Хочется закрыть глаза, снова открыть и проверить, не сон ли это, не мираж? Может, мы едем по дну океана и нас окружают не растения, а фантастические живые организмы морского дна? Но нет. Машина ровно идет по дороге. Мы дышим кислородом, и за окном — раскаленный воздух пустыни.

Мелькают причудливые кактусы: то с гигантскими «канделябрами», то с «пузырем», наполненным водой, то с колючими лапами, напоминающими ракетки для игры в настольный теннис или трезубец Нептуна, воткнутый в землю, то дикое нагромождение сросшихся чрезвычайно длинных огурцов или тыкв. Кажется, что они в любую секунду могут начать двигаться и шевелить своими лапами. Некоторые кактусы покрыты острыми листьями с большим шелковистым хохолком на прямом или на причудливо разветвленном стволе. Иные кактусы существуют только для того, чтобы один раз отцвести. В течение нескольких лет они накапливают запасы вещества для единственного цветения и затем погибают. Есть в этих местах и растения, которые появляются на короткое время только в определенный сезон и снова исчезают.

Еще несколько десятков миль и мы покинем Калифорнию — разноликий и чрезвычайно противоречивый штат, край невиданного богатства и ужасающей нищеты.

Южнее, почти на самой границе с Мексикой, среди такой же безжизненной пустыни, как и Мохаве, раскинулся огромный зеленый оазис — Имперская долина. Эту цветущую долину буквально вплотную окружили пески и голые скалы Колорадской пустыни. Кинематографисты из Голливуда приезжают сюда снимать фильмы, показывающие природу пустыни.

В Имперской долине урожай снимают в течение всего года. Сельскохозяйственной продукцией долины кормится вся страна. В январе и феврале треть всей моркови и капусты, выращиваемой в США, идет с полей этого оазиса. Беспрерывным потоком поступают отсюда на рынок страны хлопок, салат и крупный, рогатый скот. А не так давно, в начале этого столетия, здесь была мертвая пустыня Колорадо, лишь в немногих отношениях уступавшая жестокой долине Смерти. На севере Имперская долина заканчивается соленой Салтонской впадиной, которая лежит на 273 фута ниже уровня моря. За год тут выпадает всего несколько дождей. Из живых существ и растений можно было обнаружить лишь рогатых лягушек, небольшие сорняки и креозотовые кустарники. Сотни первых переселенцев и золотоискателей погибли в безводных дюнах этого края. Жара была здесь настолько невыносимой, что ходит легенда будто одному старому золотоискателю, повешенному за убийство и отправленному в ад, сам дьявол разрешил вернуться в пустыню Колорадо и забрать свое пальто.

Но людей продолжало привлекать это место: 365 солнечных дней в году, богатая почва, нанесенная рекой Колорадо, и лишь небольшие, случайные заморозки зимой обещали давать хороший и разнообразный урожай. Начали строить систему каналов, чтобы использовать для орошения воды реки Колорадо. Постепенно было проложено 1700 миль каналов, и пустыня зазеленела. Но климат изменить не удалось. Сейчас летом здесь еще жарче, чем было раньше. Когда температура в тени поднимается до 50 градусов, почва и растения перекачивают тысячи тонн влаги в воздух, который был раньше — сухим. Температура почвы повышается до 70 градусов. Местные фермеры шутят: «Мы здесь не жарим яйца на тротуаре, как в Нью-Йорке, а варим их в плавательном бассейне».

Эта долина среди пустыни не боится засухи. Поля поливают, когда это необходимо и в нужном количестве. Здесь фермеры боятся дождя, только он может нарушить график работ. Больше того, и это самое страшное, дождь может уничтожить урожай. Странно? Но это так. Причиной этого является соль. В почве Имперской долины находится очень много соли. Дождь проникает в почву лишь на несколько сантиметров и затем, испаряясь под лучами горячего солнца, поднимает на поверхность и соль, которая убивает корни рассады и замедляет рост созревших растений. Основной секрет того, каким образом пустыня превращена в цветущий оазис, состоит в том, что оросительная система, питающая поля и сады долины, находится под землей. По специальным трубам вода поступает на поля под землей и в свою очередь вымывает из почвы излишнюю соль, которая сливается затем в Салтонскую впадину, называемую теперь Салтонским морем.

