— Мне не удалось быть любимой, — произнесла она с грустью. — Во мне есть что-то такое, что отталкивает людей.

— Но вас любит муж, — возразил доктор.

— Муж меня любит, — уныло подтвердила она. — Он, как и вы, говорит мне: переверни страницу. А мне, к сожалению или к счастью, это не под силу.

Нет, он действительно абсолютно ничего не понимал и был бесконечно далек от ее чувств и переживаний. Холодный и сухой флегматик, Уилфред Мейган напоминал удачно сконструированную машину, у которой все заранее запрограммировано, вся жизнь разбита по полочкам и пунктикам. В ней все абсолютно просто: завтрак, работа, обед, прогулка, ужин и сон. Близость с женой — не проявление чувств, а обычное удовлетворение желаний, заложенных природой, которые тоже запрограммированы и которые должны в определенное время выполняться. А если вдруг жена умирает, об этом не стоит беспокоиться. Можно заменить другой. Ведь у нее такие же органы, как и у прежней. Какая разница…

— Никто не интересуется мной, — с раздражением произнесла Джилли.

Лицо ее вспыхнуло, впалые бледные щеки залились краской.

— И вы, доктор, занимаетесь мной потому, что вам за это платят. Оставим все эти разговоры!

Джилли резко встала с кресла. Внутри ее все переворачивалось. Теперь она была уверена в абсолютной бесполезности лечения.

Этот человек, хоть он и доктор, оказался беспомощным и недалеким. Возможно, она в чем-то ошибалась — ведь вылечил же он десятки людей. Но не ее…

И никакие порошки и таблетки, никакие уколы ей не помогут, потому что бессильны сделать ее счастливой, вернуть любовь. А без этого она никогда не придет в себя, никогда не станет жить нормальной жизнью. Она вновь почувствовала себя брошенной и одинокой.

— Вы думаете, что можете управлять мною? — резко выпалила она.

Джилли стояла уже у двери.

— Попробуйте заставить меня влюбиться, произвести на меня впечатление!

Она хотела говорить еще, высказать этому твердолобому доктору все, что она думает, но судорожный комок сдавил ей горло. Чтобы не разрыдаться здесь, она выскочила из кабинета.

Проклятье! Проклятье! Никто не понимал ее! Она была одна со своими переживаниями и чувствами.

Джилли бежала по свежевымытым коридорам больницы. Слезы градом сыпались из ее глаз. Теперь она ужасно сожалела, что согласилась на эту беседу. Разговор ни к чему не привел, а только еще больше разбередил душу.

Медсестры и санитарки только удивленно провожали ее взглядами и качали головами. Совсем безнадежна, а так молода и так хороша собой.

Наконец, Джилли открыла дверь своей палаты. На стуле у подоконника сидел Джейк. Он уже давно ждал ее.

В руках он держал большой букет ярко-красных гладиолусов. Увидев ее, Джейк хотел что-то сказать, дернувшись с места, но Джилли сделала знак, приложив ладони к губам.

— Молчи, ничего не говори!

Почему-то ее абсолютно не удивил его приход. Она легла на кровать, накинув на ноги розовый плед. Лицо и даже волосы на ее висках были мокрыми от слез.

Джейк положил цветы на тумбочку, подошел к ней, наклонился. Она осторожно отвела его руку. Он достал носовой платок, который на этот раз был накрахмаленным и свежим, и протянул ей. Она взяла, вытерла лицо, тихонько высморкалась.

— Если хочешь что-нибудь сделать, — она указала рукой на приемник, стоявший на подоконнике, — вставь батарейки. Они вон там, за твоей спиной.

Джейк обернулся, взял батарейки с полки, снял приемник. Вошла медсестра, молоденькая Мадлен.

— Миссис Мейган, вот ваше лекарство.

Она протянула Джилли белый пластмассовый поднос, на котором в таких же белых пластмассовых тарелочках лежали таблетки.

— Спасибо.

Джилли высыпала их в руку, взяла стакан с водой. Медсестра бесшумно удалилась.

Джейк смотрел на Джилли. В черном приталенном, с глубоким вырезом платье она казалась донельзя худой, даже дистрофичной. Ее шея еще больше удлинилась, ключицы выделялись так, что по ним можно даже было изучать строение грудной клетки.

