Г а с п а р о
Ваша свора,
Как мумию, вас съела, заболев
От кушанья такого, и в канаву
Вас рвотою извергли.
А н т о н е л л и
Все стадии ужасные запоя вы прошли.
Один вельможа, владелец двух чудесных замков, звал вас
Не иначе, как господином икры{150}.
Г а с п а р о
Иные гости
Безумно расточительных пиров,
Где только феникс{151} не попал вам в горло,
Смеялись власть над вашей бедностью, предполагая,
Что вы — тот праздный метеор{152}, притянутый землею,
Но быстро в воздухе растаявший.
А н т о н е л л и
Смеясь над вами,
Прозвали «зачатым в землетрясенье»
За эту расточительность.
Л ю д о в и г о
И очень хорошо. Они
Колодец в две бадьи вычерпывали{153}. Я же
Следил за осушеньем.
Г а с п а р о
Хуже.
Здесь, в Риме, вы устроили убийства
Кровавые, ужасные злодейства.
Л ю д о в и г о
Не более блохи укуса.
А коль не так — что ж головы моей не снимут?
Г а с п а р о
О господин!
Порою снисходителен закон —
Кровавый грех смягчает он,
Бедой не увенчает преступленье, —
Для злых времен благое поученье.
Елизаветинский театр. Гравюра.
Л ю д о в и г о
Всё так. Но почему тогда
Из знати кое-кто избегнул наказанья?
Средь них Паоло Джордано Орсини.
Герцог Браччьяно живет теперь в Риме
И тайным сводничанием стремится
Обесчестить Витторию Коромбону.
Виттория! Мое прощение может
За поцелуй один купить.
А н т о н е л л и
Мужайтесь!
Плоды лучше не там, где были посажены деревья,
А там, где они были привиты.
Чем больше растирают кору,
Тем нежнее разливается от нее аромат{154}.
Страдания порождают добродетель —
Истинную или воображаемую.
Л ю д о в и г о
Довольно слов красивых{155}.
Я б заказал им всем резьбу по-итальянски,
Когда б вернулся.
Г а с п а р о
О государь!
Л ю д о в и г о
Я терпелив.
Я видел, осужденные на казнь
Дарили взоры нежные, и деньги, и любезность
Прохвосту-палачу. Благодарю их всех.
Мы были бы в расчете полном,
Когда б расстались поскорей.
А н т о н е л л и
Прощайте!
Я верю, час придет, и мы отменим
Изгнанье ваше.
(Сигнал трубы{156}.)
Л ю д о в и г о
Предан вам навек.
То милостыни дар — прошу, примите:
Баранами торгуют, чтоб зарезать,
Сперва их окорнав и шерсть продавши.
(Уходят.)
СЦЕНА 2
Комната в доме Камилло.
Входят герцог Браччьяно, Камилло, Фламиньо, Виттория
Коромбона и свита.
Б р а ч ч ь я н о (к Виттории)
Приятных снов!
В и т т о р и я
Сюда идите, герцог.
Привет сердечный! — Свита! Проводите! Побольше света!
(Уходят Камилло и Виттория.)
Б р а ч ч ь я н о
Фламиньо!
Ф л а м и н ь о
Да, господин.
Б р а ч ч ь я н о
Совсем пропал, Фламиньо!
Ф л а м и н ь о
Готов исполнить ваши пожеланья,
Стремлюсь проворно вам служить. Мой государь,
Виттория, счастливая сестра,
(шепчет)
Одарит вас приемом. — Господа! (свите)
Подать носилки, герцогу угодно,
Чтоб, факелы гася, вы разошлись.
(Свита уходит.)
Б р а ч ч ь я н о
И мы так счастливы — не правда ль?
Ф л а м и н ь о
Как может быть иначе?
Сегодня вечером, видали ль, государь? —
Куда б ни шли, туда она смотрела, —
Успел сойтись я с горничной ее,
С арапкой Цанхе. Она горда чрезмерно,
Но послужить уму такому сможет.
Б р а ч ч ь я н о
Непостижимо счастлив, может, без заслуги?
Ф л а м и н ь о
Без заслуги? Поговорим начистоту. Без заслуги! Вы в чем сомневаетесь? Верьте, стыдливость ее, как у большинства женщин, только поверхность, за которой скрыто желание. Женщины особенно сильно краснеют, когда слышат название того, что весьма охотно бы держали в руках. О! У них своя политика — знают, что желание наше тем сильнее, чем больше препятствий на пути к обладанию ими, а пресыщенье наше — лишь усталость заснувшей страсти. И если бы во время ухаживания не запирали щедро смазанные ворота надежды — куда бы тогда девалась страстная спешка, распаленная напитком жажда?
Б р а ч ч ь я н о
О! Но ее ревнивый муж?
Ф л а м и н ь о
