Поначалу мы сильно страдали, испытывая чувство вины. Мы занимались работой, которую большинство из нас ненавидело,— лезли в чужие дела. Но очень скоро нам стало понятно, насколько в действительности была необходима цензура. Это стало очевидным прежде, чем успел рассеяться дым над руинами Перл-Харбора. В одном из первых же писем, вскрытых в лаборатории (в ванной одного из старых домов) в Гонолулу, в котором немедленно начала функционировать цензура, приводилось подробное описание результатов нападения. Послание должно было сложным маршрутом прийти в Японию.
Цензура была обоюдоострым оружием. Она не только помогала скрывать от врага информацию, но нередко давала в наши руки важные сведения о враге. Например, цензор смог по отрывкам из разных деловых писем составить общую картину японского торгового маршрута, что позволило американским кораблям, встав в нужном месте и подождав несколько дней, уничтожить семь торговых судов.
Подслушанный телефонный разговор позволил узнать о местонахождении тайного склада хинина, незаменимого средства против малярии, предназначенного для продажи на черном рынке. Взятие под контроль телеграфного кабеля дало возможность раскрыть обосновавшегося в Гаване немецкого шпиона, прикидывавшегося торговцем одеждой и получавшего тайным образом деньги через различные банки. Его арестовали, судили, признали виновным и расстреляли. За период с 1938 по 1945 год был арестован и осужден за шпионаж против Соединенных Штатов 91 человек, и в большей части этих дел свою роль сыграла цензура.
Когда руководитель отдела цензуры начал свою работу, у него была только одна снятая на время комната в Вашингтоне. Со временем его служба стала занимать 90 зданий по всей стране, а также в Великобритании и Канаде, формируя глобальную сеть цензуры.
Большинство цензоров должны были быть экспертами в определенных родах деятельности. Нам были нужны шифровальщики и переводчики, специалисты в области техники, права и финансов и даже филателисты (к нам, например, как-то попало письмо от одного «коллекционера» другому вместе с набором марок, являвшимся закодированным сообщением о том, что линкор «Айова» выходил из такого-то порта в такой-то день и направлялся туда-то). Один из цензоров являлся профессором Колумбийского университета, читал на девяти языках, включая санскрит, и мог идентифицировать еще 95. Среди прочих в ходе нашей работы нам попались гаитянский креольский, индийский шрифт Брайля романизированный по-португальски японский (в XVII в. в Японии появились португальские миссионеры, которые романизировали местный язык, и на этом диалекте теперь говорят живущие в Бразилии японцы), папьяменто (язык жителей острова Кюрасао с заимствованными у моряков голландскими, испанскими, португальскими и английскими словами). У нас также работали лингвисты, которые могли читать рукописные тексты на трехстах языках.
Ежедневно через наши руки проходило до миллиона почтовых отправлений. Авиапочту можно было задерживать не дольше 24 часов, а обычную — не дольше 48. Корреспонденция наших руководителей и руководителей союзных государств не вскрывалась, но мы должны были тщательно осматривать конверты ввиду того, что вражеские агенты подделывали даже конверты государственного департамента и Белого дома. Вся почта проверялась по контрольному списку — в нем значились лица, которые, как мы знали или подозревали, были врагами. Число имен в списке колебалось от 75000 до 100000. Их корреспонденция требовала особого внимания.
Остальные письма сразу же отправлялись на проверочные столы. Каждый проверяющий пользовался объемистым томом, в котором перечислялось, по каким вопросам требовалась информация различным государственным управлениям: денежные операции — для министерства финансов, коммерческие сделки — для управления торговли, условия трудовой деятельности — для управления труда, подозрительная деятельность — для ФБР и т.д.