Аризону называют штатом Грэнд Каньона, то есть штатом Великого Каньона. К этому названию нам хотелось бы добавить, что это штат открытого издевательства над коренными жителями страны — краснокожими индейцами. С этого и хочется начать описание Аризоны.

Из-за ошибки Колумба, принявшего Америку за Индию, к которой он стремился, до сих пор краснокожих коренных жителей Америки называют индейцами.

На северо-востоке штата мы попали в резервацию навахо. Она простирается на территорию соседних штатов — Нью-Мексико и Юта. Резервация занимает треть всей Аризоны. Но какая это земля?! Выжженная солнцем, бесплодная, безводная пустыня. Долго мы едем под палящими лучами солнца. Нигде не видно признаков жизни. Ни деревьев, ни посевов, ни построек. На дороге не встречаются даже машины. Вдруг слева от шоссе замечаем какие-то строения и людей. Наконец-то первое поселение. Подъезжаем ближе. Уже отчетливо видно несколько странных навесов и маленьких круглых хижин. Оставляем машину метров за двести у дороги и подходим к одному из навесов, представляющему собой четыре высоких шеста, на которых вместо крыши лежат ветки и какое-то тряпье. Под навесом сидели старый иссушенный индеец и, очевидно, его жена — такая же изможденная старая женщина, тут же рядом, в пыли, копошились четверо детей. Взрослые сидели прямо на земле, курили трубки и безмолвно смотрели вдаль. Казалось, что они спят и нас не замечают. Дети поднялись, с любопытством рассматривали нас. Мы поздоровались, попытались заговорить по-английски, но они, видимо, не понимали нас. Старик и старуха все так же сидели и не обращали на нас никакого внимания. Откуда-то подошел мужчина лет 30–35, покосился в нашу сторону, кивнул в знак приветствия и остановился в нескольких шагах, ничего не говоря. Мы поздоровались.

— Мы иностранцы. Знакомимся с Аризоной. Вот заглянули к вам.

Мужчина что-то сказал, но мы сразу не поняли. Переспросили. Видно, и он нас не очень хорошо понимал. Наконец мы разобрали, что он спрашивает, откуда мы.

— Из России. Из Советского Союза.

Но он так и не понял, что это значит. А может, у него и представления никакого не было о нашей стране. Он молча кивнул, но по глазам было видно, что ему все равно, если бы мы даже прибыли с Марса.

— Это ваша семья? — спросили мы.

— Дети — мои. Старики — мои родители, — с трудом разобрали мы.

— Мы хотели поговорить с вашими родителями, но они ничего не ответили.

— Они не говорят по-английски. Мать и отец ничего не видят.

Теперь мы поняли, почему старые индейцы так странно смотрели куда-то вдаль. Они были слепы. О чем думали старики? Возможно, они вспоминали свою молодость, просторы Аризоны, свободу.

— Можно ли нам заглянуть в какой-нибудь домик?

Мужчина вопросительно смотрел на нас. Несколько раз мы задавали этот вопрос, сопровождая его выразительными жестами. Наконец он понял, кивнул и жестом пригласил нас следовать за ним.

— Хоган, хоган, — несколько раз произнес он, показывая на хижину.

Мы поняли, что так он называет свое жилище.

В маленькой круглой избушке, сложенной из бревен и обмазанной глиной, было темно и прохладно. Ни электричества, ни водопровода. На низком настиле (или циновке) лежал в каком-то лохмотье старик, похожий на того, которого мы видели под навесом.

— А где же ваша молодежь, мужчины? — поинтересовались мы.

После долгих объяснений мы, наконец, поняли, что большинство мужчин и молодых людей находится где-то сейчас с лошадьми и баранами. Но где в этой пустыне можно найти корм для скота?!

— А у вас тоже есть лошади и бараны?

— Да, у меня четыре овцы и участок, на котором я выращиваю кукурузу, но я мечтаю когда-нибудь приобрести небольшой грузовичок.