План намечаемых операций был простым, или «просто сумасшедшим», как посчитали некоторые военные-традиционалисты. Стало известно, что воинственные племена качинов, которые населяли холмы, лежавшие в удерживаемых теперь противником горах, питали к японцам вражду, и предполагалось усилиями американцев из числа добровольцев организовать их в боевые отряды и обеспечить оружием и командирами. Каждому добровольцу предстояло спуститься ночью на парашюте поблизости от затерянной в джунглях деревушки в глубине вражеской территории и принять сброшенные на втором парашюте еду, оружие, медикаменты, кое-какие подарки для туземцев и маленький радиопередатчик.
С момента своей выброски (нередко это был его первый прыжок с парашютом) доброволец оказывался всецело предоставленным самому себе. Ему предстояло завести дружбу с туземцами, чей язык и обычаи были ему совершенно незнакомы. Он должен был стать их лидером, внушить им такое доверие, чтобы они не поддались соблазну выдать его за высокое вознаграждение. После того как он надежно обоснуется в джунглях, ему должны были сбросить ночью с самолета еще продовольствие, оружие и боеприпасы, чтобы он мог начать свою маленькую войну — кампанию рейдов и засад на врага.
План, несомненно, был смелым, его даже можно было бы посчитать отчаянным, если бы не два важных обстоятельства. Во-первых, эта местность была настолько дикой и так густо поросшей джунглями, что там существовали глухие селения, куда не доходили японские патрули. Во-вторых, качинские беженцы сообщали, что их соплеменники настолько же сильно любят американцев, насколько ненавидят японцев.
Качинский воин, как позднее открыли для себя с некоторым разочарованием американцы, совсем не соответствовал романтическому образу благородного дикаря. Туземец был, как правило, не выше пяти футов ростом, имел паклеподобные волосы, кривые зубы и застенчивую манеру держаться, которую можно было легко принять за слабоумие. Его одеяние, словно полученное когда-то давно от скаредных родственников, отдавших его за ненадобностью, было совсем ветхим, и он предусмотрительно воздерживался от его стирки, чтобы оно окончательно не развалилось. В его облике не было ничего, что противоречило бы кровавым историям о родовой вражде в племени и междоусобицах с другими племенами. В связи с этим следует упомянуть, что доктор Гордон Сигрейв, «бирманский хирург», испытывал чувство признательности к качинам, бывшим самыми желанными среди его пациентов: распространенная среди них нежная любовь к ножам располагала их ко всему, что было связано с разрезанием, даже если это касалось их собственных персон. Любовь качинов к кровопусканию была врожденной и естественной, их любовь к американцам — благоприобретенной.
В 1878 году, когда Бирмой правил король Тхибау, американский миссионер Уильям Генри Робертс обратился к нему за разрешением отправиться в глубь страны, на север. Там обитал отсталый и воинственный народ, представителей которого бирманцы называли «качинами» — разбойниками. Никто не смог бы поручиться за жизнь путешественника, случайно оказавшегося среди них. Король Тхибау дал разрешение, его мало беспокоила судьба иностранца, посвятившего религии свою жизнь, которая теперь обещала оказаться весьма недолгой.
Однако проповеднический труд Робертса среди ка-чинов оказался успешным и дал два заметных результата. Во-первых, он заслужил благодарное отношение огромного числа туземцев, которые усвоили, что их первый бескорыстный друг, первый чужеземец, пожелавший образовывать их и жить среди них, прибыл из далекой страны, называемой Америка. С присущей этим наивным людям примитивной логикой они стали переносить свое дружеское отношение к Робертсу на всех американцев, которые появлялись после него, и постепенно распространили его на всю огромную страну, которую никогда не видели. Во-вторых, Робертс обучил качинов письму. У них не было своего алфавита, и он представил звуки их языка наиболее к ним подходящими латинскими буквами и стал создавать в селениях школы для преподавания азбуки. В результате многие качины выучились читать слова своего языка написанные нашими буквами. Это обстоятельство идентичности алфавитов позволило сравнительно легко обучить радистов из числа качинов.
