На следующее утро я приступил к отбору своей команды: слесаря, специалиста по сейфам; человека со знанием языка, который мог бы читать бумаги и заключать, какие из них стоит переснять, и первоклассного фотографа. Британские контрразведчики «одолжили» нам худую, робкую на вид деву пятидесяти лет, которая при помощи чайников и кастрюль могла вскрыть любой запечатанный пакет так, что следы этого потом обнаружить было невозможно даже при просвечивании ультрафиолетовыми лучами. Кроме того, мы организовали людей в группу оповещения, которые должны были предупредить нас, если бы вдруг появился кто-нибудь из сотрудников консульства.
Во время первого проникновения моей наспех собранной команды на «территорию чужого государства» все вели себя воистину как дилетанты. Мы бродили по консульству, толпились то в одном помещении, то в другом, любопытствуя, как идет открывание замков, а когда был вскрыт первый сейф, мы все сгрудились около него, стараясь заглянуть внутрь. К тому же мы были не особенно бдительны, чтобы позаботиться как следует замести следы своего посещения, но каким-то образом оно осталось незамеченным, и наши визиты продолжились в последующие ночи.
Однажды фотокамера неожиданно упала на пол с громким стуком. Ничего не произошло, но лифтер, должно быть, утром доложил о ночном шуме. Следующей ночью шестое чувство подсказало мне, что что-то не в порядке, и я решил сначала пойти посмотреть сам, прежде чем вести всю группу. Я надел рабочий комбинезон и, сопровождаемый старшим уборщиком, зашел внутрь консульства. Неожиданно зажегся свет, и перед нами предстали консул и охранник с пистолетами в руках. Наша рабочая одежда спасла ситуацию, и консул извинился, сказав, что он подумал, будто мы взломщики.
После этого, наблюдая за консульством из соседнего здания, я видел, что туда каждый день в пять часов приходит охранник и остается до утра. Естественно, что, пока он там находился, наши посещения были невозможны, и я решил от него избавиться. Как-то ночью я поднялся на второй этаж и с грохотом уронил на пол стул вблизи шахты лифта, после чего быстро спустился вместе со стулом на цокольный этаж. Через полчаса на такси приехал вызванный охранником консул. Из соседнего здания мы видели, как он торопливо н настороженно обходил свои помещения. Прошло несколько ночей, и я опять грохнул стулом. На этот раз вызванный консул был крайне рассержен, ему уже явно надоело вылезать по ночам из кровати по каким-то пустякам. На следующий вечер охранник не появился, очевидно, консул уволил его.
Мы продолжили свои осмотры, Конечно, теперь, помня о подозрительности консула, мы вели себя более осторожно. Потрудиться нам пришлось изрядно, и, прежде чем мы закончили свою работу, прошло десять недель. Но когда она, наконец, была завершена, мы имели фотокопии всех имевшихся в консульстве важных документов, шифровальные коды, картотеку резидентов стран — союзниц Германии в Соединенных Штатах и массу других материалов, свидетельствующих о том, что нацисты используют это консульство для ведения интенсивной шпионской работы.
В течение двух следующих лет я совершил еще около полутора сотен подобных тайных проникновений, и мы ни разу не попались. Последнее обстоятельство было для нас весьма существенным, так как мы действовали фактически на свой страх и риск — наша деятельность была незаконной, и мы не могли, в случае чего, рассчитывать на признание и защиту нас правительством.
Когда 7 декабря 1941 года началась война, все американцы стали очень бдительными на предмет выявления вражеских шпионов. Наш телефон звонил не умолкая. Однажды ночью кто-то заметил вспышки света в окне пентхауза, дома на крыше небоскреба,— шпион посылает сигналы! Мы вломились в дверь и застигли «шпиона» на месте — «световые сигналы» посылала лампа, подогревающая воду в стоящем у окна огромном аквариуме с тропическими рыбами, то включаясь, то выключаясь. Нам сообщали то о подозрительных личностях, посылающих радиограммы при помощи коротковолновых радиопередатчиков, то о замеченных в Гудзоне германских подводных лодках, и все эти сигналы нам приходилось проверять.
