Уилфреду эта исповедь не доставляла ни малейшего удовольствия. Ему было крайне неприятно слышать, что любимая им женщина никогда не любила его. Оказывается, ее сердце всегда принадлежало другому. При первой же возможности она изменила ему без малейшего зазрения совести.
В этой истории он чувствовал себя абсолютно лишним, чужим и ненужным. И, хотя Джейк говорил только о своих чувствах к Джилли, Уилфреду было горько и неприятно. Она — его жена, и, когда о ней говорил другой мужчина…
Уилфред ревновал. Джилли была его единственной любовью. Никого и никогда он больше не любил. Во всех отношениях перед ней он был чист и безгрешен. Почему же судьба так наказала его?
— Теперь я все вам рассказал. Вы знаете столько же, сколько и я.
Джейк облегченно вздохнул. Тяжелый груз будто упал с его плеч.
— Поступайте, как считаете нужным, — добавил он после некоторой паузы.
— Джилли очень дорога мне. Поверьте, мне нелегко было придти сюда.
Мейган встал с кресла и подошел к окну.
— Я здесь не для того, чтобы слушать исповедь. Теперь все это уже не имеет значения.
Он замолчал.
— Каждый раз, когда я прихожу к ней в больницу, по ее лицу, по ее взгляду я понимаю, что ждет она не меня…
Глава 14
Разговор Джейка и Ребекки. Джилли в психиатрической лечебнице. Сандерс в гостях у Джилли. Ссора с Джейком.
Джейк медленно поднимался по белой больничной лестнице, заранее обдумывая предстоящую встречу. Он волновался. Он не знал, что скажет Джилли, как она его встретит.
Белые стены до блеска вымытого коридора наводили на Сандерса глубокую тоску. Джейк никогда в жизни не лежал в больнице, и она представлялась ему чем-то ужасным.
Он подошел к нужной палате, немного постоял у входа и, собравшись с духом, открыл дверь.
Джилли лежала, до подбородка укрывшись одеялом. Услышав, как скрипнула дверь, она открыла глаза.
— Здравствуй, Джилли.
Выражение ее лица абсолютно не изменилось. На лице ее не дрогнул ни один мускул. Она окинула его ничего не выражающим, равнодушным взглядом. После этого она снова закрыла глаза.
— Мне остаться или уйти? — спросил он.
Она лежала неподвижно, словно ничего не слышала. Джейк заметил, как сильно похудело и осунулось ее лицо. Высохшие губы казались бесцветными. Только сильно потемневшие глаза выделялись на этом мертвенно-бледном лице. От физического и нервного истощения оно приобрело болезненный зеленоватый цвет.
Который день Джилли отказывалась от пищи. Она принимала только таблетки и стакан воды.
Она не шевелилась.
Джейк подошел, коснулся ее волос. Она вновь открыла глаза, но взгляд ее был невидящим и стеклянным. Этот взгляд даже испугал Джейка. Она действительно была больна, и больна очень опасно.
Постояв несколько минут, Джейк вышел из палаты с тяжелым чувством вины на сердце.
В это же время Уилфред нервно прохаживался по улице под окнами палаты, где лежала Джилли. Мейган ждал Сандерса. Он знал, что сейчас они наедине.
По дороге домой Джейк заехал в магазин. Он купил молоко, теплые булочки с изюмом для Томми, помидоры и консервированный зеленый перец, который просила Ребекка. Ей все время хотелось чего-то острого, и каждый день Джейк покупал что-нибудь такое по ее заказу.
Мысли о Джилли все время мучили и не давали покоя. Раздвоенность в душе истязала.
Дома горел свет. Ребекка и Томми ждали его. Услышав во дворе скрип тормозов, малыш выбежал навстречу.
— Здравствуй, папа!
Томми бросился ему на шею.
— Привет, мой мальчик!
Джейк поднял его на руки.
— Как ты вел себя сегодня? — ласково спросил Джейк малыша. — Слушался маму?
— Да.
Джейк опустил ребенка на землю.
— В таком случае, у меня есть для тебя кое-что, — обрадовал его отец.
Томми уже рылся в большой папиной сумке.
Ребекка сидела в кресле, немного откинувшись назад. С каждым днем увеличивавшийся живот мешал ей, поэтому она предпочитала лежать.
