— Возьми-ка, дружок, сигару на память! Как приедешь домой, под водочку и закуришь…

Затем он расплатился, схватил оба саквояжа, выпрыгнул из брички и спутнице своей помог сойти. Путешествие было закончено, оставалось совершить небольшую пешую прогулку, что само по себе не так уж и плохо, если бы не расстояние. До заведения господина Барского было добрых полчаса ходу. Это налегке! А с поклажей, да ещё и в компании измученной девицы, вдвое больше. Пришлось искать местечко, где можно было бы перекусить и набраться сил для последнего, решающего марш-броска.

На дворе стояла густая и вязкая темень, время близилось к полуночи, а темнота, как известно, энергии и бодрости не прибавляет. Войдя со спутницей в близлежащую харчевню, Пётр Сергееевич бросил взгляд на настенные ходики. Так и есть, половина двенадцатого! Тут он вспомнил, что обещал хозяину гостиницы вернуться не позднее вечера, а полночь — это уже никакой не вечер. Хотя, с другой стороны, невезучий хозяин должен быть рад любому варианту. Когда постояльцев хронически не хватает.

Граф усадил барышню за стол, заказал прелестный ужин с осетриной, расстегайчиками и вином. В конце ужина Анна попросила чаю, так что и пирожные последовали, и в большом количестве. Львиную долю тех сладостей прикончил, несомненно, Пётр Сергеевич. После ужина пришлось ещё немного задержаться, ибо граф намерен был вручить новоявленной сестрице документы на имя Анны Сергеевны Скобелевой — для конспирации. Ведь жених её, Юрий Петрович, «согласно последней информации», пребывал на царской даче также не под своим именем, из сооображений дворцового этикета, а также с целью минимизации охраны, «для экономии казённых средств». Стало быть, невесте князя тоже не мешало проявить предосторожность.

Фея-ангел спрятала бумаги в потайной кармашек французского корсета — по примеру бывшей владелицы платья, усопшей красавицы Аглаи. Что ни говори, а привычки с вещами передаются! Граф давно про такое слышал, да верить не решался. Глядя на эти манипуляции, он всё больше проникался уверенностью, что жизненный опыт — дело не последнее.

Отужинав и выйдя на улицу с саквояжами, парочка снова решила прокатиться, благо напротив ресторана стоял пустой экипаж. До гостиницы добрались заполночь. Пётр Сергеевич, конечно, не мечтал видеть хозяина в эту пору на крыльце с букетом роз, но то, что ему пришлось лицезреть…

У входа в неказистое двухэтажное здание, где граф изволили проживать последний месяц, параллельно оформляя документы на «сестру», стояла толпа дорогих карет, в большинстве своём медицинских.

— Вот так сюрприз! — пробормотал запоздавший постоялец. — Неужели же Свирид Прокофьевич так сильно болен?..

Никто не слышал этого вопроса, даже Анна, но ответ последовал незамедлительно. И не в словесной форме, а в форме торжественного выхода. Директор заведения появился на крыльце, одетый как на парад: в серо-буро-малиновом кителе с золочёными пуговицами и в штанах с ярчайшими пурпурными лампасами. Если бы граф не знал Барского в лицо, то подумал бы, что сей пожилой клоун работает конферансье в ближайшем цирке шапито — так нарочито и нелепо тот смотрелся!

Тем не менее, все окружающие относились к хозяину гостиницы с видимым почтением. Находившиеся подле лошадей извозчики кланялись, а господа, сидевшие в каретах, махали ему ручками в беленьких перчаточках — в знак приветствия…

Затем вышли ещё кое-какие господа, расселись по своим каретам, и вся процессия медленно двинулась в направлении дворца. А Свирид Прокофьевич, исполненный важности и невероятного уважения к себе, ещё некоторое время стоял на крыльце. Всё махал и махал вслед удаляющимся экипажам… И чуть не плакал от счастья! Потому и не сразу заметил двух путешественников: мужчину и женщину с парой недорогих саквояжей.

В мужчине Свирид Прокофьевич сразу же признал своего вернувшегося постояльца, злостного неплательщика, наглого вруна и задаваку.

— Ах, это вы! — с деланным восторгом произнёс он. — И где же вас носило, с позволения спросить?

Пётр Сергеевич почувствовал, что ему не рады. Но дама-то при чём?!

