Хотя эту поэму помнили все, кто жил после тех событий, кое-кто говорил, что Эйвинд спел то, что было им придумано в память Эйрика Кровавой Секиры. И потому к нему прилепилось прозвище Ленивый Скальд. А короля Хокона все и всегда называли Добрым.

В последний раз перед тем, как покинуть Данию, сыновья Гуннхильд собрались в доме, который столько лет принадлежал ей. А затем им предстояло вновь разъехаться по собственным имениям, подготовить корабли, собрать людей, встретиться возле Хлесею и вновь отправиться в Норвегию.

Она неторопливо обвела сыновей взглядом. Они сидели полукругом, начиная от Харальда, приближавшегося к тридцатилетнему возрасту, столь же решительного и серьезного, как его дед Прекрасноволосый, кого он так сильно напоминал внешне, и заканчивая коренастым, желтоволосым Сигурдом, который был, возможно, более надменным и громогласным, чем то подобало его девятнадцати зимам. А между ними располагались нахальный, веснушчатый рыжий Рагнфрёд, беловолосый, длиннолицый, острый на язык Эрлинг и массивный Гудрёд с каштановыми локонами и карими глазами, которые к этому дню следили за матерью с некоторым страхом.

Что ж, у нее оставались, по крайней мере, эти.

Они шумно прокричали поздравления и наполнили рога. А потом Харальд сказал:

— Мать, лучше всего будет, если первое слово произнесешь ты.

— Действительно, что ты можешь нам сообщить? — нетерпеливо спросил Гудрёд.

— Очень мало такого, что все вы не могли бы угадать заранее, — ответила она. — Однако вы собрались сюда, чтобы выработать планы. И лучше будет, если вы не станете спорить и перебивать друг друга, а убедитесь в том, что мне удастся быстрее, чем вам, найти истинные и мудрые слова.

— А что еще обсуждать, кроме того, что мы теперь короли Норвегии и нам следует, не откладывая, взять ее под свою власть? — удивился Сигурд.

— Не торопись, брат, — откликнулся Харальд. — Главный вопрос: как это сделать. И… Мать, у тебя есть свои пути для того, чтобы узнавать, как обстоят события.

Эрлинг нахмурился.

— И для того, чтобы заставлять их случаться, — пробормотал он.

— Тише! — рявкнул Харальд. — Я не стану слушать ни единого слова из, грязной лжи о… о том, что случилось во Фитйяре! Даже ни от кого из вас.

— И я тоже, — поддержал его Рагнфрёд. — Все эти разговоры порочат нас.

Гуннхильд улыбнулась.

— Спасибо вам, мои дорогие сыновья. Да, мы будем хранить ваши имена незапятнанными, как клинок только что откованного меча. — Она умолкла на несколько мгновений. Огонь в очаге мерцал, заставляя тени в углах шевелиться. — Но ради этого, а также ради ваших жизней, — продолжила она наконец, — я предупреждаю вас: надо не кидаться вперед, наподобие диких кабанов, а сначала думать.

Она знала, что поймала их и что теперь они будут слушать ее с тем же вниманием, с каким боги слушали пророчицу, рассказывавшую им о том, каким будет конец света.

— Первое и главное, — произнесла она, — держитесь вместе. Один и тот же отец зачал вас, одна и та же мать вас выносила. Вы достигли возраста мужественности под одной крышей. Не позволяйте ничему порвать связи между вами, ничему и никогда — ни гневу, ни жадности, ни коварным речам недоброжелателей, ни гордости. Держитесь вместе, как воины, идущие в бой за единой стеной щитов, ибо очень многие будут больше всего желать увидеть вас мертвыми.

Мы направляемся в королевство, которое с неохотой принимает нас, королевство, которое стало вашим только потому, что человек, которого вы убили, — пусть они считают, что так оно и было, — оставил его вам. Большинство из тех, кто признает вас, поступят так лишь потому, что такова была его воля. Его, но не всех остальных.

Опирайтесь на среднюю Норвегию: Хордаланд, Согн, соседние области. Поселитесь именно там, ибо в тех местах большинство вождей будет стоять за вас и поддерживать вас. Вам потребуются сильные, пользующиеся уважением люди, такие, как Аринбьёрн Торисон, после того, как он вновь вступит в свои права. Обращайтесь с ними по справедливости, терпите, если они порой будут противоречить вам; ведите себя так, чтобы они стали вашими друзьями.

