Надо было срочно действовать, дабы не профукать редкий шанс. Первый и последний.

Стрелки на часах показывали десять утра. Пять минут назад исповедовалась Ляля. Исповедь сопровождалась примерно тем же количеством соплей, что и накануне вечером. Стало ясно: дело тухляк, подруге реально светили пятнадцать лет.

Для придания внешности малоузнаваемости, Юра снял с Харитоныча «дохлого зайца». Ради этого пришлось расстаться с двадцаткой баксов и с любимой красной бейсболкой. Причём, с условием, что бейсболку он уже назад не получит.

Кирзу с телогрейкой поиметь было гораздо проще. У Маринки в комнате бедлам творился — ах! Помимо всего прочего, там находились вязанки дров (2 шт.), пружинные матрацы стопкой (5 ед.), а также два мешка соли, кубометра четыре спичек, целый угол мыла хозяйственного и т. п. Под «и т. п.» надо понимать два морских бушлата, восемнадцать тельняшек, штук пять телогреек, валенки и сапоги без счёту, а также два рулона грубой ткани — непонятно накой…

После маминых похорон Юра, имевший в собственности три комнаты, решил уплотниться в пользу Маринки. Если бы не она, кто знает, добралась ли бы мама тогда до больницы. Может быть, упала бы прямо на улице. За такой подвиг соседке полагалась премия, которую она и получила в форме домашней молельни, где моментально водрузился картонный иконостас.

За такое несусветное благородство Юре тоже кое-что полагалось, а именно: свой ключ и право неограниченного входа в Маринкины владения. Харитонычу такие льготы и не снились.

Свалив театральный прикид у Лялиных ног, чтобы видела, как идут мероприятия по её спасению, Юра накормил подругу Маринкиной кашей из ложечки и отправился на кухню — распоряжения давать. Согласно этим распоряжениям, богомолка целый день никого не впускала в квартиру, а Харитоныч матерился дурным голосом. Цель отпугивающих манёвров была следующая: не дать кому-либо из посторонних увидеть Лялю хотя бы краем глаза. Сам же Юра отправился на разведку к месту подвига. Адрес был нехитрый: Богатырский проспект, метро «Пионерская».

Любителей пожить на «Пионерке» мало, но они есть. Что смущает, так это проблема с метро. В остальном — рай, предприятий почти нет, дыши по самое «хватит». Переселившись в тот рай, Ляля дико радовалась. Её не пугала даже депрессия, в которую могли вогнать одинаковые серо-бежево-коричневые коробки. Сейчас ведь все строят по-разному: бывает, что и аккуратно, а бывает, что новый дом прямо-таки с первых дней смахивает на старый сарай.

Юра приблизился к дому, где Ляля якобы стукнула соседа-пьяницу по голове. Якобы табуретом. Учитывая хрупкое телосложение преступницы, в такое верилось с трудом. Может, она его ножом пырнула?!

Старушек-информаторш у подъезда не было, так что отставалось идти в ЖЭК. Юра повертел головой, но следов жилконторы не обнаружил. На поиски ушло полтора часа. Войдя, наконец, в помещение ЖЭКа (или РЭУ, или ЖЭУ, или ДЭЗа — как сейчас правильно, кто его знает), Юра искусственно закашлялся, дабы привлечь к себе внимание. Но внимания на него никто не обратил, из чего можно было заключить, что в микрорайоне всё спокойно, труп пока не обнаружен.

Простояв с полчаса незамеченным, Юра, наконец, не выдержал и пошевелил плечом густую массу плотников, водопроводчиков и слесарей, дожидавшихся заявок. Он приблизился к диспетчерше максимально: меж их носами не осталось и полуметра. — Куда лезете, мужчина?!

— Мне только спросить…

— Ой, не морочте голову! Вы что, не знаете, когда приёмные часы?!

— Да я в эту квартиру достучаться не могу! Вот, поглядите! Сами вызвали, а сами дверь не открывают!

Юра сунул диспетчерше бумажку с Лялиным адресом. Специально вывел крупно, чтобы как следует прочла. А чтобы его самого не запомнили, нахлобучил «дохлого зайца» пониже.

Диспетчершу адрес не впечатлил. Она даже не спросила, кто он, почему в ушанке летом и почему, собственно, ломится в данную квартиру, будучи совсем чужим и незнакомым ей мастером. Ибо свой контингент диспетчерши знают отлично. Порядок! Значит, обстановка в микрорайоне действительно спокойная.

