24 В мире нездешнем, в раю, где повсюду покой, Души влюбленных томятся ли здешней тоской? Прах — наша плоть, но дано ли нетленному духу Вечно пылая, терзаться любовью людской? Очи усопших не плачут, но в мире нездешнем Слезы влюбленных — бессмертные! — льются рекой! 25 Я болен любовью, моя неизбывна тоска. Беда моя — рядом, любимая так далека, Теряю надежду, живу, привыкая к разлуке. Молчит моя милая, видит во мне чужака. Я словно птенец, угодивший нечаянно в сети. В плену его держит незримая злая рука. Как будто играет дитя, но для пойманной птицы Игра обернется погибелью наверняка. На волю бы выйти! Да стоит ли — право, не знаю. Ведь сердце приковано к милой, а цепь коротка. 26 Ворон, что ты пророчишь? С любимой разлуку? Сам попробуй, как я, испытай эту муку. Что еще ты сулишь одинокому, ворон? Бедняку угрожаешь каким приговором? Ты не каркай, не трать понапрасну усилья — Потеряешь ты голос и перья, и крылья. Будешь ты, как и я, истомленный недугом, Жить один, без надежды, покинутый другом! 27 Что я делаю, безумец, в этот вечер темно-синий? На песке тебя рисую и беседую с пустыней. Крики ворона услышу — наземь падаю в тоске. Ветер горя заметает мой рисунок на песке. 28 Люблю — в пустыне жажда слабей моей любви. Люблю — иссякли слезы бессонные мои. Люблю — молиться бросил, безумьем обуян. Люблю — не вспоминаю каабу и коран. 29 Исполни лишь одно желанье мое — иного нет: Спаси любимую от горя, убереги от бед. Мне блага большего не надо, ты щедро одарил Меня любовью — в ней отрада, спасение и свет. Пока живу — люблю и верю, надеюсь и терплю, — Служу единственному богу, храню его завет… 30 Только любящий достоин человеком называться. Кто живет, любви не зная, совершает святотатство. Мне любимая сказала: «Ничего не пожалею, Лишь бы милого увидеть, лишь бы мне тебя дождаться». Только любящим завидуй — им на долю выпадает Невозможное блаженство, неразменное богатство. Омар ибн Аби Рабиа (644–712) 1—22. Переводы С. Шервинского; 23–32. Переводы Е. Николаевской; 33–42. Переводы М. Курганцева 1 Вы, суд мирской! Слуга аллаха тот, Кто судит нас, руководясь законом. Пусть жен не всех в свидетели зовет, Пусть доверяет лишь немногим женам. Пусть выберет широкобедрых жен, В свидетели назначит полногрудых, Костлявым же не даст блюсти закон — Худым, иссохшим в сплетнях-пересудах. Сошлите их! Никто из мусульман Столь пламенной еще не слышал просьбы. Всех вместе, всех в один единый стан, Подальше бы! — встречаться не пришлось бы! Ну их совсем! А мне милее нет Красавицы роскошной с тонким станом, Что, покрывалом шелковым одет, Встает тростинкой над холмом песчаным. Лишь к эдаким благоволит аллах, А тощих, нищих, с нечистью в сговоре, Угрюмых, блудословящих, нерях, Ворчуний, лгуний, — порази их горе! Я жизнь отдам стыдливой красоте. Мне знатная, живущая в палате Красавица приятнее, чем те, К которым ночью крадутся, как тати. 2 Я видел: пронеслась газелей стая, Вослед глядел я, глаз не отрывая, — Знать, из Кубá неслись они испуганно Широкою равниною без края. Угнаться бы за ними, за пугливыми, Да пристыдила борода седая. Ты, старый, очень старый, а для старого Уж ни к чему красотка молодая. 3 Отвернулась Бегум, не желает встречаться с тобой, И Асма перестала твоею быть нежной рабой. Видят обе красавицы, сколь ты становишься стар, А красавицам нашим не нужен лежалый товар. Полно! Старого друга ласкайте, Бегум и Асма, Под деревьями нас укрывает надежная тьма. Я однажды подумал (ту ночь я с седла не слезал, Плащ намок от дождя, я к селению Джазл подъезжал): О, какая из дев на вопрос мой ответить могла б, Почему за любовь мне изменою платит Рабаб? Ведь, когда обнимал я другую, — казалось, любя Я томился, и жаждал, и ждал на свиданье — тебя. Если женщины верной иль даже неверной я раб, Мне и та и другая всего лишь — замена Рабаб. Обещай мне подарок, хоть я для подарков и стар, — Для влюбленной души и надежда — достаточный дар. |
