Преодолевая боль в бедрах и пояснице, она поднялась на ноги. Если Христос был тем, чем его считали христиане, то он должен был все предвидеть. Но при произнесении вслух все приобретало иную силу, начинало действовать колдовство слов и рун.

Если, обращаясь к Христу и к языческим богам одновременно, она прогневит их всех, то пусть вся их ярость падет на нее. Рагнфрёд ничего не знал об этом. Мысли Гуннхильд должны были заставить их вмешаться в события и даже подчинить их ее воле, как то стремились делать финские волшебники.

Она пройдет также и по третьему, самому древнему пути, по пути заклинаний и грез, ибо на нем она сможет не только ожидать, беспомощная, пока ее сын будет сражаться, но и помогать ему.

Гуннхильд бил кашель, разрывавший легкие. Ее щеки и лоб казались горячими. Она пошла к своей кровати. Спешить пока что было некуда. В это время года ночь была примерно такой же длины, как и день. Она легла и погрузилась в воспоминания.

Когда она встала и съела грибы, размокавшие в миске с водой, они подействовали на нее почти мгновенно. Усталость сразу отпустила. Двигаясь чуть ли не легко и гибко, она приготовила все, что было нужно для путешествия.

Голая, с распущенными волосами, с ожерельем из перьев, когтей и зубов, она плясала вокруг табурета, била в бубен, пела, размахивала колдовскими костями, сидела и раскачивалась, а грохот мировой мельницы становился все громче и громче. Вот закружилась чернота. Тело Гуннхильд опустилось на пол. А душа вылетела из него и устремилась в пламя свечи.

Рассвет только-только окрашивал бледным светом небо, покрытое рваными облаками. Дул сырой ветер, моросил дождь. Бесчисленные лошади моря — волны — трясли белыми гривами. Тень устремилась к востоку.

Всю Норвегию закрывали темно-серые тучи; северный ветер нещадно подгонял их полет. А позади этих туч поднималась еще более суровая темнота — верный предвестник шторма. Только-только выбравшееся из-за гор утреннее солнце бросало длинные лучи, разбивавшиеся в сверкающие искры в ревущих бурных волнах. Высокие крутые берега Согне-фьорда и островов, застрявших в его пасти, заставляли ветер несколько умерить ярость, но он все так же вызывающе свистел и пенил воду. Птицы сидели на земле и почти не поднимались в воздух. И все же никто не обратил внимания на одинокую ласточку. Здесь должна была вскоре начаться битва.

Двигаясь на юг мимо Стада, Хокон узнал, что флот Рагнфрёда находился во фьорде. Корабли ярла шли, придерживаясь удобных для мореплавания проливов. Их была просто туча: кнарры, каррисы, шкуты, рыбацкие лодки. Этот флот растянулся на милю, если не больше. Солнечные лучи вспыхивали, отражаясь от начищенного железа. Большинство кораблей Рагнфрёда было крупнее, но по количеству его флот уступал тому, что приближался с севера, едва ли не втрое.

Хокон миновал вход во фьорд и направился куда-то дальше. Впрочем, почти сразу же на его кораблях затрубили рога и послышались громкие команды. Ярл направился к замыкавшему фьорд с юга мысу, этакой шпоре, носившей название Динганесс. На нем располагалась хорошо заметная на фоне окружавших холмов и скал почти плоская равнина, украшенная свежей травой. Ее зелень казалась при столь пасмурной погоде невероятно яркой, а над ней кое-где простирали свои ветви деревья, собравшиеся в несколько рощиц. Поодаль виднелись немногочисленные дома — деревня, обитатели которой сбежали вместе со своей скотиной, как только заметили приближение королевского флота.

Моряки Хокона потащили свои корабли на отмели. Ярл одним из первых оказался на берегу и принялся размечать поле для битвы. Пока войско выгружалось на берег, его предводители все время понукали людей криками. Знамена бились на ветру.

Рагнфрёд не имел возможности уйти на юг. Половина кораблей Хокона болталась в море, чтобы встретить его, если он попытается прорваться. Если даже ему это удастся, то ярл погонится за ним и рано или поздно догонит, а к тому времени короля могут покинуть некоторые из его соратников. Волку оставалось оскалить клыки и кинуться вперед. Он высадил свое войско на небольшом расстоянии к северу от противника. Воины пробежали по отмели к берегу и быстро начали строиться. Хокон, занятый высадкой остальной части своих сил — теперь уже они не требовались в море, — не стал препятствовать ему.

