Залогом будет жизнь твоя!
Но сроком лишь на сутки,
Чтоб вечером отрекся быть таким,
А если нет — то дыба.
Ф л а м и н ь о
На то есть ваша воля.
(Людовиго окропляет ядом шлем Браччьяно.)
Она — закон; не стану медлить я.
Б р а ч ч ь я н о
Вы как-то у сестры мне надерзили.
За это вам епитимья… Где шлем?
Ф р. М е д и ч и (в сторону)
Призвал погибель. Благородный мальчик!
Мне жаль тебя! Теперь же — на турнир.
К озерам черным, далеко поплыл.
Последнее добро свершил: убийцу он простил.
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Сигналы к атаке и крики. Сражаются у барьера: сначала по двое, затем трое против троих. Входит Браччьяно в полном облачении и Фламиньо, за которым следуют Виттория, Джованни, Фр. Медичи в обличье Мулинассара.
Б р а ч ч ь я н о
Оруженосец! Чёрт подери, оруженосец!
Ф л а м и н ь о
Оруженосец! Где оруженосец?
Б р а ч ч ь я н о
Снимите шлем скорее!
Ф л а м и н ь о
Вы ранены?
Б р а ч ч ь я н о
О, голова в огне!
(Входит оруженосец.)
Отравлен шлем!
О р у ж е н о с е ц
Клянусь душой…
Б р а ч ч ь я н о
Прочь, пыткой вырвете признанье.
(Уходит оруженосец под стражей.)
Здесь кто-то знатный руку приложил.
В и т т о р и я
Отравлен, милый мой?
Ф л а м и н ь о
Барьеры уберите. Проклятый праздник!
Зовите докторов!
(Входят два врача.)
Проклятие на вас!
Видать, науки вашей дело.
Как бы не отравили и послов!
Б р а ч ч ь я н о
О! Я уже погиб! Отрава мчится
И в мозг, и в сердце. Сердце, ты силач,
И с этим миром в согласьи полном пребываю,
Такая мука покидать его!
Д ж о в а н н и
Любимый мой отец!
Б р а ч ч ь я н о
Возьмите мальчика отсюда.
(Джованни и сопровождающие его уходят.)
Где милая? Владей мирами я, —
В сравненьи с ней — такая малость.
Неужто я тебя оставлю?
Что скажете, сычи? Мой яд смертелен?
В р а ч
Смертельней нет.
Б р а ч ч ь я н о
Хитрейшее жулье!
Без книги бьете насмерть. Искусство ваше — исцелять —
Вам так же часто изменяет, как богачу
Его друзья, когда полезность в нем отпала.
Я, даровавший жизнь рабам негодным,
Убийцам подлым, неужели не смогу
Себе хоть на год жизнь продлить?
(Виттории.) Не надо, не целуй — я отравить могу.
А яд — посланье герцога Флоренции.
Ф р. М е д и ч и
Угомонитесь.
Б р а ч ч ь я н о
О ты, естественная смерть!
Со сном ты сладким схожа. И ни одна взъяренная комета
Не смотрит строго на уход твой мирный,
Противных сов крыло в окно не стукнет.
И волк осипший не учует труп.
Тебя любовь хранит,
Царей же стережет лишь страх!
В и т т о р и я
Я навсегда погибла!
Б р а ч ч ь я н о
О, как печально умирать средь женщин,
Рыдающих над вами!
(Входят Людовиго и Гаспаро, переодетые капуцинами.)
А это кто?
Ф л а м и н ь о
Монахи.
Они вас исповедовать пришли.
Б р а ч ч ь я н о
Под страхом смерти — мне о ней ни слова!
Так бесконечно страшно слово «смерть».
Теперь уйдем в покои наши.
(Уходят все, кроме Фр. Медичи и Фламиньо.)
Ф л а м и н ь о
Посмотрите, как одиноки умирающие государи. Раньше они опустошали города, ссорили друзей, делали безлюдными большие дома. А теперь — о, справедливость! Где теперь их льстецы? Льстецы — только тень царского тела, малейшая тучка делает их невидимыми.
Ф р. М е д и ч и
Его здесь глубоко оплакивают.
Ф л а м и н ь о
Да, но соленая вода будет литься в течение нескольких кратких часов официальной панихиды. Поверьте, большая часть этих людей станет рыдать и над могилой мачехи.
Ф р. М е д и ч и
Что вы хотите этим сказать?
Ф л а м и н ь о
А то, что они притворяются, как и все те, кто живет в монарших пределах.
Ф р. М е д и ч и
Вот как! Но вы-то в них преуспели!
Ф л а м и н ь о
А как же! Как волк у женской груди! Меня кормили белым мясом. Но что касается денег, поймите и вы меня, — хотелось мне тоже кое-кого надуть, как и любому при дворе. Да вот только хитрости достаточной не было.
