— Вы не ответили на мой впрос!
— Когда купила? Да с полчаса назад… Где-то так…
Мася глянул на мобильник. Светящиеся цифирки свидетельствовали: минуло пятьдесят пять минут с того момента, как они с тётей Лялей вышли из дому. А дядя Юра — тот вообще ещё раньше слинял, радёшенек, что беременная отпустила. Значит, старая вполне могла зайти в квартиру после них, а потом, полубегом, рвануть к киоскам.
— А как вы попали в нашу квартиру?!
— В вашу квартиру? — карга остановилась, снова бросив сумки на асфальт.
— Да! Как вы туда проникли, если там сейчас никого нету, кроме Харитоныча, а тот на дверные звонки не отвечает?!
— Так-таки не отвечает?
— Говорю вам! Он за мою бытность в этой коммуналке ещё ни разу никому дверь не открыл…
— И давно ты обитаешь в этой… коммуналке?
Слово «коммуналка» прозвучало в морщинистых, ярко подведенных и припудренных устах довольно странно, даже, вроде бы, с акцентом. «Под иностранку косит, ну, ду-у-ура, никак захворала…», — поёжился Мася.
— Я там живу… с две тыщи седьмого года!
— А сейчас у нас год какой?
— Две тыщи одиннадцатый!
— Вот оно что…
Точно больная! Не раздумывая ни секунды, Мася бросился наутёк.
— Ордена-то отдай, шельмец!..
Удирая, Фантомася оглянулся. Старуха стояла, схватившись за сердце, лицо её было перекошено горем. Может, она и вправду купила их, по-честному? Ничего, скоро всё прояснится. Вот Харитоныч протрезвеет и подтвердит покупку. А она… Она ещё раз пожалует к ним, не барыня.
Глава 2. Угрызения совести
Когда удаётся притишить совесть, а когда нет.
Минула неделя, затем месяц, а затем и осень подошла. Старуха не появлялась.
Харитоныч — тот, знай себе, молчал, делал глупый вид, словом, не раскалывался. Получив назад пакет с орденами, он яростно швырнул его на кушетку, а потом так перепрятал, что Фантомася ни разу не смог найти его, сколько ни наведывался в ту пьянчужную нору среди безмятежного сна хозяина. Кстати, дверь в комнату Харитоныча, ранее вечно запертая на ключ, теперь частенько открытой оставалась.
«Снова продал ордена, уже с концами!» — с грустью подумал Мася. Ему было невыгодно комментировать происходящее вслух. И он вовсю старался отвлекать себя от стыдных воспоминаний, даже уроки стал чаще делать. И школу старался не пропускать — лишь бы дома не маячить. Вдруг старуха среди дня нагрянет, вором обзовёт или… побьёт!.. Но не так страх беспокоил Масю, как муки совести. Ведь он вор, если по-честному.
Однажды, бредя с рюкзачком, полным книг, из школы, Максим заметил на набережной Обводного канала грузовик. С его кузова шла раздача каких-то листков. Раздавала их… Та самая старая дама, которую он, хоть и невольно, но обчистил. Поколебавшись, Мася подошёл к машине.
Старуха притворилась, что не узнала похитителя наград. Долго притворялась. Но потом, ловко соскочив с кузова, подбежала, дёрнула за воротник куртки и шепнула, прямо в ухо:
— Объявился, шельма! Совесть мучает?
— Извините…
— Погоди, сейчас раздам приглашения, и мы с тобой поговорим…
— Где?
— В Караганде!
Как ни странно, теперь Фантомасе жутко не было. Страх ни разу не возник, хотя поводов, казалось, было предостаточно. Вскоре очередь за листками поредела, а потом и вовсе рассосалась.
— Запрыгивай! — скомандовала престарелая раздатчица бесплатных приглашений.
Мася промерил взглядом объект. Так высоко он ещё не запрыгивал.
— Это мне пойдёт в зачёт по физкультуре?
— Остряк! — расхохоталась бабка и, подмигнув вышедшему из кабины водителю, добилась нужного эффекта: через секунду Мася сидел в кузове, среди штабелей надорванных коробок, из которых торчали вышеупомянутые листки. Часть из них просто валялись под ногами. Подняв один листок, Максим прочитал: «Благотворительное шоу состоится по адресу…» Была указана одна из улиц Купчино. Местом проведения мероприятия должен был стать какой-то супермаркет.