Поднявшись повыше, Гуннхильд наблюдала за происходившим. Она не могла сделать ничего иного — пока еще не могла. Ей следовало хранить свою силу на случай крайней необходимости.

Хокон оставался там, где высадился. Рагнфрёд двигался к нему. Гуннхильд поняла его замысел. Король собрал свое войско в похожий на клин строй, именовавшийся свиньей; в незапамятные времена сам Один показал его Харальду Зубу Сражений. Клин нацеливался прямо на ярла. Много раз бывало, что малые силы разбивали много большие. Ее сын должен хорошо помнить, что это не раз удавалось Хокону Воспитаннику Ательстана. Если бы ему удалось пробиться к этому Хокону и сразить его, отряды ярла не смогли бы долго сопротивляться.

Рога громко трубили. Дружинники Рагнфрёда пустились вперед бегом. Хорошо обученные, они держали щиты вплотную один к другому, образуя почти сплошную стену. Следом поспешали ополченцы. Ласточка заметила, что они держались очень неуклюже; куда хуже, чем можно было ожидать.

Запели в воздухе стрелы. Замелькали копья и камни. Только она одна услышала вопль, почувствовала холод и покачнулась на своих крыльях в небе, откинутая в сторону только что выброшенной из тела душой. Воины, находившиеся на равнине, могли заметить, но скорее всего не заметили юнца, осевшего наземь со стрелой в глазу. Они были слишком сильно захвачены своим наступательным порывом. Ноги сразу же растоптали тело, превратив его в бесформенное пятно.

Вот войска столкнулись. Сверкнули мечи и секиры. Трещали разрубаемые кости, из плоти обильно лилась кровь. Отмечая каждый свой шаг алым пятном, Рагнфрёд прорубал себе путь вперед и в глубь вражеского войска.

Хокон держался твердо. Люди рядом с ним падали, и постепенно вокруг него образовался вал из мертвых тел и стонущих, корчащихся раненых. Нападавшие скользили и спотыкались в мокрой от крови траве. Оборонявшиеся пользовались этими мгновенными заминками и рубили врагов. Внезапно движение смертоносного меча Рагнфрёда замедлилось и прекратилось. Яростный ветер смерти отбросил Гуннхильд в сторону, к кораблям, стоявшим на отмели.

А оттуда она с ужасом увидела, как может увидеть только нагая и бестелесная душа, что правое и левое крылья войска Хокона одновременно качнулись вперед, чтобы сомкнуться вокруг наступавших. Он, должно быть, планировал это заранее, дал приказания своим предводителям, выбрал сигнал, который протрубит рог, когда он решит, что время наступило.

А ведь она могла по крайней мере предсказать это, могла даже предупредить!

Как? И что это дало бы?

Фланги войска Рагнфрёда сразу же подались. Эти земледельцы и их работники, рыбаки, охотники, пастухи, звероловы и еще более простой народ не имели никакого желания сражаться против таких же, как они сами. Правда, некоторые неумело сопротивлялись и в конце концов погибали. Большинство побросало оружие и пустилось наутек. Впрочем, многим не удалось вырваться на свободу.

Мгла, наползавшая с севера, постепенно заполняла небо. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь эту пелену, казался медно-желтым. Ветер с каждым мгновением усиливался и уже начал яростно завывать.

Рагнфрёд и его закаленные воины устояли. Дружинники быстро сплотились вокруг своего короля. Люди Хокона нахлынули на этот островок, отступили, накатились снова… Знаменосец Рагнфрёда под защитой самого короля и его ближайших соратников двинулся с места. Рога протрубили вызов ветру. Король начал пробиваться назад, к своим кораблям.

Но тут крылья войска Хокона, исполнившие свою Мясницкую работу, повернули и тоже ударили по королю и его дружинникам. Столь мощным был нажим, что некоторые убитые даже не могли упасть на землю. Они качались с разинутыми ртами, с остановившимися взглядами, они мешали своим боевым товарищам, будто стали их врагами. Завывания, крики, грохот и скрежет прорывались сквозь все более яростный вой ветра.