Тут капитан пустился в совершенно неожиданные рассуждения.
— Мало кто знает, как она страдала…
Далее последовал перечень страданий. Речь была не о капризах фаворитов и не во временных неудачах армейцев. И даже не о том, как поначалу юную германскую принцессу плохо приняли во дворе.
— Были моменты, — с заговорщическим видом произнёс капитан, — когда она себя вовсе не царицей ощущала, а беспомощной девочкой. Даже когда все остальные, несведущие люди, кричали ей «виват»…
— Что такое? — весь изогнулся Болотников-старший. — Впервые слышу, чтобы…
Тут была многозначительная пауза, в течение которой хозяин дома, как ни пыжился, не смог он выдавить ни слова из загадочного гостя. Целых пять или более минут тот молчал.
— Ну, говорите же, не томите душу… — взмолился Сергей Петрович наконец.
Капитан судорожно сглотнул, пустил пять-шесть колечек дыма.
— Не знаю, имею ли я право говорить о таком. Одно время я был вхож в общество почитателей памяти императрицы. Там, помимо всего прочего, обсуждались вопросы общения глав государств с потусторонним миром…
— Что вы говорите?! Какое совпадение! — воскликнул Болотников-старший.
Он вскочил, стал метаться по кабинету, роясь в ящиках, заглядывая под кушетки. Найдя жёлтую пачку бумаг, он стряхнул с неё пыль, поднёс прямо к глазам капитана.
— И у меня имеются секреты. Жене своей не доверяю, а вам доверю! Я тоже как-то состоял в одном собрании, там тоже обсуждались судьбы государств…
Болотников-младший, к тому времени уже проснувшийся, прокрался к двери отцовского кабинета. Разговоры о списках не вдохновили его, тем более что жутко хотелось есть. Постояв совсем немного, Пётр Сергеевич пошёл в свой кабинет — наблюдать со второго этажа за слугами, несшими разносолы к столу под яблоней.
— Эвона как мои родители его принимают!
Вскоре на крыльцо вышла мать.
— Приглашаю солидно отобедать! — крикнула она мужчинам, замешкавшимся в коридоре.
Первым из двоих показался капитан. Он сделал смущённое лицо.
— Я ведь уже выпил чаю…
На что ему было отвечено:
— Чай дело пустое! Извольте-ка вкусить болотниковских благ в полной мере!
Будущему графу вновь захотелось удрать. Но сделать это, совершенно себя не обнаружив, оказалось теперь уже непросто. Да и желудок давно не принимал пищи.
— М-да… И когда же мне им являться? Тотчас или повременить, ещё чуток послушать? Пожалуй, выйду сейчас, а то фитюлька их окончательно в свою веру обратит — тогда уж поздно отговаривать будет…
Младший барин вышел через чёрный ход, обогнул кустарники, затем немного постоял за углом особняка. И лишь потом вышел к весело обедавшей компании. В тот момент мать клала в тарелку гостя увесистый кусок рыбы.
— При вашей-то походной жизни когда ещё так сытно откушаете…
Сергей Петрович вторил жёнушке:
— А мы ведь ещё даже толком и не выпили! Беленькой желаете, графинчик на двоих?
Антонина Фирсовна кокетливо хихикнула.
— У тебя всё водка на уме! Спросил бы гостя, не желает ли он рому… Или сигар гавайских…
— И колониальный товар имеется?! — неподдельно изумился капитан.
Тут им всем стали слышны шаги Болотникова-младшего. Гость изумился повторно, снова почти искренне.
— В вашем гостеприимном дому визитёры так и шастают, так и шастают. Не переводятся!
— Полноте, никто у нас особенно тут не бывает, — сказала барыня, — в такой глуши живём, что… Это, вероятно сын наш, Петруша, пожаловал…
Она сделала знак садовнику.
— Принеси ещё блюд!
— Слушаюсь, матушка барыня!
Появление Петра Сергеевича несколько смутило капитана. Но не так уж чтобы очень. Не дрогнув щекой, гость налил себе ещё рому, взглядом обласкал спину Афанасия, удалявшегося с пустой бутылью.
— Послушные у вас крестьяне, Антонина Фирсовна!
— При рачительных хозяевах крестьяне и в работе знают толк, и в поведении… — ответила хозяйка.
