— И продолжательница дел! — добавила вдова. — Однако вы меня успокоили, а то я начала было подозревать…
— А уж как вы меня успокоили! Я, честно говоря, всё это время, пока мы не виделись, жил мечтами о вас, втайне надеялся хоть на одно свиданьице, украдкой от капитана, как вдруг слышу: «Оставьте девицу мне!» Сами понимаете, что я мог подумать…
Вдовушке приятны были эти речи, видимо никто и никогда не делал ей подобных признаний, несмотря на всю её жгучую красоту.
— Что вы, что вы! Я увлекаюсь исключительно мужчинами…
Она вскочила с табурета, снова резко поправила корсет, да так, что груди моментально вывалились из глубокого декольте — излюбленный приём дам полусвета, весьма распространённый фокус. Пётр Сергеевич сделал вид, что потрясён, что видит такое чудо впервые.
— Прошу прощения, но… я нынче не при деньгах…
— Фи, какие глупости, я ведь теперь ваша должница! Девица, приведенная вами, пойдёт по наивысшей категории!
— И кто же пожелал иметь эту невинность, если не секрет?
— А вот это — не ваше дело! Ну, что, пойдёмте? Докажете мне свою удаль?
Граф продолжал сидеть, бешено таращась на выпавшие груди и глотая слюни — делал вид, что вот-вот утратит контроль над собой.
— Вдруг кто-нибудь сейчас войдёт?!
— Не бойтесь, немец вдребезги пьян, а дружок его…
— Любовник?
— Именно! Тот вообще неделю не встанет на ноги…
Пётр Сергеевич вскочил, начал лихорадочно разоблачаться, аккуратно складывая одежду на табурет. Аглая смотрела на всё это с любопытством.
— Неужто вы от меня… до такой степени без ума?
— Да-да-да-да-да! И ежели вы меня тотчас не осчастливите…
— Осчастливлю, но не здесь! — умилённо-удивлённо воскликнула вдова.
Порывшись в одном из ящиков буфета, она извлекла связку ключей. Затем взяла графа под руку и повела по уже знакомому коридору в совершенно незнакомый интерьер.
В том интерьере напрочь отсутствовали окна. И стояла огромная кровать, устланная восточным шёлком. Она занимала почти всё пространство — кроме неё решительно ничего не было.
«Типичный номер для свиданий, надо полагать, большинство здешних комнат именно так и выглядят», — мысленно отметил граф и, не тратя понапрасну времени, без словесных отступлений, стал удивлять Аглаю набором всех тех знаний, которые были накоплены им со времени первого опыта на сеновале, с крепостными девками, ещё в имении отца.
На сеанс много времени не ушло, вдова оказалась не слишком падкой на телесные удовольствия, ей этого хватало и по службе. Она довольно быстро отключилась, заснула, уткнувшись лицом в подушку. Удобная позиция! Нет, оно, конечно, было бы ещё удобнее, ежели бы лицом кверху, но тогда поди знай, в какой миг ей вздумается глаза открыть. Без её изумрудного взгляда куда как спокойнее.
Граф на цыпочках метнулся к вороху Аглаиной одежды. В потайных кармашках корсета нашёлся ключ от кружевного будуара, несколько ассигнаций, а также записка, адресованная неведомо кому: «Этих двух доставьте на Итальянскую». Видимо, речь шла о товаре, о неких проститутках.
Ещё раз глянув на спящую, Пётр Сергеевич покинул номер, не забыв прихватить и связку ключей, на всякий случай.
Нож, найденный на кухне, оказался не тупым, отнюдь, так что горло вдовушке граф перерезал быстро и аккуратно — памятуя, как в детстве нянька резала кур. То зрелище ему не нравилось, он всячески избегал его, но теперь вот пригодилось. В очередной раз выручил деревенский опыт! А уж вложить нож в руку мертвецки пьяному немцу оказалось сущим развлечением.
В гостиной, где храпели пьяные любовники, тоже имелся ключ — точно так же торчал из скважины. Пришлось и его на связку повесить. Граф плохо отдавал себе отчёт, зачем похитил ту огромную связку, но бросить было жаль: деревенские замашки неистребимы. Оставалось вымыться на кухне из-под самовара, вытереться посудным полотенцем и, наконец, вернуть усталое тело в одежды, свободные от пятен и метвецкого духа.
