17 И с этим словом на устах Замолк он: больше не слыхал Ни звука я; в моих руках Я руку хладную держал И думал, что забылся он. И точно, будто в тихий сон Он погрузился… Ничего В чертах измученных его Не изменилось; так же зла Улыбка вечная была, И так же горд и грустен взгляд. Мне было тяжко… Никогда Лучу дневному не был рад Я так от сердца, как тогда; Вставало солнце, и в окно Блеснуло, юное всегда, Всегда прекрасное равно, И озарило бедный прах, Мечтавший так же, как оно, Лучами вечными сиять, И на измученных чертах Еще не стертую печать, Недавней мысли грустный след, Всему насмешливый привет. Февраль 1846 Встреча{23} Рассказ в стихах 1 Опять Москва, — опять былая Мелькает жизнь передо мной, Однообразная, пустая, Но даже в пустоте самой Хандры глубоко безотрадной В себе таящая залог,— Хандры, которой русский бог {24}Души, до жизни слишком жадной, Порывы дерзкие сковал,— Зачем? Он лучше, верно, знал, Предвидя гордую замашку Жить чересчур уж нараспашку, Перехвативши на лету И пережив почти задаром, Что братья старшие в поту Чела, с терпением и жаром Века трудились добывать, . . . . . . . . . . . . 2 Одни верхушки, как известно, Достались нам от стран чужих. И что же делать? Стало тесно Нам в гранях, ими отлитых. Мы переходим эти грани, Но не уставши, как они: От их борьбы, от их страданий Мы взяли следствия одни. И русский ум понять не может, Что их и мучит, и тревожит, Чего им рушить слишком жаль… Ему, стоящему на гранях, С желаньем жизни, с мощью в дланях, Ясней неведомая даль, И видит он орлиным оком В своем грядущем недалеком Мету совсем иной борьбы — 3 Теперь же — зритель равнодушный Паденья старых пирамид — С зевотой праздною и скучной На мир спросонья он глядит, Как сидень Муромец, от скуки Лежит да ждет, сложивши руки… Зачем лежит? чего он ждет? То знает бог… Он воззовет К работе спящий дух народа, Когда урочный час придет! Недаром царственного рода Скалы недвижней в нем оплот… Недаром бдят неспящим оком Над ним преемники Петра! — Придет та славная пора, Когда в их подвиге высоком Заветы господа поймет Избранный господом народ! 4 И пусть покамест он зевает, В затылке роется подчас, Хандрит, лениво протирает Спросонья пару мутных глаз. Так много сил под ленью праздной Затаено, как клад, лежит, И в той хандре однообразной Залог грядущего сокрыт, И в песни грустно-полусонной, Ленивой, вялой, монотонной Порыв размашисто-живой Сверкает молнией порой. То жажда лесу, вольной воли, Размеров новых бытия — Та песнь, о родина моя, Предчувствие великой доли!.. Проснешься ты, — твой час пробьет, Избранный господом народ! 5 С тебя спадут оковы лени, Сонливость праздной пустоты; Вождем племен и поколений К высокой цели встанешь ты. И просияет светом око, Зане, кто зрак раба приял, Тебя над царствами высоко, О Русь, поставить предызбрал. И воспарит орел державный, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6 Но в срок великого призванья, Всё так же степь свою любя, Ты помянешь, народ избранья, Хандру, вскормившую тебя, Как нянька старая, бывало… Ты скажешь: «Добрая хандра За мною по пятам бежала, Гнала, бывало, со двора В цыганский табор, в степь родную {26}Иль в европейский Вавилон {27}, Размыкать грусть-кручину злую, Рассеять неотвязный сон». Тогда тебе хандры старинной, Быть может, будет даже жаль — Так степняка берет печаль По стороне своей пустынной; Так первый я — люблю хандру И, вероятно, с ней умру. |