От других мест держитесь поодаль. В Траандло должны быть волнения. Ярл Сигурд сможет удержать народ от крайнего безрассудства, но сам будет лелеять месть в своем сердце. Тем не менее он будет осторожно выжидать подходящего времени. Давайте-ка и мы используем это время, чтобы найти способ обеспечить, — она взглянула на сыновей с холодной улыбкой, — обеспечить мир на севере.

То же самое касается и юга. Король Трюггви и король Гудрёд будут наготове для того, чтобы созвать ополчение. Не давайте им никаких причин для этого. Ничем не угрожайте им. Не показывайтесь в тех местах.

Эрлинг привстал с места.

— Что? — крикнул он. — Мы будем сидеть и праздно смотреть, как кто-то распоряжается половиной земель, которые по всем правам принадлежат нам?

Сигурд кивнул.

— Этак вскоре все сочтут нас за ленивых трусов.

— И набросятся на нас, — скривил губы Рагнфрёд. — И что тогда? Снова улепетывать на Оркнеи? Ну уж нет!

— Конечно, нет, — согласился Харальд. — Дослушай то, что скажет наша пророчица.

— Вы получите то, что принадлежит вам, — пообещала Гуннхильд. — Только действуйте осторожно, шаг за шагом. Харальд Прекрасноволосый подчинил себе всю Норвегию не за одну ночь, и вам тоже не удастся быстро овладеть ей. Но поступайте так, как следует, и вам это удастся.

Ее взгляд и голос стали суровыми.

— Удастся, если вы будете держаться друг за дружку. Никто из вас не сможет победить в одиночку. На этом пути ждет одна только смерть. Вы должны иметь одного, кто будет вашим вождем повсюду, ибо даже корабль может иметь только одного кормчего. Им должен быть Харальд, самый старший из вас. — И самый умный, лучше всего подходящий для этого дела; впрочем, об этом она не стала говорить вслух.

Сигурд густо покраснел.

— Я буду малым королем, каким-то жалким данником?! — завопил он.

Харальд поднял руку.

— Нет. Мы много думали об этом, наша мать и я. Каждый из нас будет полновластным королем. Каждый будет иметь свои собственные владения и собственную дружину. Мы не можем жить вместе; такое множество народу вскоре объест любую область до самых камней. Но все же один из нас должен иметь дело с прочим миром, и мир должен знать, кто он такой.

Гуннхильд поднялась с места. Она стояла, освещенная неровным светом, в середине полукруга, маленькая женщина перед этими крупными мужчинами, правителями земель, владельцами кораблей, воинами, которые убили множество мужчин и лежали со множеством женщин. Но ей каким-то образом удавалось управлять ими.

— Здесь, где нет никого, кроме нас, где нас никто не слышит, — сказала она, — здесь поклянитесь Харальду своей честью — не в том, что вы признаете его главным над собой или будете платить ему дань, а в том, что вы будете искренне поддерживать его, пока он будет умиротворять Норвегию ради блага каждого из нас и прочности власти нашего дома.

Сыновья еще на некоторое время задержались у нее. Все случившееся не застало их врасплох. Она уже не первый год исподволь готовила их к этому. В конце концов Эрлинг медленно произнес:

— Я поклянусь в этом, если Харальд и каждый из нас поклянутся не делать уступок язычеству, а, напротив, извести его под корень.

— И это тоже невозможно сделать вдруг, — ответил Харальд. — Но, конечно, мы будем добиваться этого везде, используя все возможности. Я совершенно не хочу гореть в аду рядом с Хоконом Воспитанником Ательстана.

Гуннхильд села на место. Она одержала ту победу, которую заранее наметила. Далее ей, похоже, следовало управлять ими при помощи советов, воздерживаясь от прямых приказов.

— Не забывайте также, — сказала она, — что помимо спасения души Церковь открывает путь к более сильной власти, нежели все, чем когда-либо обладали короли северных земель. Посмотрите на Англию, посмотрите на Империю. Харальд Синезубый усиливается прямо на глазах.