Мощный фонарь осветил яму. Давясь от смеха, патрульный позвал:

— Бога ради, Пит, иди сюда! Такого ты еще не видал!

— Вот это да, ребята, вы по уши в дерьме!

Полицейские ушли и после очередного долгого промежутка времени вернулись вместе с лестницей и Думским. Как только лестница была опущена в яму, Джим и Боб попытались вылезти, но собака барахталась между ними и лестницей, не пуская их к ней.

— Надо вытащить собаку, а если парни вылезут первыми, кто же обвяжет ее веревкой? — Думский продолжал настаивать на своем.

— Мы туда не полезем, — заявил полицейский. — Можешь спуститься и обвязать ее сам. Но сначала выберутся мальчишки.

Лестницу переместили на другую сторону ямы. Джим так ослаб, что его руки скользили, когда он цеплялся за перекладины. Полицейские ему помогать не стали. Следом выкарабкался Боб и затем лег, тяжело дыша, рядом с ним. Думский, ворча, полез вниз по лестнице, которую снова переставили поближе к собаке, собираясь обвязать ее веревкой. Полицейские начали тащить ротвейлера, но тот, не успев и наполовину вылезти из ямы, попытался укусить одного из них. Веревку тут же отпустили. Думский заорал, потому что собака, падая, окатила его с головой. Наконец пса вытянули, Думский выбрался на поверхность одновременно с ним и сразу же потащил животное к сараю, где начал мыть его из шланга. Ротвейлер взвыл под струей холодной воды.

— Идите-ка тоже под шланг, — велел им полицейский по имени Пит. — Таких вонючих мы в патрульную машину ни за что не посадим.

Что касается остальной компании, то Сэм все еще пребывал в трансе: сарай казался ему Изумрудным Городом из страны Оз. В свете фар полицейской машины, стоявшей у сарая, сиротливой кучкой жались друг к другу девчонки. Стив, как видно, убежал, а Косяк так и остался в зарослях у изгороди.

Пит сходил к машине и вызвал по радио подкрепление, а его напарник, Билл, погнал Боба с Джимом под струю из шланга. Неожиданно пес кинулся на своего хозяина. Ночные события, наркотики и негодование на холодный душ совсем его запутали. А может быть, он отлично понимал, на кого нападает, так как просто не любил старика и сейчас решил посчитаться за все.

Так или иначе, ротвейлер повалил Думского и впился клыками в левую руку, сквозь рукав пиджака проступила кровь. Старик завопил. Полицейские, не сумев оттащить собаку, пристрелили ее. Думский, не долго думая, с отчаянным криком набросился на копов. В результате им пришлось надеть на него наручники. Затем Пит вызвал «скорую», а Билл начал поливать из шланга Джима и Боба. Мальчишки, приплясывая, пытались увернуться от струи.

— У нас же пневмония будет! — кричал Пеллегрино.

— Вам повезет, если отделаетесь только этим, — сказал Пит.

— В хорошую историю ты нас втравил, — сказал Эрик Гримсон.

— Джим, как ты мог? — тихо вымолвила мать.

Джим едва удержался, чтобы не ответить: «Запросто» . Он сидел, кутаясь в одеяло, на заднем сиденье их «шевроле» 1968 года. С тех пор как полицейский окатил Джима холодной водой, его не переставала бить дрожь, а папаша из вредности отказался включить отопление. Хотя Джим раз десять прополоскал себе рот в здании суда, во рту по-прежнему стоял вкус экскрементов. Да, как тут не поверить, что жизнь — дерьмо.

— Повезло тебе, что дядька Сэма — ночной судья, — ворчал Эрик. — Не то оказался бы в тюрьме. С тех пор как тебе стукнуло двенадцать, я точно знал — загремишь ты туда!

— Пожалуйста, Эрик, — тихо попросила Ева. — Не говори так.

Они ехали по пустынным улицам, мимо домов, что глядели на них темными окнами. Хэллоуин давно кончился, и все улеглись спать, хотя в этом районе мало кому надо утром вставать на работу.