— Ваш театр будет выступать в супермаркете?!
— Не надо так язвить, малыш, ведь ты пока ещё не в курсе, о чём речь…
— Понятия не имею!
— Скоро всё узнаешь, потерпи, а сейчас… Как насчёт экскурсии?
Она стукнула кулаком по крыше кабины, грузовик тронулся с места, стал выруливать в сторону центра.
— Готовь свои маленькие ушки…
Старуха понесла такую ахинею, что Масю то и дело бросало в дрожь. Рассказ был полностью посвящён биографии рассказчицы. Карга, пользуясь казённым транспортом, начала мотать его по местам своей и чужой славы: Смольный, Васильевский остров, Выборгская сторона, Невский проспект, морской порт и так далее — почти весь центр исколесили.
— И здесь я жила… И вот здесь… А здесь в блокаду помогала людям, много помогала, благодаря мне десятки тысяч выжили!..
Водитель отлично знал своё дело, ловко объезжал соседей по трафику, даже улыбался им и ничуть не матерился. Кстати, он был разительно похож на одного из бомжей, которые весной толкались у киоска с игрушками и называли Масю «серым кардиналом».
Малец балдел, почти не чувствуя грузовиковой тряски. От старухиных речей веяло то жутью, то музейной плесенью… Но чаще — горечью, перемешанной со многими обидами.
— А сейчас вы где живёте? — не выдержал Мася, заметив, что машина, покинув центр, набрала непозволительную скорость. Памятник Ленину, что у метро «Московская», указывал «верную дорогу». Похоже, направлялись в Петергоф.
— Где я живу? Ты это скоро узнаешь! Ради такой чудесной встречи я тебя даже в гости приглашу!
— Чудесной?! Я же вас обидел!
— Всё верно, ты почти разбил мне сердце, но потом не постеснялся подойти. Это дорогого стоит, в наш хмурый и неприветливый век… А если вникнуть глубже в событие полугодичной давности, то я обидела тебя гораздо больше…
— Чем?
— Своими странными, бессвязными речами! Ты испугался и убежал, ведь так?
— Логично…
— Прости, но я так безнадёжно стара, что иногда забываю самые простые вещи, причём, в самый ответственный момент! Говоря современным языком, «выпадаю в осадок», полностью отключаюсь от действительности… Но у меня есть оправдание: случается это в минуты возвышенных размышлений…
— И тогда вас мучили… эти… размышления?
— О, да! Я размышляла о своей дочери… Впрочем, я о ней всё время думаю…
Она снова стукнула по крыше кабины — на этот раз трижды. Драйвер остановил авто, вылез в ожидании инструкций.
— Теперь — по самому большому кругу! За город, милейший…
— Слушаюсь, мадам!
Водитель юркнул в кабину, а «мадам» достала носовой платок, манерно поднесла его к глазам.
— Я должна, просто обязана время от времени совершать этот маршрут — ради памяти, так что потерпи, а то машину потом не выпросишь…
— Что конкретно у вас с памятью? Тренируетесь по спецсистеме? — спросил Максим.
Престарелая мадам сверкнула влажными от слёз очами.
— Мне не даёт покоя мой поступок… Акт жестокосердия! Много лет назад я прогнала свою единственную дочь, поддавшись настроению…
— И когда же это было?
— Очень много лет назад, если скажу, ты не поверишь…
— Поверю!
— Да? Ну, хорошо, это случилось почти двести лет назад, точнее — сто восемьдесят… С небольшим…
Если за блокадницу старуху ещё можно было кое-как принять, то за участницу войны с Наполеоном или Куликовской битвы… Мася снова ощутил страх. И раскаяние в собственной тупости. Наступил на те же грабли, что и полгода назад! Зачем он ей, этой странной нищенке? Надо было после школы сразу домой идти, а не со старухами балясничать. Доигрался. И из грузовика не выскочить на скорости за девяносто…
А между тем мадам привратница — ведь то была она! — всё время говорила правду. Ну, снова выпала в осадок, в очередной раз забыла представиться, в подробностях поведать, кто она такая… Делов-то! При её работе всех мелочей и не упомнишь. Если раньше забывала представляться, ещё при господине Барском, то в остальные почти двести лет пахоты на зазеркальной службе — и подавно. Память-то со временем ухудщается.
