53 Газели, тебе подобной, клянусь, и в Китае нет! Да что там! Нигде на свете такой, я считаю, нет! Красавцев, не затавренных тавром твоей красоты, Во всем этом бренном мире, увы, не встречаю, нет! Фиалки цветут, курчавясь, подобно твоим кудрям, В жасминах такого сходства я не замечаю, нет! Придиры твердят, что все же заметны твои уста, Иные меж тем в сомненье, а я отвечаю: нет! Не может пчела не жаждать нектара, пока жива, — Я губ твоих страстно жажду, их меда не зная, нет! Что проку в рубище пестром, угрюмый ханжа-аскет? Любви ты не знал! Такого греха не прощаю, нет! С чужими связалась ныне ты, видно, назло Джами, Душа моя, это ль дружбы дорога святая? Нет! 54 В слезах и стенаньях, с тобой разлученный, подруга моя, Живу, бытием я своим возмущенный, подруга моя! Я к чарам красавиц других равнодушным, бесчувственным был, Твоей красотой колдовской обольщенный, подруга моя! В день соединенья жестокую повесть прочту я тебе О муке разлуки, что терпит влюбленный, подруга моя! Лишь предвосхищаю свиданье с тобой, но уже мой язык Немеет, столь дерзкой мечтою смущенный, подруга моя! Спросила: «А что в твоем сердце, когда ты страдаешь по мне?» «В нем ужас отчаянья неукрощенный, подруга моя!» Шнырнуть я готов тебе под ноги душу, лобзая подол, — Мой вопль не отвергни, к тебе обращенный, подруга моя! Прилечь головой на порог твой так счастлив смиренный Джами, Как преданный пес, госпожою прощенный, подруга моя! 55 В другом обличии тебя я снова вижу: Красивей стала ты, чем в дни былого, вижу. Нераспустившимся тебя я знал бутоном, Но стала розой ты пышно-пунцовой, вижу. Твой стан по тонкости незрим, но я, на счастье, Колечко пояса его цветного вижу. Ты не пришла вдохнуть в меня живую душу, И я тебя в конце пути земного вижу. Ведь жизнь окончилась в тот час, как мы расстались, Всех неудач своих теперь основу вижу. Коль долетит к тебе мой стон-стрела, не бойся: Щит верных душ прочней щита стального, вижу. Чей кубок осушил Джами, что позабыл он И этот мир и тот — в чаду хмельного, — вижу! 56 Ты друга старого не хочешь вспомнить. Что ж! Поздравить рад, коль ты по-новому живешь. Теперь тебе ничей не слышен стон. Что плакаться? Тебя слезами не проймешь! Я счастлив быть твоим безропотным рабом, Избавясь наконец от участи вельмож. Мне ангелом тебя пристало называть: Кто между смертными так ангельски хорош?! Коль за любимую ты жизнь отдать готов, Хоть с ней сближения заведомо не ждешь, То сладость истинной, блаженнейшей любви В недостижимости слиянья обретешь. Хотя Хосров горел тоскою по Ширин, Его судьбе судьбу Фархада предпочтешь. Над лугом верности порхал и пел Джами, — Как в сети горя он попался, не поймешь! 57 О друг, спеши к лужайке поутру, когда заря румяна! Прибила пыль полночная роса, цветы благоуханны. Доска земли расписана рукой чигильских живописцев, Чья кисть творит на досках красоту во славу истукана. К чему молить о тени облака, коль тень ракит и вязов Зовет, манит к журчанью ручейка прохладою желанной? Кто розами, конечно же, пленен, тот радостно-беспечный, Свое бутоном сердце распахнул, проснувшись утром рано. Не потому ли покраснел тюльпан, что, с розами пируя, Он, посрамленный, увидал пустым свой кубок филигранный? И коль тиран — усердный мохтасеб — не разобьет кувшины, Его иные происки сочтут подарками тирана. Прелестно утро! Чистое вино друзей пьянит приятно, И тем Джами сегодня пристыжен, что он один не пьяный. 58 Нет вина веселья в чаше неба, да и надо просто быть глупцом, Чтобы думать, будто может в чаше быть вино, коль чаша кверху дном. Лишь невежда называет счастьем выгребную яму — этот мир. Так ребенку кажется опухший сановито-важным толстяком. Никому не сшила одеянья из нетленной вечности судьба. Жизнь — халат парадный, жаль — короткий, и к тому же сшит непрочным швом. Ветке, перегруженной плодами, угрожает камень подлецов. В этом мире счастлив неимущий, что забот не знает ни о чем. Перед нами узкая дорога, ночь темна, разбойники вокруг, Проводник в дороге жизни нужен, чтоб с пути не сбиться непутем. Пусть садовник в юности прививки сделает, как саженцу, тебе, Коль вкусить хорошее мечтаешь в сем саду, давно поросшем злом. Кто, Джами, над бренностью вознесся и в пути утратил «мы» и «я», Может быть по внешности началом, а по сути может быть концом. 59 Надолго ль мне даны в удел терзанья: Твои отказы, спешка, опозданья? Во тьме груди моей тебе не место, Ступай в глаза, живи среди сиянья! Из-за тебя сочится кровь по каплям, Но нет в тебе ни капли состраданья. Сдержи коня! Он высекает искры, Моя ж душа готова к возгоранью. О, не зови розарием упиться, Не одаряя розами заране! Тебе пристала ткань из нитей сердца, Твой стан раним и самой легкой тканью. Пройдешь, Джами, кровавыми слезами В тюльпан твое окрасит одеянье. 60 Зову, приди! Уж сбросил сад ночное облаченье, Зефир коснулся лепестков рукою дуновенья, Повеял нежностью твоей и розовою амброй И вместе с птицею весны меня поверг в смятенье. С ветвей осыпало капель серебряных дирхемов К ногам полураскрытых роз его прикосновенье. Заря любовно помогла бутонам снять сорочки И встретить солнце в наготе, исполненной томленья. Безумны только облака, достойные упрека За то, что в стекла пузырьков швыряет град каменья. Испачкал мускусом тюльпан не потому ли чашу, Что знает: с мускусом вино намного совершенней? Джами, вдевая в уши роз бесценнейшие перлы, То с неба падает роса иль из твоих творений? |
