Что сделались любых комет зловещей
Для князей. Вот — суд. Отправят вас теперь
В дом для презренных. И того, кто помогал, туда же.
Ф л а м и н ь о (в сторону)
Меня?
М о н т и ч е л ь з о
Арапку!
Ф л а м и н ь о (в сторону)
О! Еще живу.
В и т т о р и я
В дом для презренных? Это что?
М о н т и ч е л ь з о
Жилище
Для блудниц смиренных.
В и т т о р и я
Римские мужья
Для жен своих его воздвигли, верно,
Теперь же шлют меня.
М о н т и ч е л ь з о
Имей терпенье!
В и т т о р и я
Нет, надо мне сперва пути найти отмщенья!
Хочу узнать, уверены ли вы в души спасенье,
Мне суд определив такой?
М о н т и ч е л ь з о
Покончим с этим! Прочь!
Убрать ее велю!
В и т т о р и я
Разбой! Разбой! Разбой! Разбой!
М о н т и ч е л ь з о
Что?
В и т т о р и я
Да, вы обокрали правосудие,
Чтоб благоденствовать.
М о н т и ч е л ь з о
С ума сошла!
В и т т о р и я
Чтоб помереть вам от пилюли в животе проклятом!
Иль подавиться собственной слюной
Здесь, на скамье судьи!
М о н т и ч е л ь з о
Взбесилась!
В и т т о р и я
Пусть вас таким застанет Страшный суд
И передаст чертям, на вас похожим.
Учтите, коновал, слова измены:
Отныне жизнь моя для вас завершена.
Но остаются лишь слова. И бедных женщин
Мщенье — в языке. Я не хочу рыдать —
Я не унижусь ни одной слезою
Пред беззаконьем. Увести меня.
Отсюда в дом… как это?..
М о н т и ч е л ь з о
Для презренных.
В и т т о р и я
Мне в доме для презренных не бывать.
В моем сознаньи будет он достойней,
Чем папский Ватикан. И будет в нем покой,
А не в твоей душе, хоть кардинальской.
Так знайте, к пущей ярости своей, —
Алмаз во тьме горит еще сильней.
(Уходят Виттория и стража. Входит Браччьяно.)
Б р а ч ч ь я н о
Мы вновь друзья. Соединим же руки
Над гробом друга. И будет это
Как эмблема мира и от мщения покой.
Ф р. М е д и ч и
В чем дело?
Б р а ч ч ь я н о
Мне крови краски более не вызвать
На щеки милой, всё преуспели сделать вы,
Так много потеряв уже. Прощайте!
Ф р. М е д и ч и
Как странны эти речи. Что же в них?
Ф л а м и н ь о (в сторону)
Хорошо! Это вступление к обнаружению смерти княгини. Разыграно неплохо. Не имея возможности исполнить сейчас партию слезных терзаний по случаю кончины своей госпожи, изображу-ка я скверное настроение по поводу несчастий сестры, что поможет мне избежать праздных вопросов. Предательство языка само по себе — подлая болезнь: не буду я ни с кем говорить, никого не стану слушать и на некоторое время притворюсь сумасшедшим.
(Уходит Фламиньо. Входят Джованни, граф Людовиго и свита.)
Ф р. М е д и ч и
Как, благородный родственник, вы в черном?
Д ж о в а н н и
Да, подражать меня учили вам
В добре, но от меня вы переймете
Цвета одежды. Дорогая мать
Ведь…
Ф р. М е д и ч и
О! Где?
Д ж о в а н н и
Там. Нет, там. Я б не хотел,
Чтоб плакали.
Ф р. М е д и ч и
Мертва?
Д ж о в а н н и
Прости, что не сказал.
Л ю д о в и г о
Скончалась, князь!
Ф р. М е д и ч и
Мертва!
М о н т и ч е л ь з о
Блаженная княгиня вознеслась над суетностью жизни высоко.
Уйдите, господа.
(Уходят послы.)
Д ж о в а н н и
Что, дядя, умершие делают? Едят ли?
Поют, охотятся и веселы ль,
Как мы, живые?
Ф р. М е д и ч и
Нет, племянник, спят.
Д ж о в а н н и
Князь, князь, о, если бы и я был мертвым?
Я шесть ночей не спал! Когда же их разбудят?
Ф р. М е д и ч и
Когда велит Господь.
Д ж о в а н н и
О, не буди их, Боже!
Я знаю, сто ночей она не засыпала,