Она повернулась, чтобы достать что-то из тумбочки, и Джейк ужаснулся, увидев ее спину. Лопатки торчали, будто крылья. И еще это черное платье. Оно ужасно не подходило ей, еще больше подчеркивая ее болезненный облик. К тому же, она никогда не носила таких платьев, считая, что они нагоняют тоску. С ней определенно что-то произошло. В этом Джейк уже не сомневался.

— Таблетки — первый сорт! — сказала Джилли неестественно радостным тоном и улыбнулась. — Просто чудо!

От худобы ее рот казался неимоверно большим. Некогда ослепительная улыбка вдруг превратилась в ужасный оскал, от которого Джейку стало не по себе.

— Вот от этой — спишь двое суток напролет, — сказала она все с той же неестественной улыбкой. В голосе ее была ирония. Она пыталась подражать доктору Каммингзу. — Очень рекомендую. А вот эта повышает аппетит.

Джилли показала два шарика в твердой оболочке. Затем она взяла с тарелки другую таблетку.

— А эта — для веселья. Проглотишь — и хохочешь в одиночестве. Тебе не нужны такие?

Джейк старался не обращать внимания на ее издевательские фразы и терпеливо вертел в руках приемник.

— Мне и так неплохо. Спасибо, — сказал он.

— Ты уверен?

Наступила короткая пауза. Джейку не хотелось с ней спорить. Он видел ее состояние и понимал, что задевать ее сейчас небезопасно.

Она взяла стакан и положила в рот одну таблетку, отпила глоток.

— Как поживает миссис Паркинсон?

Джейк вертел в руках приемник, не поднимая головы. Он боялся ее взгляда. В нем была видна какая-то сумасшедшинка.

— Как обычно, — вяло ответил он. — Без перемен.

Джилли продолжала глотать таблетки, запивая их водой. Оба молчали.

Джейк не знал, о чем говорить с бывшей любовницей. Совсем растерявшись, он не находил нужных слов. Он видел, что Джилли не в себе. Одним неосторожным словом, жестом, взглядом он боялся вывести ее из равновесия. Да и вообще — все разговоры уже были пусты и напрасны. Прошлого не вернуть, настоящее не поправить. Джейк тяжело вздохнул.

— Ты исполняешь свой долг, изнывая от скуки?

Джилли бросила на него такой взгляд, от которого у Джейка по коже мурашки забегали.

— Ну, что ты, Джилли! Вовсе нет!

Он встал и поставил на тумбочку рядом с ней приемник.

— Все готово. Можешь слушать новости, интересные передачи.

— Нет, я слушаю только песни, — вызывающе сказала она. — В них правда. Чем глупее — тем правдивее. В этом есть свой смысл.

Она привстала, взбила подушку, приставила ее к спинке кровати и села, опершись на подушку спиной.

— Знаешь эту песню? «Не покидай меня, я пустой дом без тебя»? Там такие строчки:

Ты бросил меня

И вот я умираю

Я буду твоей тенью, любовь моя

Он ушел

Я ничто без него

Я ничто без любви

Она тихо напевала, все время глядя на Джейка. Ей было интересно наблюдать за его реакцией.

Но Джейк сидел, потупив голову. Взгляд его был устремлен в пол. Ему действительно не следовало приходить. Его визиты раздражали ее еще больше. Джилли злится, и у нее есть повод для этого.

Но, к сожалению, исправить ничего нельзя. Надо воспринимать действительность такой, как она есть.

— Ну, что же, Джилли… — тихо сказал он.

Джейк поднялся со своего стула, подошел к ней и наклонился, чтобы поцеловать. Но она резко отвернула голову. Тогда он погладил ее волосы. Они были блестящими и мягкими и пахли по-прежнему. Джилли в последнее время предпочитала травяные шампуни. Наверное, это была единственная из привычек, которой она еще не изменила.

— Я приду еще, — тихо сказал он.

Джейк коснулся ее руки и, опустив голову, поспешил к двери. Она проводила его долгим пристальным взглядом.

— Не утруждай себя, Джейк, — бросила она ему в спину. — Больше не приходи. Можешь сказать всем, что твоя миссия выполнена. Сумасшедшая становится нормальной.

Последние слова она произнесла подчеркнуто презрительно и резко. Она ненавидела его и была права. Джейк сам ненавидел и презирал себя — за то, что пришел сюда, за то, что совершил непоправимую ошибку, которую нельзя простить никогда. В душе он ругал себя, называя самого себя твердолобым остолопом, ненасытным кобелем и негодяем.