Сенжье, опасаясь вторжения нацистов в Конго, организовал отправку морем более тысячи тонн богатой урановой руды в Соединенные Штаты.
— Я сделал это,— пояснил он мне,— не сказав никому ничего.
Руда прибыла в Америку в 1940 году и была сложена в стальные цилиндрические контейнеры на одном из складов Нью-Йорка. После этого, до момента конечного использования руды в Манхэттенском проекте, произошло следующее.
Сенжье, сохраняя строжайшую секретность, сообщил соответствующим американским органам о прибывшем уране. Это произвело на государственный департамент такое впечатление, что там сразу же решили переместить смертоносный груз на хранение в Форт-Нокс для большей надежности. Но из-за многочисленных проволочек прошло больше года, прежде чем американское правительство попыталось воспользоваться результатами проявленной Сенжье предусмотрительности. К этому времени бывшие в курсе дела люди уже забыли, где находится руда.
Тогда, как было упомянуто выше, американский полковник обратился к Сенжье со своей исторической просьбой. Через час офицер вышел из его офиса, унося с собой проект соглашения о передаче руды, немедленно составленный Сенжье на первом попавшемся под руку листке какой-то желтой бумаги и заверенный его подписью. Уран, необходимый для осуществления атомного проекта, фактически уже стал собственностью Соединенных Штатов.
Когда Сенжье посетил Америку в 1946 году, генерал Лесли Гроувз в присутствии президента Трумэна наградил его медалью «За заслуги». Он был одним из немногих гражданских не-американцев, чьи заслуги отметили этой наградой, и он гордился ею.
Основание для награждения хранилось в секрете, а свидетельство осталось в Белом доме. Оно специально написано в обычных терминах, я видел текст — там просто сказано о заслугах Эдгара Сенжье «в военное время в области сырья».
На бельгийца не произвели особого впечатления оказанные ему почести, но одним он был действительно польщен: новая найденная руда, состоящая из смеси урана, ванадия и меди, была названа «сенжьерит».
Сенжье умер во Франции 27 июля 1963 года в возрасте восьмидесяти четырех лет.
Томас ДЖОНСОН
МОЛЧАНИЕ ШЕСТИСОТ ТЫСЯЧ
Работы по разработке и производству атомной бомбы охранялись уникальным в своем роде разведывательно-контрразведывательным формированием, сотрудники которого на протяжении почти четырех лет уберегали бомбу и от американцев, которые могли выдать ее секрет из-за своей болтливости, и от не в меру пытливых иностранцев. Помимо этого, они разведывали секрет программы атомных исследований нацистов.
В январе 1942 года доктор Джеймс Конант сообщил строго конфиденциально одному офицеру из военной разведки о проводящемся грандиозном эксперименте и его важности.
— При этом отдел научных исследований и разработок обеспокоен,— сообщил он,— что кто-нибудь из сотрудников может сказать на стороне лишнее. Отправляйтесь в Беркли и проверьте, как там обстоят дела с секретностью[38].
Майор (позднее подполковник) Джон Ланздейл переоделся в штатское и придумал себе подходящую «легенду». Он начал «исследовательскую работу» в Калифорнийском университете, познакомился с несколькими занятыми в атомном проекте учеными и заставил их разговориться, проник в лабораторию, посетил циклотрон и узнал, что связанные с атомным проектом работы ведутся и в Чикаго. После этого он надел свою форму и собрал сотрудников.
— Теперь представьте,— обратился к ним майор,— что я бы оказался шпионом.
— Проделайте то же самое во всех остальных наших лабораториях и на объектах,— поручил Ланздейлу генерал-майор Лесли Гроувз, которого в сентябре назначили ответственным за проект.— Сделайте молчание главным правилом для всех участвующих в Манхэттенском проекте.