— Я бы просил вас выражаться повежливее, ведь со мной сестра моя, графиня Скобелева Анна Сергеевна, о наличии которой я имел честь соообщать вам ранее, и неоднократно-с!..

Свирид Прокофьевич несколько смутился, но потом пришёл в себя и возобновил допрос:

— Может быть, графине будет неудобно останавливаться «где попало»? Вы у неё спрашивали, прежде чем приглашать в этот, как вы сами давеча изволили выразиться, «мышатник»?

— Графиня в курсе некоторых… временных неудобств, предстоящих нам… не по нашей воле…

Высокомерие голодранца напрочь расстроило Барского.

— А графиня в курсе, что за номер уже месяц как не плачено?! Два часа назад истекли все сроки, вы обещали вернуться вечером, а теперь уж ночь, так что я… Я снимаю с себя всю ответственность по отношению к вам, аннулирую все обязательства и… Словом, увозите свою мебель, забирайте куда хотите, я уже пообещал ваш номер доктору, который царского кота лечить изволит! Вот-с!

Сказав такую длинную тираду, Свирид Петрович скрылся в здании. Пётр Сергеевич, бросив даму, ринулся за ним.

— Погодите! Вы не можете оставить нас на улице! Если мой номер занят, предоставьте мне любой другой покой, хотя бы «люкс», я всё оплачу, и за прошлый месяц компенсирую расходы, и за порванную мебель, как и обещал…

Граф вынул из-за пазухи ворох купюр, которые он так удачно приобрёл прошлой ночью по адресу «Малая Морская улица, дом девять». Но хозяина доходного дома это зрелище не впечатлило.

— Ха! «Любой покой!» Вы не заболели часом, ваша светлость? Если так, то у меня для вас имеются превосходнейшие доктора! Все мои теперешние постояльцы — доктора, да не простые, а титулованные лекари, приближённые к царской фамилии…

— Тогда поселите хотя бы на кухне или… в чулане… — не сдавался «ваша светлость». Но хозяину гостиницы, судя по всему, эта настойчивость лишь добавила упрямства. И жестокости!

— Любезнейший граф, если вы таковым являетесь, примите к сведению, что я давеча имел возможность оказать неоценимую услугу медицинскому персоналу императорского эскорта! Их всех, целых двадцать учёных персон, забыли включить в список на обслуживание и поселение в здешних гостиницах, кто-то из секретарей ошибку допустил, и если бы не я… Словом, если бы я не пришёл на выручку этим высокочтимым господам, им пришлось бы возвращаться в Санкт-Петербург, а у Великого князя Константина здоровье не в порядке, не так уж и молод он, cветлейший князь, в медицине нуждается сильно… Да-с! В докторах-с!..

Граф в отчаянии даже руки заломил:

— Умоляю, не бросайте нас, пустите переночевать, хоть где-нибудь…

— Ничего не выйдет! Больше никаких вам попущений! И спрячьте свои деньги! У меня этих денег теперь будет целая прорва! Нынче господа-врачи отбыли во дворец на ночной консилиум, а к утру вернутся и потребуют заслуженного отдыха, так что духу до той поры чтобы вашего здесь не было! Мне теперь подозрительные личности тут ни к чему, а не послушаетесь доброго совета — прикажу околоточного позвать!

Пётр Сергеевич собрался было ещё что-то возразить, но хозяин гостиницы вдруг помчался вдоль по коридору — в ту сторону, где вырисовались фигуры двух атлетов в холщовых робах, несших на ремнях… Зеркальный шифоньер! И самым неприятным оказалось то, что, не выдержав ночного холода, в коридор с улицы вошла Анна. Увидев шкаф, она взбледнула, то есть сразу же утратила всю свою розовость. Теперь розовая фея походила на недокрашенную, но почему-то всё же выставленную для продажи фарфоровую куклу.

— Ах!.. — только и сумела вымолвить вошедшая.

Граф почувствовал лёгкую лихорадку.

— Любезные, — обратился он к рабочим, — не могли бы вы сказать, куда путь держите, да ещё и с моей мебелью?

— Велено в подвал снести, в чулан, — ответил один из тяжелоатлетов.

— Но ежели мебель действительно ваша, вы можете сами отнести её, куда только вам заблагорассудится! — хохотнул его напарник.