По перехваченным письмам удалось найти тайные склады каучука, оловянных плит и слюды. По данной цензором зацепке удалось отследить груз цинка, следовавший в Аргентину,— его остановили в океане и повернули обратно. Из одного письма выяснилось, что некая нью-йоркская фирма затеяла отправку трех миллионов фунтов лома никеля в Швецию для производства легированной стали, которая потом должна была попасть в Германию, в другом — содержался немецкий план продажи миллиона бутылок шампанского в Испанию, чтобы положить таким образом в зарубежный банк 6 000000 долларов. Одна немка написала своему сыну в Америку, что, когда он вернется, он сможет на работу ездить, раскрыв этим расположение новой железнодорожной ветки, которая после этого была немедленно разбомблена.
Мы проверяли также бумаги, которые имели при себе люди, улетающие и уезжающие из страны. У одной женщины было обнаружено спрятанное в корзине с цветами сообщение о готовящейся важной морской перевозке, а в перехваченном послании одного нацистского агента, написанном симпатическими чернилами, объяснялось, что он лишен возможности действовать ввиду своей задержки на границе пограничными цензорами.
Наша бдительность поддерживалась постоянными находками, такими, как. например, бриллианты, спрятанные в шоколадном драже, или мясные консервы с двойным дном, в которых мы нашли отчет об осуществленных за год операциях в Западном полушарии гигантской «И.Г. Фарбениндустри», также занимавшейся шпионажем.
Больше всего беспокойства нам доставляли сообщения, написанные кодами или симпатическими чернилами. Мы изучали каждое письмо на предмет странного использования цифр или символов, нелепых выражений и смотрели, не выглядела ли бумага высушенной и не была ли она поцарапанной — это могло означать, что по ней водили пером с невидимыми чернилами. Каждое письмо, казавшееся чем-то подозрительным, и почти все письма людей или людям из контрольного списка мы направляли в «Отдел технических операций» (ОТО).
ОТО было преднамеренно неопределенным названием лаборатории в Вашингтоне, которая занималась проверками на присутствие в корреспонденции тайных чернил и располагалась в уединенном здании без окон, куда вход был разрешен только десятку-полутора сотрудников, мужчин и женщин. Они протирали каждое письмо смоченными в реагентах тампонами, чтобы проявить все возможные невидимые чернила, а также просвечивали их ультрафиолетом. Эти люди раскрыли и шпионское изобретение немцев, когда целая машинописная страница текста перефотографировалась и уменьшалась до размера точки, которая прикреплялась к конверту или странице безобидного письма в качестве неприметного знака препинания.
Мы обнаружили тысячи закодированных и зашифрованных посланий, из которых, пожалуй, не меньше 4600 оказались заслуживающими внимания ФБР или других контрразведывательных служб. Коды были «открытыми» и «закрытыми». При открытом коде для передачи важных сведений использовалось внешне совершенно безобидное сообщение. Например, телеграмма: «Мама прибывает Бильбао седьмого» могла означать, что не мама, а конвой прибывает, и не в Бильбао, а в Гибралтар. В закрытых кодах вместо слов использовались буквы, цифры и символы, и их было проще обнаруживать, потому что непонятные чередования знаков сразу обращали на себя внимание.
Чрезвычайная бдительность и проворность требовались от цензоров, контролировавших международные телефонные переговоры. Эти цензоры сидели с наушниками, с карандашом в одной руке и держа вторую на кнопке прерывания линии связи. Большое беспокойство доставляли высшие чиновники, особенно в критические дни, как, например, после окончания Тегеранской конференции, когда один генеральский адъютант стал уточнять по списку имена и звания пассажиров — некоторые из них были очень важными — и время полета транспортного самолета, как будто приглашая противника устроить перехват.
Каждый зарегистрированный у нас в стране кабель был соединен с телетайпом на одной из ближайших к нему двенадцати телеграфных станций. Если мы ясно понимали смысл телеграммы и были уверены в ее безвредности, мы пропускали ее, но если возникали сомнения — проверяли и перепроверяли. Солдату не дали передать своей девушке «Четыре орхидеи за фунт каждая» — мы переправили текст на «Четыре цветочных растения за фунт каждое», так как название цветка могло быть кодом. Цензор исправил «Отец умер» на «Отец заболел», и в ответ отправителю пришел запрос: «Отец заболел или умер?» — «умер» оказалось кодом.