В Чикаго, Окридже и кое-каких других местах десятки тысяч энергичных общительных американцев занимались работой, которую было необходимо сохранять в глубочайшей тайне. Под девизом «защитим проект» Ланздейл при содействии майора Уильяма Консодайна начал грандиознейшую в истории кампанию по обеспечению секретности. Он организовал особое секретное подразделение из молодых парней и женщин под названием «Лазутчики». Офицеры в нем были большей частью юристами, обучившимися секретности в военном министерстве, агенты пришли из армейской контрразведки и военной полиции. Как результат их работы — в ходе осуществления нашего атомного проекта не было зафиксировано ни одного вражеского диверсионного акта.
Они запретили употреблять слова «атом», «уран», а также название секретного оружия. Все занятые в проекте люди, постановили «лазутчики», должны использовать условные слова, которые необходимо постоянно менять. Атомы стали называться «Топе», бомба— «Бот». «Лазутчики» грсвериггл должностных лиц и владельцев акций всех связанных с проектом корпораций, включая сотни подрядчиков. В целях большей конспирации и как мера от возможных бомбардировок связанные с проектом исследования и производство осуществлялись в разных местах: в Окридже (Теннесси), в JIoc-Аламосе (Нью-Мексико), в Хэнфорде (Вашингтон) и др.[39]
Каждый секретный документ копировался, если его брали больше чем на неделю, все копии регистрировались. Каждый вечер во всех помещениях производилась проверка на предмет неубранных бумаг и незапертых столов. Сотрудникам постоянно говорилось о необходимости хранить молчание. Президенту Рузвельту регулярно посылались письменные отчеты, которые военный министр Генри Стимсон приносил в Белый дом, ждал, когда он их прочитает, затем уносил обратно.
Каждый из шестисот тысяч человек, которые были заняты в Манхэттенском проекте, давал подписку о соблюдении секретности. Из них за почти четыре года было выявлено около двух тысяч болтунов. Участвовав-шиє в проекте военнослужащие, которых по каким-либо причинам освобождали, направлялись в такие места, где они не могли попасть в плен, а гражданских увольняли очень тактично, чтобы они не испытывали раздражения и не разговорились.
Наиболее тревожную проблему представляли ученые. Узнай немцы, где работали все наши известные физики-ядерщики, они, конечно, сделали бы правильный вывод, поэтому ученым были даны условные имена. Доктор Артур Комптон стал А. Комасом, доктор Энрико Ферми — Генри Фармером, и каждый из них имел телохранителя. Большинство ученых вело себя осмотрительно, но один из них выложил кое-что из секретных сведений на лекции, другой оставил свой кейс с важными данными в поезде — шесть агентов всю ночь искали его и, в конце концов, нашли — нетронутым.
Перед самым началом войны нацисты послали в Америку двух своих самых выдающихся ученых, чтобы выяснить, как у нас обстоят дела в области атомных исследований. После начала работы над проектом нашими службами были перехвачены послания, спрятанные в письмах в виде точек, изготовленных способом перефотографирования, от шпионов, пытавшихся войти в контакт с нашими учеными.
Базой для некоторых шпионских рейдов за секретами производства атомной бомбы, как оказалось, послужила Канада. Там британский физик Алан Нунн Мэй передал агентам советской разведки урановые образцы и частичные отчеты о работе на канадском предприятии в Чок-Ривер и в нашей Чикагской лаборатории, где он побывал три раза. Мэй хотел приехать еще, но у наших «лазутчиков» появились подозрения, и генерал Гроувз сказал «нет». Арестованный британскими властями Мэй во всем признался и получил 10 лет тюрьмы.
С появлением слухов о «секретном оружии» Гитлера над нами навис зловещий страх, что им может оказаться и атомная бомба. Работы по проекту были ускорены. В западное полушарие прибыли ученые нескольких других наций. С помощью британской разведки из Дании убежал всемирно известный физик-ядерщик Нильс Бор, который потом проработал два года в проекте под именем Николас Бейкер.
Затем появились сведения, что немцы ускоряют выпуск продукции единственного в Европе крупного производителя тяжелой воды — завода «Норшск гидро» в Веміфке, Норвегия. Высаженные с воздуха норвежские коммандос взорвали часть предприятия и уничтожили большое количество тяжелой воды. Немцы попытались переправить то, что осталось, на корабле, но норвежцы, взорвав, утопили его.