рыцарь Лаксфальк присоединился к Кикахе и Вольфу после турнира. Позже он погиб, храбро сражаясь рядом с Вольфом против банды дикарей. Но Брукс решил стать бароном в годы его приключений, предшествующих последней битве Лаксфалька.

Брукс Эпштейн сообщил группе, что на сегодняшний день тяжелое бремя вины, которое он нес на себе, стало как будто немного легче. И вызвано это пониманием Брукса, что барон, если бы у него умер отец, не стал бы изводить себя, н!е будь он ответственным за его смерть. Отнюдь не он, Брукс, стал причиной банкротства, заболевания раком и самоубийства отца. Следовательно, ему незачем мучиться сознанием своей вины. Что до профессии, то он по-прежнему намерен стать бейсболистом. Ничего криминального в этом занятии нет, чего нельзя сказать о деятельности многих юристов и врачей.

После того как Брукс рассказал о приключениях, которые пережил прошлой ночью, они всей группой поговорили о своем отношении к барону и о том, как бы они изменили его положение. Джиму казалось, что «Многоярусный мир» использовался в качестве своего рода общности. У каждого из них свои, очень личные и неконтролируемые мании, несовместимые с реальностью желания, и галлюцинации. Но теперь они все причастны к одной общности, тянутся друг к другу, слетаются, словно мухи на мед. И все они бессознательно модифицируют свои взгляды на миры Владык, формируя из них некий общий мир. Только когда они продвинутся в своем излечении, станет ясно, какую же он принял форму. И все увидят, что разломали свои личные маленькие лодки и построили из обломков большой корабль.

Возможно, Джим просто дал увлечь себя своему воображению, не говоря уж о метафорах. В любом случае, он чувствовал, что большинству из них такая терапия идет на пользу. Однако тот мир, в который входил он, Джим, отнюдь не являлся фантазией. Он был так же реален, как и этот. Даже еще реальнее, в некоторых отношениях.

Следующим выступил четырнадцатилетний Бен Лайджел. У него бывали какие-то галлюцинации и под влиянием наркотиков, и без них. Главной проблемой этого парня была почти паническая застенчивость в незнакомых ситуациях или при общении с кем-либо, кроме немногих близких друзей. Теперь же он почти не испытывал такого невыносимого стеснения, когда бывал с другими. Путешествие в другие миры всегда восстанавливало его силы, и он мог еще какое-то время терпеть «социальное давление».

Затем все внимательно выслушали семнадцатилетнюю Кэти Майданофф. Она, не стесняясь, сообщила группе о своем диагнозе: пограничные расстройства личности, нарушение половой ориентации и нимфомания. В больнице она пока соблюдала воздержание, но получала сексуальную разрядку путем эротических снов. Для этого она клала одну книгу серии к голове, а другую на лобок. Тогда ей почти всегда снился сексуальный акт с персонажем мужского или женского пола. Она только-только вступила в ту фазу терапии, когда ее учили контролировать свои сны — не только ради удовольствия. Этот процесс имел какое-то отношение к предоставлению ей возможности контролировать свои мании. Потом она постепенно избавится от них совсем, уже с помощью других методов.

Джим пока ни разу не упомянул, что он мастерски овладел техникой управления снами, для этого не требовалось помощи книг. Находясь в Орке, он научился через него видеть сны по заказу. И теперь вызывал эротические сны для снятия напряжения, что оказалось гораздо эффективнее мастурбации. Джим заметил, что партнершами Орка в его снах обыкновенно бывали его тетка, Вала, и мать, Энитармон. Гримсон тоже весьма часто вводил этих женщин, более прекрасных, чем Елена Троянская или Мерелин Монро, в свои запрограммированные ночные видения — порой одновременно. А то, что это был инцест, хотя и опосредствованный, только добавляло остроты ощущениям.

Тем вечером Джим принял решение — он нарушит приказ Порсены. Промежуток до шести утра даст ему время швырнуть себя через интервалы во много лет. И без десяти восемь Джим прошел сквозь черную дыру в центре знатры. Несмотря на запрет, он собирался войти в Орка. Поскольку он не смел совершать путешествие каждую ночь — слишком велика опасность быть пойманным — то ему придется за одну ночь как можно больше успеть.

Чего там он читал на занятиях у мистера Лама? Тогда проходили того самого поэта, Уильяма Блейка:

В одном мгновенье видеть вечность

огромный мир — в зерне песка

в единой горсти — бесконечность

и небо — в чашечке цветка[15].

Уже собравшись читать заклинания, Джим явственно увидел перед собой лицо Порсены. Оно выражало неодобрение и печаль. Порядок слов в заклинании нарушился. Но Джим ощутил более сильное тяготение. Орк и экзотические миры за стенами Земли прорвались сквозь черную дыру и вдребезги разбили лицо Порсены. Его осколки разлетелись в разные стороны, и Джим пролетел сквозь эти осколки в знатру, словно бомбардировщик времен Второй мировой сквозь зецитный огонь.