С момента приезда полицейских к Думскому и до освобождения Джима под ответственность родителей прошло несколько часов. Сначала Джима и его друзей обыскали, затем велели по очереди дышать в трубочку. Экзамена на трезвость не сдал никто. Зачитав права, полицейские надели на них наручники, потом запихнули в две патрульные машины и отвезли в участок. Испытания продолжались: их препроводили в какую-то комнату, где взяли на анализ кровь и мочу. У Джима все плыло перед глазами, но он все же сообразил, что в крови у него наверняка есть следы наркотиков. Следующий час пришлось провести в камере, в ожидании судебного разбирательства.

Присутствующие в зале суда родители правонарушителей украдкой обменивались взглядами. Мать Джима плакала, и слезы капали на четки из розового дерева, которые она перебирала. А Эрик сидел с угрожающим видом, еле сдерживая себя.

Судья Выжак оказался высохшим лысым стариком с узким лицом, большим крючковатым носом, покрытым сеткой лопнувших сосудов. В дополнение к этому тощая шея, покрасневшие от виски глаза, черная мантия и сутулые плечи завершали облик настоящего стервятника. Однако, подумал Джим, судья скорее чувствовал себя канарейкой, увидевшей кошку. Против его племянника выдвигались несколько серьезных обвинений: нарушение границ частного владения, уничтожение частной собственности, пьянство, употребление наркотиков и так далее. Сэма также могли обвинить в пособничестве членовредительству, а если Думский умрет — судить как участника убийства. Все вышеперечисленные статьи — не шутка. Судья Выжак не мог просто так отпустить племянника и остальных длинноволосых выродков. Но если они получат по заслугам, обожаемая невестка миссис Выжак свернет ему шею, причем в буквальном смысле слова. От рук решительной женщины его спасло то обстоятельство, что все обвиняемые в правонарушениях были несовершеннолетними, это давало судье временную лазейку. Он прочел им суровую нотацию и отпустил под ответственность родителей.

По крайней мере, думал Джим, в число обвинений не входили хранение наркотиков и алкогольных напитков. Девчонки — молодцы, как только услышали вдалеке сирену, живо избавились от бутылок и капсул. Санди Мелтон обыскала Сэма Выжака и найденные таблетки закинула в заросли. Джим никогда не носил в карманах никаких наркотиков, а Боб Пеллегрино выбросил свои, еще находясь в сортирной яме.

Машина въехала на заляпанную маслом гравиевую дорожку к дому.

— «Дом, родимый дом», — язвительно процитировал песенку Эрик Гримсон. — Что за семейка: безработный крановщик, богомолка-католичка, убирающая за богачами дерьмо, и никчемный хиппи, чокнутый тупица. Ладно, я еще стерпел бы рядом с собой тупицу, не будь он вдобавок чокнутым, и мог бы спокойно отнестись к чокнутому, не будь он еще и тупицей. Тюрьма — лучшее для него место. А эта смазливая дурочка, сестра его, родила двух ублюдков неизвестно от кого и теперь сожительствует с придурком, который в отцы ей годится. Этот мерзавец зарабатывает на жизнь гаданием по руке и чайной заварке да составлением астрологических таблиц! Живем в каком-то сарае, который в один прекрасный день провалится в Китай, туда ему, впрочем, и дорога! Ну, что я такого сделал, Господи?

— Богу до таких ничтожеств, как мы, дела нет. — Джим вылез из машины и с силой захлопнул дверцу.

— Джим! — не выдержала мать. — Зачем кощунствовать? Все и так достаточно плохо.

— Так ведь этот мерзавец, кроме сквернословия, ничего не знает! — заорал Эрик. — Ну почему, черт возьми, он не оказался в числе твоих выкидышей?

— Прошу тебя, Эрик, тише, — умоляющим тоном произнесла Ева, — ты разбудишь соседей.

— Разбужу? Ну и что из этого? Все равно они прочтут о твоем сыночке в газетах и все про нас узнают! Хотя, можно подумать, им ничего не известно...

Джим открыл дверь, а отец тем временем напустился на Еву — почему не проверила, уходя, все ли окна и двери заперты.

— Какая разница? — Джим криво усмехнулся. — Что у нас воровать?

Отец ринулся следом за ним и схватил его за плечо. Джим рванулся и взбежал по лестнице, оставив в руках отца одеяло.

— Может, у меня и было бы что воровать, — прокричал ему вслед Эрик, — если б не вы с матерью!