Подобная деятельность выглядела несерьезной, и я начал подумывать о секретах, хранившихся в шкафах и сейфах сотен офисов контролируемых немцами корпораций, занимавшихся коммерцией в Соединенных Штатах. Оттуда, а не из телефонных звонков разных сумасшедших наша разведка могла почерпнуть важную информацию. Идея тайного осмотра — или, говоря прямо, взлома — уже оформилась у меня в голове, а наш недавний успех при обыске подозрительного консульства обеспечил одобрение этого метода у высшего начальства.
На самом деле из-за нашего первоначального успеха едва не завалилось все дело. Мы сознавали, что все еще были недостаточно опытными, но руководство решило, что теперь можно начинать широкомасштабное тайное вторжение с целью осмотра всевозможных шкафов и сейфов. В связи с этим нам предстояло обучить пятьдесят человек премудрости открывания замков и еще большее число людей — аккуратному вскрыванию сейфов.
Держать нашу деятельность в секрете от «клиентов» оказалось гораздо проще, чем от собственных граждан. Основанная нами учебная лаборатория приобрела неуместную известность благодаря посещавшим ее офицерам. Наши специалисты охотно показывали этим джентльменам, как легко вскрыть шкаф куском проволоки или сломанным полотном ножовки, как открываются замки, распечатываются письма, и прочие вещи, которыми нам приходилось заниматься во время осмотров. При этом нередко упоминались разные случаи из нашей практики. Полученная таким образом информация вскоре стала темой застольных разговоров. Побывавшие у нас офицеры и разные другие люди, которые не являлись членами групп проникновения, находили подобные рассказы прекрасным средством, чтобы произвести впечатление на своих подружек. Однажды за коктейлем на какой-то вечеринке я услышал от молодой женщины подробный рассказ об одном из наших тайных проникновений, переданный ей каким-то штабистом, выдававшим себя за члена нашей команды.
Мы усовершенствовали наши методы и снаряжение до такого уровня, что смогли бы выполнить нашу первую работу, занявшую у нас десять недель, за одну ночь. Но на планирование и подготовку проникновения иногда уходил целый месяц.
Теперь каждому нашему скрытому визиту предшествовало тщательное изучение всех клочков бумаги, подобранных в находящемся под подозрением офисе убирающим персоналом. Во многих случаях порванные и обгоревшие кусочки деловых писем и бумаг подтверждали необходимость проведения тщательного осмотра. Один подозреваемый постоянно рвал и сжигал свои письма, но как-то его секретарша выбросила свои стенограммы в мусорную корзину целыми и невредимыми, и расшифровка этих записей позволила нам прочитать одно очень важное письмо, составленное шесть недель назад.
Под руководством тихой женщины из британской контрразведки мы совершенствовали свои навыки по вскрытию запечатанных пакетов. Мы научились затемнять окна своими занавесями так, что можно было работать с включенным светом; действовать в полной тишине до тех пор, пока не проверим все возможные места установки микрофонов; покрывать слоем угольнотальковой пыли при помощи специального устройства все задетые запыленные поверхности или стопки документов; обнаруживать ловушки; делать наброски содержимого сейфов, чтобы после осмотра все сложить точно, как было. Одна из машин нашей команды была оборудована коротковолновым передающим и принимающим радиоустройством, три других миниатюрных прибора были вмонтированы в чемоданчики, которые мы носили с собой. Только в попытке обучить не имеющих технических навыков членов нашей группы открыванию замков мы не добились особого успеха. Техника открывания замков и вскрывания сейфов требует совершенного знания механизма запирающих устройств и не меньше^ года регулярной практики.
Один из наиболее богатых на добычу осмотров был проведен нами в Чикаго в располагавшихся на 12-м этаже обширных апартаментах Стивена К.Зиггли. Официально этот человек занимался банковским делом и страхованием и имел широкую известность. Но у американских властей появилось подозрение, что Зиггли имеет и другое, более интересное дело: руководство нацистской шпионской сетью. Этот человек поддерживал свой бизнес за счет капитала нейтральных европейских государств, но больше всего связей имел с Германией.
