Но неожиданно возникла угроза, что этот почти совершенный план провалится. Вход на завод закрывали огромные стальные ворота, и диверсанты, как ни старались, никак не могли сообразить, как им открыть запирающие их специальные замки.

За два дня до назначенного срока один из руководителей подполья получил записку. Он уже получал прежде записки, написанные той же рукой, сообщавшие сведения о планах немцев, но никто не знал их отправителя. Эта же была подписана: «Я буду у входа на завод через два дня в полночь,— говорилось в ней.— Я приду в немецкой форме и открою замки. Х.П.»...

Но могли ли подпольщики доверять Петерсену? Находясь в отчаянном положении, подпольщики решились. Он появился точно в назначенное время, облаченный в свой немецкий мундир. Часовые были бесшумно сняты, и у ворот собралась большая группа взрывников, готовых действовать.

— Я пришел, чтобы сдержать свое обещание,— тихо сказал Х.П.— У меня только одна просьба: если со мной что-нибудь случится, позаботьтесь, чтобы мое имя осталось незапятнанным. Моя жена...— Он замолчал и, склонившись над замком, приступил к работе.

Через три минуты ворота были открыты. Теперь он мог спокойно уйти, но остался, объяснив:

— Я хочу сам вставить один из взрывателей.

Можно было действовать. По сигналу взрывники разбежались по своим местам и через короткое время один за другим вновь выбежали из ворот. Мощнейший взрыв сотряс землю и осветил небо на несколько миль вокруг. На месте завода остались лишь кирпичные обломки и исковерканное оборудование.

Но Ханс Петерсен, который так быстро управился с замком, замешкался с динамитом. Он был единственным человеком, который не вышел с завода...

Иногда мне кажется, что Х.П. поступил так сознательно, это был его выбор. Впрочем, кто знает?

Стоял май 1940 года, шла война, армии нацистской Германии победоносно продвигались на запад, и когда впередсмотрящий британского лайнера «Сити оф Эксетер», бороздившего воды Южной Атлантики, доложил о замаячившей на горизонте мачте, капитан насторожился. Но полчаса спустя он с облегчением идентифицировал приближающегося незнакомца как 8400-тонный корабль «Касии Мару» — японский, следовательно нейтральный.

На его палубе женщина качала коляску, рядом с ней, лениво облокотившись о поручни, стояло несколько членов команды, полы их незаправленных, как у всех японских матросов, рубашек развевались на ветру. Два судна разошлись, не останавливаясь и не подавая никаких сигналов.

На самом деле коляска была пустой, а «женщина» вовсе не являлась таковой. Облокотившихся же о поручни «японских» моряков звали Фриц, Клаус и Карл. Остальные члены команды — матросы, комендоры, торпедисты (всего 350 человек)— скрылись внутри корабля. Под фанерными вентиляторами, брезентовыми трубами и краской скрывался немецкий рейдер «Атлантис», один из самых опасных хищников, когда-либо выходивших поохотиться на океанские просторы.

За всю войну немцы снарядили девять таких рейдеров, которые утопили в общей сложности 136 судов. Но «Атлантис» имел наибольшее число побед и трофеев на своем счету, наибольшее количество пройденных миль за кормой и одного из самых выдающихся капитанов. Он сошел со стапелей как «Гольденфельс», 7800-тонное быстроходное торговое судно. Когда началась война, на него скрытым образом поставили шесть 5,9-дюймовых орудий, большое количество пушек меньшего калибра, торпедные аппараты, гидросамолет и груз мин. Для большего сходства с безобидным торговцем на нем во множестве были установлены всякие опоры, поддержки, растяжки.

В марте 1940 года «Атлантис», ходивший под командой Бернарда Рогге, сорокалетнего импозантного капитана германского военно-морского флота, прокрался вдоль норвежских берегов, прикинувшись советским пароходом, выскользнул в Северную Атлантику и повернул на юг. Данный ему приказ гласил: поражать с максимальной неожиданностью все корабли, проплывающие мимо африканского мыса Доброй Надежды. После пересечения экватора 25 апреля «Атлантис» спустил советский флаг и убрал фальшивую трубу, превратившись в «японский» теплоход, встреченный «Сити оф Эксетер», который капитан Рогте не стал атаковать из-за большого числа пассажиров на его борту.