Джейк вошел в дом и сказал:
— Спроси меня, почему я сегодня опоздал?
Он поцеловал жену и ласково погладил ее по все увеличивавшемуся животу.
— Почему ты опоздал?
В ее голосе не было прежней заинтересованности. Она казалась совсем безразличной.
— Ко мне на работу приезжал Уилфред Мейган, — ответил Джейк. — Он попросил меня, чтобы я навестил Джилли. У нее был тяжелый нервный стресс.
Ребекку отнюдь не обрадовало его сообщение. Оно было неприятно ей, как и все остальное, связанное с этой женщиной.
— И что теперь? — равнодушно спросила она. — Надеюсь, ей лучше?
Джейк пожал плечами.
— По-моему, нет. Сперва ее хотели лечить электрошоком, но муж запретил.
— И правильно, — сказала Ребекка.
В ее голосе чувствовалось раздражение.
— Шок помогает забыть неприятные вещи, но оставляет след. Твой визит явно пошел ей на пользу.
Она отложила в сторону вязание и встала с кресла. Ей был противен этот лицемерный разговор. Муж навестил больную любовницу и делился впечатлениями с женой. Великолепно! Просто замечательно! И еще он вел себя так, словно говорил о старом приятеле, как ни в чем ни бывало. Все-таки Джейку всегда не хватало душевной тонкости и такта.
— Я пробовал поговорить, но она молчит, и все, — продолжал он. — Я обещал Уилфреду зайти к ней еще раз, но едва ли из этого выйдет какой-нибудь толк.
— Я считаю, — с ядовитой иронией сказала Ребекка, — что тебе обязательно нужно сходить к ней еще раз, особенно, если Уилфред считает, что это может помочь ей.
Она ушла на кухню, чтобы скрыть свое раздражение и гнев. Ребекка разогревала бифштекс, а у самой градом текли слезы. От обиды, от ревности, от собственного бессилия…
Окна в кабинете доктора Каммингза были открыты настежь. Легкий ветерок гулял по комнате, шевеля листья цветов и бумаги на столе. Доктор сидел в своем круглом кресле, повернувшись спиной к Джилли и подперев рукой подбородок. Он смотрел в окно.
С улицы доносились голоса санитаров и шелест деревьев. Окна кабинета выходили в больничный сад. Аромат созревших каштанов наполнял комнату, напоминая об уходящем лете.
Джилли сидела в кресле напротив и видела лишь спину и затылок доктора Каммингза. Его своеобразная манера работы с пациентами удивляла его. Их беседа продолжалась уже более часа.
— Она страстно любила этого человека…
Джилли рассказывала историю миссис Паркинсон. Ей было интересно узнать мнение врача о поступке этой решительной женщины.
— И когда она узнала, что он уехал в Новую Каледонию, решила про себя — я буду его ждать. Именно в этот момент я и решила, что убью свою мать…
— Что-что?
Доктор резко повернулся к Джилли в своем кресле.
— А я думала, что вы меня не слушаете, — усмехнувшись, сказала она.
Джилли ошибалась. Разговаривать с пациентом, повернувшись к нему спиной, было специальной методикой доктора Каммингза. Беседа лицом к лицу смущала бы пациента. Как-никак, доктор имел дело с душевнобольными людьми. Любой неосторожный взгляд мог бы привести к растерянности.
Делая вид, что думает о чем-то постороннем, он был абсолютно сосредоточен и полон внимания. Убедившись в этом, Джилли продолжала свой рассказ.
— Она бросилась вниз с восьмого этажа, но упала на полотняный тент и только поэтому осталась в живых. С тех пор ее правая нога в протезе. Она хромает. Ну, что вы на это скажете?
Доктор покачал головой.
— Я думаю, этой даме здорово повезло.
Джилли вскинула подбородок.
— Вы называете это везением? — вызывающе спросила она.
— Конечно. Она осталась жить. Могла встретить другого человека и просто забыть о прошлом. Ведь вы согласитесь со мной, что жизнь полна неожиданных поворотов. Можно любить, и быть любимой, и не один раз.
Да, он был всего лишь медик, холодный и практичный. Для него главное — жить, а как — неважно. И, раз он так говорил о любви, значит, просто никогда не любил и понятия не имел, что это такое на самом деле. Он трактовал все чисто теоретически. Они с Джилли говорили на разных языках.