Первые американцы, шагавшие с парашютами в черный проем самолетного люка, здорово боялись. Оно и понятно: их страшили возможное ранение при приземлении, змеи, болезни, но больше всего угроза быть схваченным и подвергнуться пыткам врагом.
— Мой первый прыжок,— рассказывал мне один из рейнджеров,— прошел нормально. Я благополучно приземлился неподалеку от одной из качинских деревушек, и на следующий день ее жители меня нашли. Они были очень дружелюбны и накормили меня вареным рисом и яйцами. Но я знал, что противник находится поблизости, и был готов в любую минуту расстаться с жизнью. Тогда я еще не знал, что стоило только ухватиться за пояс ближайшего к тебе качина, и он уведет тебя в такое место, куда не доберется ни один японец. Возможно, он не понял бы и слова из нескольких фраз, которыми ты попытался бы с ним объясниться,— это не имело значения, он бы спрятал тебя, кормил бы и оставался с тобой до тех пор, пока опять не появится возможность идти.
Американцы отнюдь не сразу принялись воевать. На первых порах им пришлось заниматься обучением выживанию в джунглях, установкой радиосвязи с базой, узнаванием языка и обычаев своих гостеприимных хозяев. Они изучали все просеки в джунглях на местности, где им предстояло действовать, используемые японцами дороги, а также тайные дорожки и звериные тропы, известные лишь одним качинам. Японцы, конечно, знали об их существовании, и время от времени вражеские патрули натыкались на них, бросались преследовать, но никогда никого поймать не удалось.
Качины с радостью согласились стать в ряды бойцов, и постепенно каждый американец собрал собственную команду крепких маленьких воинов и занялся их снаряжением. По рации передавались координаты для выброски, и транспортные самолеты доставляли на горные рисовые поля и потаенные просеки в джунглях грузы припасов. Стандартная упаковка включала треть того, что было необходимо для обычного армейского подразделения,— подразумевалось, что остальные две трети рейнджеры раздобудут себе сами.
Для качинов, лишенных из-за войны почти всего самого необходимого, падающие с неба подарки были настоящим чудом: рис, соль (которую на холмах нельзя было достать и которая ценилась наравне с серебром), медикаменты, табак, керосин для ламп, пулеметы, винтовки и отличные ножи для джунглей.
Прошло немного времени, и эти группы начали устанавливать друг с другом контакты и проникать в глубь удерживаемой противником территории. Они прорубали в джунглях небольшие взлетно-посадочные полосы для маленьких самолетов связи, которые забирали больных и раненых, и, в свою очередь, отдавали долг военно-воздушным силам, спасая сбитых над вражеской территорией и выбросившихся на парашютах пилотов.
Постепенно прыгнувшие некогда в неизвестность американцы стали ветеранами боевых действий в джунглях, участниками многочисленных операций; они много узнали о качинах и о жизни в джунглях. Обратимся к опыту нашего молодого капитана. Спустя два месяца после выброски ему была дана по рации команда «приступить к боевым действиям».
— К тому времени у меня уже был взвод, или около того, качинских воинов,— рассказывает он,— и целая куча идей, как нам обложить все окрестные дороги и тропинки. Мы начали устраивать засады на тропах, минировать мосты и взрывать склады амуниции. При организации засад в джунглях качины устраивали ужасные вещи. Они втыкали в заросли вдоль тропы, по обе ее стороны, заостренный бамбук так, чтобы его не было видно, и когда вражеский патруль, попав под огонь, бросался в кусты... мне тяжело описывать это. После нескольких таких засад японцы уже никогда не пытались прятаться в зарослях, когда мы начинали стрелять в них.
Японцы, конечно, пытались проводить против нас карательные операции, и за мою жизнь нельзя было бы дать и ломаного гроша, если бы мои люди не были постоянно начеку. Казалось, они просто знали, когда приближаются джапы. Только однажды за многие месяцы нашей войны в джунглях они застали нас врасплох. Мы собирались подорвать мост и слишком увлеклись минированием. Раздавшийся по нам залп был произведен с очень близкого расстояния, и как они умудрились промахнуться, я не понимаю, хотя прицельная стрельба в джунглях дело непростое. Но как нам удалось уцелеть потом — еще более удивительно.