Теперь можно было идти к Анне.
Девица спала сном ангела. Прекрасно! Букетик из искусственных цветов, в месте с пузырьками, находился на комоде, а платье полонянки будуара валялось на полу. Немедленно «в стирку»! Если в коллекции Петра Сергеевича до сего момента не хватало двух бутылочек, то колекцию девицы давно не мешало пополнить французскими платьями.
Пётр Сергеевич покинул будуар и ринулся по коридору — на поиски дамской одежды. Благо в шифоньерах гостиной, да и в капитанской спальне этого добра было навалом. И разрешения спрашивать было не у кого: бывшая владелица корсетов, рюшей и умопомрачительных рукавчиков завершила свой земной путь, а в дальнейших путешествиях ей слишком вызывающая, пёстрая одежда никак не требовалась.
На всякий случай проверив остальные комнаты, коих было свыше дюжины, граф убедился, что они пусты, и что других покойников, равно как и живых, там нет.
Покойников Пётр Сергеевич перестал бояться с тех пор, как почили его родители, жертвы Высокочтимого Имперского Болота. Если уж им, наивным, судилось безвременно умереть, то хитрая Аглая заслуживала ещё худшего. Ей-то поделом было вдвойне! Никто из жителей Курской губернии, откуда эта дамочка прибыла на заработки в столицу, не всплакнёт и не заохает, ибо ничего не узнает. Да и нечего тут узнавать: зряшная, бесполезная личность эта Аглая… Одним словом, чувствовал себя Пётр Сергеевич в покоях у покойницы покойно.
Процесс переодевания «сестры» в чужое платье прошёл не без восклицаний, но графу удалось втемяшить барышне, что её старая одежда, «выстиранная хозяйкой», будет доставлена днями, прямёхонько в петергофскую гостиницу, равно как и поясок, и букетик, и все-все-все висюльки, которые при нём болтались.
Глава 38 Смерть незлобивого кучера
А в шесть утра незлобивый кучер уже маячил у подъезда на Гороховой. Настроение было у него отличное: поспал-таки чуток. Что касаемо других деталей, влиявших на настроение… Ну и что, что за барином инцест подозревался? Балагурить в кучерской об этом дело лишнее, так что барину нечего волноваться, всё будет тихо…
Парочка сонных путешественников, наконец-то, появилась. Почему-то не со стороны Гороховой, а от Малой Морской. В бричке уселись по-пуритански: подальше друг от дружки. Велели трогать. Вернее, барин велел. Сестра, или кем она ему приходилась, мигом уснула. Не успели отчалить, как барышня снова приклонила голову, легла родственнику на грудь. Дело молодое!
Сами-то барин изволили не спать, головой вертеть изволили, смотреть по разным сторонам предпочитали — ну, чисто тебе иноземцы! Будто не видели тех дворцов никогда… Такие вот мыслишки порхали в голове у незлобивого возницы.
Голова барина, как ни странно, в ту минуту была занята самыми неожиданными размышлениями… О природе! Петр Сергеевич чувствовал себя умиротворённым, и на то была причина: приятно пахла увядшая листва, куда более приятно, чем тело увядшей вдовушки.
Был ноябрь, но почему-то вспомнилась весна. И Авдотья. Ах, как они с ней когда-то! Нет, Авдотью он никогда не бросит, даже ради болотной царевны…
Дорога выдалась не тряской. К приезду брата императора готовились на совесть: срыли большие ухабы и утоптали мелкие, для чего из разных мест были вызваны солдаты.
Ехали весело, кучер балагурил соло, не дожидаясь ответов графа, говорил в два раза быстрее обычного. Будто чувствовал, что наговаривался на всю жизнь. На всю оставшуюся, недолгую. Буквально через два часа его жизнь весьма глупо оборвалась. Видно, на роду ему сие было написано.
Незлобивый кучер умер не так, как обычно умирали извозчики, не свалился в овраг, не сломал себе шею. Косвенным виновником той смерти явился новомодный трактир, в котором городские сплетни подавались с особым шиком и с необычайной помпезностью. Построено было то придорожное заведение наспех — опять же в честь события, намечавшегося в Петергофе. В нём всё сияло чистотой и новизной, а посему туда не только ямщики да всякая там деревенщина, но и баре иногда не брезговали заглянуть. Пётр Сергеевич, приметив заведение, обратился к кучеру:
