Анана, двигаясь по направлению к горам, прешла на волчью рысь — сотня шагов бегом, сотня — быстрым шагом. Необходимость считать отвлекала от мрачных размышлений, и, казалось, отступала даже усталость — но не ее преследователи. Достигнув гор, она устремилась в небольшое ущелье и затем, преодолев его, снова оказалась на равнине, пересеченной многочисленными протоками. Они тянулись от моря в глубь континента, подобно длинным щупальцам.

Ширина протоки не превышала трехсот ярдов. Однако Анана настолько выбилась из сил, что пересекла ее лежа на спине и вяло двигая ногами — так она смогла удержаться на поверхности. Оказавшись на другом берегу, Анана некоторое время внимательно вглядывалась в темноту и прислушивалась к ночным звукам. Раздавшееся через пять минут тяжелое дыхание двух мужчин заставило ее бесшумно скользнуть обратно в воду и погрузиться до носа. Одной рукой она цеплялась за подводную траву, в другой — держала заветный рог. До нее доносилось каждое их слово.

— Как думаешь, мы оторвались от них? — голос принадлежал Уртоне.

«От них?» — с удивлением подумала Анана.

— Тише! — призвал его Маккей, и они перешли на шепот.

Какое-то время мужчины стояли на берегу и, оживленно жестикулируя, обсуждали ситуацию. Небо постепенно светлело — приближался «рассвет». Неожиданно раздался приглушенный топот, и Маккей закричал:

— Поплыли, хозяин!

— Нет, — отозвался Уртона. — Я слишком устал. Мы прикончим их с помощью лучемета!

Дальнейшие его слова Анана не смогла разобрать, скорее всего, это было какое-то проклятье. На берегу появился отряд всадников. Владыка поднял лучемет, и два ближайших к нему «лося» рухнули на землю с отрезанными ногами, их седоки с шумным плеском свалились в канал. Расправа над соплеменниками произвела на туземцев огромное впечатление, и они с криками исчезли за бугром. Однако два смельчака повернули своих «скакунов» и, грозно размахивая копьями, направились к Маккею и Уртоне. С воинственным кличем один из воинов вырвался вперед, но его настиг смертоносный луч. Голова несчастного отлетела в канал, а тело повалилось на землю, заливая берег кровью, хлеставшей из шеи. Спустя мгновение под вторым всадником рухнул «лось», и туземец покатился по земле. Маккей кинулся к нему, ударил ребром ладони по шее и поднял упавшее копье. Издав крик отчаяния, Уртона швырнул лучемет на землю — батарея иссякла — и потянулся за копьем обезглавленного противника.

Смерть воинов послужила сигналом к началу атаки. Владыка и его помощник сражались не щадя себя и своих противников, однако неравенство сил сказалось довольно быстро. Пленников связали кожаными ремнями, а затем погнали вдоль канала, подталкивая в спины тупыми концами копий. На некотором расстоянии от них следовал караван, оглашая окрестности криками людей и ревом животных. Трупы людей и «лосей» взвалили на волокуши, очевидно, предполагая употребить их в пищу. Анана знала, что ее дядя наделил племена отсутствием брезгливости, а некоторых из них — пристрастием к каннибализму.

Анана настолько увлеклась происходящим, что даже не сразу почувствовала, как вокруг ее лодыжки обвилось что-то скользкое. Но когда в ногу вонзились острые зубы, она еле сдержала крик. Анана нырнула под воду и несколько раз воткнула нож в мягкое, словно покрытое бородавками, тело. Зубы разжались, однако через несколько секунд тварь вцепилась в другую ногу женщины.

Анана на ощупь нашла то место, где щупальце соединялось с телом, и отхватила скользкий отросток ножом. Тварь отпустила свою жертву и скрылась в помутневшей воде. Женщина чувствовала сильную боль в обеих ногах. Она вынырнула на поверхность и осмотрелась: в нескольких футах от нее билось в конвульсиях огромное существо, похожее на осьминога, и вода быстро темнела от крови.

Анана нырнула и, ощупав дно, нашла рог. К тому времени туземцы заметили раненого «осминога». И едва голова Ананы показалась над поверхностью воды, как раздался истошный вопль — сразу же из нескольких глоток. В Анану полетели копья, однако туземцы приняли решение взять женщину в плен, и четверо воинов, прыгнув в воду, поплыли к ней.

Прежде всего Анана забросила на берег рог, затем сама начала взбираться по крутому склону. Оказавшись наверху, она присела передохнуть и только сейчас разглядела, насколько серьезны ее раны. Вряд ли ей удастся далеко уйти от своих преследователей.

И все же... пальцы крепко стиснули топор — она просто так не сдастся этим дикарям! Первый поднявшийся по склону туземец упал с расколотым черепом; второй покатился вниз по откосу, визжа от боли — он лишился двух пальцев. Тогда оставшиеся двое изменили тактику: нырнув в воду, они устремились в разные стороны и, проплыв каждый по сотне ярдов, одновременно начали взбираться на берег. Анана могла атаковать только одного из них.

На помощь соплеменникам спешили еще с десяток воинов. Бежать Анана не могла — слишком велика оказалась потеря крови. Тяжело вздохнув, она сорвала с себя потрепанную рубашку, разрезала ее на полосы и перевязала раны. Оставалось надеяться, что тварь не принадлежала к числу ядовитых особей.

Рог и топор она положила рядом с собой, а нож спрятала во внутренний карман на правой штанине. Анана специально пришила его перед путешествием на Землю — всего лишь месяц назад, хотя иногда ей казалось, что с тех пор прошел не один год. Скрестив руки на груди, женщина ждала, как будут развиваться события.

Тощие и смуглые дикари внешне чем-то напоминали людей, обитавших на средиземноморском побережье. Тем не менее их язык казался Анане незнакомым. Очевидно, их предки говорили на диалекте, который угас после экспансии европейцев и семитов на берега Средиземного моря.

Племя насчитывало девяносто человек: тридцать три мужчины, тридцать семь женщин и двадцать детей. Сто двадцать «лосей» делились на ездовых и гужевых животных.

В отличие от других воинов вождь носил юбку из сыромятной кожи. Остальные мужчины довольствовались такой же одеждой из перьев. В качестве украшений они изпользовали тонкие костяные палочки, вставленные в носовые перегородки. У многих на груди вместо ожерелий болтались высушенные кисти человеческих рук. Седла украшали черепа людей и животных.

Анану связали и, едва не утопив, переправили на другую сторону канала. Когда пленницу швырнули на землю, на нее тут же набросились женщины. Те, что помоложе, били ее руками и ногами, а более зрелые матроны сдирали с нее джинсы и ботинки. Спустя минуту избитая и раздетая донага Анана провалилась в черноту беспамятства, из которой ее вывели пинками и толчками.

Уртона и Маккей, сутулясь, сидели на земле. Оба выглядели еще хуже, чем Анана.

К вождю, шатаясь, подошел мужчина, которого Анана лишила двух пальцев. Он морщился от боли и прижимал к груди изуродованную кисть. Предводитель выслушал его просьбу и покачал головой. Воин попытался настаивать, но вождь жестом велел ему замолчать.

Вождь забрал себе топор и рог. Его жена влезла в потертые джинсы пленницы. К счастью, она не обратила внимания на нож во внутреннем кармане. Оставалось тешить себя надеждой, что туземка не заинтересуется выпуклостью на штанине. Впрочем, зная, что человеческому любопытству нет предела, Анана уже смирилась с потерей.

Когда после долгих споров туземцы закончили раздел трофеев, вождь громко отдал какой-то приказ, и убитых воинов отвезли чуть подальше от лагеря. Оставив надежную охрану, племя ушло провожать погибших сородичей в последний путь. Пленники наблюдали за церемонией, которая длилась не меньше получаса. Мужчины выли, женщины плакали, шаман скакал под грохот тыквы, заполненной галькой и костями. А потом, пропев несколько заунывных песен, туземцы вернулись к каналу.

Анана вздохнула свободнее: эти люди не ели своих сородичей, а значит, не были каннибалами. В это мгновение жена одного из погибших воинов яростно крича бросилась к пленнице. Растопырив пальцы, она намеревалась расцарапать незнакомке лицо. Но, лежа на спине, Анана ударила ее ногами в живот, и все племя зашлось от хохота, наблюдая за корчившейся от боли женщиной. Однако вдова довольно быстро пришла в себя, вскочила на ноги и попыталась возобновить атаку, но вождь велел двум воинам оттащить ее.