Когда издали посмотришь на богатства наших начал, то и писать об них как будто нет охоты. Кажется, всякий это видит и знает, всякий этому радуется! Однако на деле немногие это видят. Немногие чувствуют, какую богатую жатву для всемирной истории готовит эта нация, в которой варварство самое темное и чреватое будущим живет рядом с усталой утонченностью, с глубокими познаниями, в которой этнографические и климатические условия так разнохарактерны и в которой разъединение сословий оставило надолго следы своеобразных путей развития. Германия, Франция, Англия дали столько лиц истории в первой половине нашего века; все эти лица оставили столько влияний и плодов в мире политики, в мире семейном, в искусстве, философии, промышленности, что почва, их породившая, надолго кажется изнурена. Не гниения надо за них опасаться, — гниение ужасно, но плодотворно; им грозит скорее иной вид омертвения — окаменелость духа. Все, что в них есть еще замечательного, выработано прежде; молодое безлично и принуждено повторять зады в разных направлениях. Близкое будущее есть только у России и у греко-славянского мира, Турции и Австрии.

И, не говоря даже о будущем, настоящее России уже полнее и богаче содержанием, чем настоящее трех путеводных наций Запада; своеобразными характерами мы и теперь богаты; сильные лица старого времени, подобно генералу Муравьеву, еще живы и приобретают исторические имена; а молодое растет на почве, богатой самыми противоположными началами. Лишь бы это молодое сумело понять свое призвание! и не засыпало бы на готовых либерально-европейских рецептах. Я повторяю — дело родит лица, а лица родят дело. Резкие лица не могут долго оставаться при одной, бесплодной для общества, оригинальности; и даже едва ли возможна полная бесплодность оригинальности. Монах, удалившийся в столб, продолжает действовать на людей, возбуждая в них своим потрясающим и смиряющим примером религиозное чувство; какой-нибудь резкий чудак не обойдется без влияния, хоть на тесный кружок семьи и друзей, не говоря уже о том, что он украшает жизнь самим фактом своего существования.

В той гамме индивидуальностей, которой и теперь уже не бедна Россия, Ап. Григорьев занимал не последнее место. И друзья его, как я уже выше сказал, должны, не стесняясь его недостатками и проступками (если таковые были), познакомить нас с ним короче. Если иные вещи не хотят печатать теперь, пусть запишут и сохранят. Сколько должно было быть страданий и высокого блаженства, сколько переходов в этой жизни!

Я не скажу — он умер рано; я думаю, на срок нашей деятельности есть мера выше нашей. Быть может, предоставленная ему свыше доля влияния — исполнится и расширится после его смерти, благодаря тому, что привлечет внимание многих к его имени и к сочинениям его, которые необходимо издать отдельно. Не было ли того же с Белинским? Многие ли знали его при жизни? Я хотел сказать о нем, что думал, соображая дух его статей с тем, что заметил сам в 4–5 свиданий; я знаю — это очень бедно и недостойно его, но источников у меня нет, а душа и без них чует общую истину его угасшего бытия.

Мы часто ищем русских лиц. Вот вам одно из них; он был похож не только на русского, а еще на себя самого.

Примите, мил. г., уверение и т. д.

В настоящем издании представлены основные разделы литературного наследия А. А. Григорьева (включая эпистолярию). Тексты поэм, стихотворений и драмы печатаются на основе Изд. 1959 (см. ниже) с дополнениями из его неопубликованного наследия. Прозаические и публицистические опыты печатаются по текстам первых публикаций. Воспоминания и письма Григорьева, а также посвященный ему мемуарный очерк К. Н. Леонтьева печатаются по наиболее авторитетным источникам.

Полноценный историко-литературный комментарий к публикуемым текстам Григорьева требует значительно большего объема, нежели это предусмотрено в изданиях данного типа. В предлагаемых примечаниях — в соответствии с профилем серии «Московский Парнас» — преимущественное внимание уделено его художественным произведениям. Что же касается мемуаров и эпистолярии Григорьева, то составитель вынужден ограничиться ссылкой на недавние издания и публикации, включающие обстоятельный комментарий.