«Ой, не морочьте голову!» прозвучало как амнистия. Теперь оставалось узнать, существовал ли труп на самом деле. Из Лялиной несвязной болтовни вовсе не следовало, что человек умер. Упал — да, почти замертво — да, но пульс ему никто не щупал. Самая большая сложность заключалась в том, что жертва знала Юру в лицо. Он решил, заделавшись рабочим, попытаться заглянуть в окно на пятом этаже. Для этого пришлось вступить в преступный сговор с местными малярами.

Вопрос: зачем панельным домам подкраска наружных стен? Ответ: во-первых, не стен, а междупанельных щелей, а во-вторых, не подкраска, а замазка. Дома ведь не просто стоят, они всё время вибрируют. Щели меж панелями, как результат, неуклонно расширяются. Ко всему прочему, многоэтажные махины распирает изнутри несметное количество жильцов, набившихся как сельди в бочку. Отсюда и зазоры. Зазоры желательно всё время смазывать вонючей серой дрянью. А то дом однажды рухнет! В такую версию трудно поверить на трезвую голову, но жэковские маляры просыхают редко, так что подбить их на замазку щелей никакая не проблема. Для этого пришлось облегчить карманы на двести баксов, полученных в «Онегине». Город-Таможенник, как всегда, не дремал!!! За эти деньги Юра получил не только люльку и ведро с раствором, но и необходимый тренинг, и грамотных ассистентов.

Качаясь в люле ради Ляли — так и поэтом недолго стать! — Юра думал только об одном: не уронить бы кому-нибудь на голову ведро. Ему вовсе не улыбалось загреметь на нары вместе с дорогой подругой.

Окон у Ляли было два: комнатное и кухонное. В комнате покойника не было. Пришлось изловчиться, немного поёрзать, подтянуть канаты и, рискуя жизнью, добраться до кухонного окна. Зрелище потрясало степенью садизма. Труп распивал спиртные напитки в компании таких же, как и сам, шарахнутых. И не факт, что именно табуретом. У двоих алкашей шрамы были застарелые, а третий сиял свежеполученным фингалом. Но то была не Лялина работа: Ляля про вторую жертву ничего не говорила.

Стало ясно, что подруга туда больше не вернётся. Ничего, некоторое время поживёт у бабушки. Маршруткой из деревни до центра рукой подать. Минут сорок, не больше.

Вернувшись из разведки, Юра заявил, что сам спакует Лялины вещи по списку и привезёт. И расплатится с хныкалкой. Будь он месте подруги, балерина за последний месяц нифига бы не получила. Но Ляля продолжала щепетильничать, не хотела, чтобы и её всю оставшуюся жизнь называли падалью. Пришлось смотаться к старой жульнице с деньгами. Необходимо было срочно вытащить подругу из дыры и уговорить её жить по-человечески. Счастливо!

«Желаю личного счастья» лозунг неправильный. Другого счастья не бывает. Надо говорить: «Желаю счастья». В борьбе за своё счастье Юра убивать кинжалом никого не собирался. Он хотел пользоваться хорошей классикой, желательно английской. Ему всё чаще вспоминалась трагедия, виденная по ящику:

«Один английский джентльмен, немолодой уже, имел молодую жену. А та, как это ни банально, имела молодого любовника. Ну, не очень молодого, а лет тридцати с гаком, да к тому же ещё и сердечника. Любовник-сердечник повсюду таскал с собой валерьянку. Старый джентльмен выведал про бутылочку и украл её. Казалось бы, зачем? Ведь, при желании можно новую приобрести! Расчёт, однако, тоньше оказался: тот старый джентльмен, тот английский Кощей Бессмертный, был неслыханно богат, у него в подвалах вин дорогих хранилось немеряно, а одна бутылка, самая ценная, дольше всех лежала под толстым слоем паутины. Поговаривали, будто из-за неё много всякого народу полегло!

И вот, в один прекрасный день старик объявил, что будет открывать драгоценную бутылку. Пришли нарядные гости, стоят-ждут. И любовничек пришёл, как бы инкогнито. Но старик отлично знал его в лицо, изучил заранее, путём найма дорогого детектива. Кстати, детектив тот и выкрал у любовника валерьянку, прямо на пороге, прямо при входе на званый банкет.