— Истину глаголешь, матушка! — поддержал её супруг. Затем он повернулся к капитану:
— Сейчас я вас с сыном своим познакомлю!
Гость бросил нож и вилку, вытащил из-за ворота салфетку, встал из-за стола, снова приосанился.
— Разрешите представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьевич!
Младший Болотников презрительно поморщился, а старший, сделав сыну угрожающую мину, снова повернулся к гостю.
— Зачем же вставать? Это лишнее, — сказал он с благостной улыбкой. — Оставайтесь сидеть, прошу вас…
Капитан и тут нашёлся что ответить.
— Нешто забыли? В армии такой порядок: уважаемых людей приветствовать стоя!
— И низших по рангу? Младших по возрасту и без воинского звания? Не слышал такого!
Антонина Фирсовна возмутилась:
— Да что ты, Сергей Петрович, командуешь? Мной всё утро командовал, а теперь вот…
Капитан погладил взглядом и хозяйку, весело пошевелил усами.
— Ничего-ничего… Дело житейское! Семейное…
Он снова сел в плетёное кресло, а барыня-мать посмотрела на сына с теплом и лаской.
— Садись, Петруша, пообедай с нами…
Пётр Сергеевич, ни на кого не глядя, сел за стол.
— Что ж ты гостю-то не представляешься? — вознегодовал отец.
— А мы разве не знакомы? Не далее как вчера вечером имели честь лицезреть друг друга… Правда, издали…
Капитан изобразил восторг, снова почти искренний.
— Ах, да! Припоминаю… Видел я вас давеча у дома друга моего, на лугу… Вы с его дочерью премило выглядите! Премило! Прекрасная пара!
Пётр Сергеевич набычился.
— Есаул Репкин вам друг? Вы ведь лишь сутки назад познакомились…
Отец и мать всё это время недоумённо переглядывались. Однако капитан и тут не оплошал.
— Друг или просто знакомый — мне без разницы. Хочу и ему помочь, верите? Сочтёте за каприз — воля ваша, а только обещал я пристроить его дочь в Петербурге, и обещание своё выполню.
— У господина капитана в Петербурге такие связи, которые тебе вовек не снились! — закудахтала Антонина Фирсовна. — Он и тебя пристроит к хорошему местечку…
— Пристрою, — крякнул капитан. — Преохотнейше пристрою! Ваш сын красавец, чисто бубновый валет! К богатой петербурженке его пристрою…
То была последняя капля.
«Бубновым валетом меня обозвал! — бесился Пётр Сергеевич. — Нет уж, и сегодня дома не останусь, переночую-ка ещё пару ночей где-нибудь. Капитан ведь не железный, погостит-погостит, устанет от пьянства и обжорства. Да и хозяевам надоест…»
Молодой барин, ни с кем не попрощавшись, выскочил из-за стола. Вслед ему послышались упрёки матушки с отцом. А также масляный рык капитана:
— Дело молодое!
Глава 5 У колдуньи
Так и не поевши толком, Пётр Сергеевич помчался на околицу — узнать, что делает Фросенька. Та, по обыкновению, пасла козу недалеко от избы.
Прыжками устремился барин к своей подруге. Доскакав, выпалил с разбега:
— Капитанишка уже и на моих наседает!..
Он традиционно попытался обнять Фросеньку. Та почему-то вырвалась. Резче, чем обычно.
— Будет вам! Лучше расскажите, что именно говорил капитан вашим родителям.
— Ничего нового, почти всё то же, что и твоему обожаемому тятеньке плёл, ну, разве что немножко подлиннее и покрасноречивее — ведь разносолов в нашей избёнке побольше…
— Так он и вас в Петербурге устроит? Хорошо бы…
— Чего же тут хорошего?
— Как это чего? Мы с вами там общаться будем.
— Общаться мы и здесь можем, да только…
— Что?
— Не любишь ты меня! Какой смысл в общении, когда и поцеловаться-то толком нельзя, за каждым поцелуем на чердак надо лезть.
— Вам бы всё целоваться да миловаться, а мне по этикету скоро это будет не положено…
— По этикету? И кто же научил тебя таким словам?
— Тятенька, вестимо…
— Понятно… Твой тятенька Европу видел! Он в такой же степени наивен, как и ты, а может, и ещё наивнее, раз такой пир закатывает всяким проходимцам… Последних кур для них режет!