Тексты Григорьева печатаются с максимально возможным приближением к орфографии и пунктуации подлинника (не говоря уже о сохранении резко-своеобразной стилистики этого автора). Все тексты воспроизводятся полностью; исключение составляют мемуары и письма, в которых сделаны сокращения, всякий раз отмеченные отточием, заключенным в угловые скобки. В справках о первых публикациях подпись указывается лишь в том случае, когда она не совпадает с полным именем автора.

В примечаниях приняты следующие условные сокращения:

БдЧ — Библиотека для чтения.

Белинский — Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1953–1958. Т. 1—13.

Воспоминания — Григорьев Аполлон. Воспоминания. Л., 1980.

Г. — Григорьев.

Изд. 1846 — Стихотворения Аполлона Григорьева. СПб., 1846.

Изд. 1917 — Аполлон Александрович Григорьев. Материалы для биографии. Пг., 1917.

Изд. 1930—Григорьев Аполлон. Воспоминания. М.; Л., 1930.

Изд. 1959 — Григорьев Аполлон. Избранные произведения. Л., 1959.

Изд. 1967— Григорьев Аполлон. Литературная критика. М., 1967.

Изд. 1978 — Григорьев Аполлон. Стихотворения и поэмы. М., 1978.

МГЛ — Московский городской листок.

Москв. — Москвитянин.

Отеч. зап. — Отечественные записки.

Прп — Проза русских поэтов XIX в. М., 1982.

РиП — Репертуар и Пантеон.

СО — Сын Отечества.

Совр. — Современник.

УЗ ТГУ — Ученые записки Тартуского государственного университета.

ФВ — Финский вестник.

Эстетика — Григорьев Аполлон. Эстетика и критика. М., 1980.

1845. № 5. С. 313–330 (с посвящением: А<нтонине> Ф<едоровне> К<орш>, снятом при перепечатке в Изд. 1846). — В поэме отразилась драматическая история любви Г. к А. Ф. Корш (см. его «Листки из дневника скитающегося софиста» и главу «Записки Виталина» в рассказе «Мое знакомство с Виталиным». — Воспоминания. С. 83–96, 132–141). Автобиографическими чертами наделен и образ Олимпия Радина, в литературном плане ориентированный на лермонтовскую традицию (см.: Розанов И. Н. Отзвуки Лермонтова//Венок М. Ю. Лермонтову. М., 1914. С. 253).

И восхищаться бородой <…> Их голос важен и силен… — Имеется в виду московский кружок славянофилов (см. также примеч. к главе 5).

Или московский старый спор // О Гегеле… — См. драму «Два эгоизма» и примеч. к ней.

Странная семья <…> То полурусская семья // Была… — Имеется в виду семья Коршей (немецко-еврейского происхождения); после смерти известного московского врача Федора Адамовича Корша его вдова, Софья Григорьевна, осталась с многочисленным потомством.

Бирсуп (от нем. Biersuppe) — суп из пива.

Русский быт, // Увы! совсем не так глядит <…> Славянофилы нам твердят // Уже давно… — Здесь Г. полемизирует прежде всего с воззрениями К. С. Аксакова, о которых, впрочем, он мог судить лишь по устным пересказам (см. примеч. к драме «Два эгоизма»).

…Невесела //Картина — русская семья… <…> Лихая мачеха, не мать… — Точка зрения самого Г., определившая его трактовку русских песен как страшно грустных, близка к концепции B. Г. Белинского, изложенной в «Статьях о народной поэзии» (1841): «Лирическая поэзия <…> вся посвящена семейному быту, вся выходит из него, — и потому она так грустна, так заунывна, нередко дышит таким сокрушительным чувством отчаяния и ожесточения» (Белинский. Т. 5. С. 441–442). Показательно, что, рецензируя Изд. 1846, критик выделил комментируемый фрагмент поэмы, в котором, по его мнению, стих Г. «превращается в бич сатиры» (Там же. Т. 9. С. 593).