Первой жертвой «Атлантиса» стало британское судно «Сайентист». Приказ лечь в дрейф и не передавать радиограмм оказался для британских моряков полной неожиданностью. Радист сохранил присутствие духа и послал сигнал «QQQ», означающий «меня пытается остановить вражеское вооруженное торговое судно». С «Атлантиса» открыли огонь, поразив «Сайентист» в среднюю часть и уничтожив радиорубку. 77 членов команды поврежденного корабля, двое из которых были ранены, один смертельно, погрузились в лодки. Все они были взяты на борт рейдера как военнопленные, а сам «Сайентист» потоплен. Немцы двинулись дальше мимо мыса Доброй Надежды.

Две недели спустя капитан Рогге перехватил переданное британцами предупреждение, что в Индийском океане мог появиться немецкий вспомогательный крейсер, замаскированный под японское судно. Немедленно «Атлантис» сбросил свое «кимоно» и превратился в нидерландский теплоход «Аббекерк».

Второй его жертвой стал норвежский теплоход «Тирранна», груженный припасами для австралийских войск в Палестине. Капитан Рогге послал на него призовую команду и несколько недель водил за собой, используя как плавучую тюрьму. Через месяц после «Тирранны» жертвами рейдера один за другим стали еще три судна, а в следующем месяце — целых пять.

Сообщения, найденные в мусорной корзине одного корабля, открыли немцам морские торговые коды британцев. После этого Адмиралтейство отдало приказ всем своим кораблям сообщать по радио о подозрительных судах, невзирая на последствия. Как следствие этого «Атлантис» получил приказ сначала открывать огонь, потом вести переговоры. Радиограммы успевали послать примерно с каждого второго атакованного рейдером корабля, большая часть которых обстреливалась из орудий и иногда со значительными повреждениями. Впрочем, следует отметить, что капитан Рогге вел свою морскую войну настолько «цивилизованно», насколько было возможно в тех условиях. Он содержал пленников в каютах и брал на борт все, что можно было спасти. За 20 месяцев, проведенных Рогге в плавании, был момент, когда он содержал более тысячи пленников всех возрастов, обоих полов и 20 национальностей. Им всем выдавался тот же рацион, который получала команда. Днем им позволялось выходить на палубу, если только «Атлантис» не вел бой, и купаться в брезентовом бассейне. Капитаны потопленных судов имели отдельные каюты. Когда пленников предстояло переводить на другие корабли, капитан Рогге устраивал в честь капитанов прощальные обеды.

Первая половина осени 1940 года оказалась для «Атлантиса» крайне скудной на добычу: всего один корабль за сорок дней. Зато в ноябре в течение двух суток ему попались сразу три судна. Норвежский танкер «Оле

Якоб», до краев заполненный высокооктановым бензином, был без сопротивления захвачен двумя подплывшими на моторной лодке офицерами «Атлантиса», переодевшимися британскими офицерами. Другой же норвежский танкер, «Тедди», горел несколько часов, превратившись в огромный факел, видимый за много миль. А британский корабль «Аутомедон», перевозивший важные документы, включая совершенно секретный отчет военного кабинета и почту для британского дальневосточного главного командования, сдался после того, как выпущенный с рейдера снаряд убил всех, кто находился на мостике.

Капитан Рогге прекрасно умел руководить людьми. Все члены его команды получали одинаковую долю из числа тех очень ценимых ими вещей — пива, сладостей, продуктовых посылок — которые они находили на захваченных судах. В качестве замены увольнения на берег он давал недельный отпуск на борту корабля. За один раз в «увольнение» отправлялось двенадцать человек. Они располагались в изоляторе, где могли проводить время — если только не поступала команда «к бою» — в свое удовольствие: спать, чинить одежду, писать стихи или играть на гитаре. Такое официально утвержденное бездельничанье среди занятых тяжелой работой сослуживцев имело прекрасный расслабляющий эффект. Капитан Рогге, чей отец был духовником при дворе кайзера Вильгельма, настаивал, чтобы все офицеры посещали по воскресеньям богослужение. Но после окончания службы он всегда угощал их выпивкой, которая называлась у них «церковным коктейлем».