Август 1843 К Лавинии «Что не тогда явились в мир мы с вами…» {116} Что не тогда явились в мир мы с вами, Когда он был Еще богат любовью и слезами И полон сил?.. Да! вас увлечь так искренно, так свято В хаос тревог И, может быть, в паденье без возврата Тогда б я мог… И под топор общественного мненья, Шутя почти, С таким святым порывом убежденья Вас подвести… Иль, если б скуп на драмы был печальный Всё так же рок, Всё ж вас любить любовью идеальной Тогда б я мог… А что ж теперь? Не скучно ль нам обоим Теперь равно, Что чувство нам, хоть мы его и скроем, Всегда смешно?.. Что нет надежд, страданий и волненья, Что драмы — вздор И что топор общественного мненья — Тупой топор? Сентябрь 1843 Женщина{117} Вся сетью лжи причудливого сна Таинственно опутана она, И, может быть, мирятся в ней одной Добро и зло, тревога и покой… И пусть при ней душа всегда полна Сомнением мучительным и злым — Зачем и кем так лживо создана Она, дитя причудливого сна? Но в этот сон так верить мы хотим, Как никогда не верим в бытие… Волшебный круг, опутавший ее, Нам странно-чужд порою, а порой Знакомою из детства стариной На душу веет… Детской простотой Порой полны слова ее, и тих, И нежен взгляд, — но было б верить в них Безумием… Нежданный хлад речей Неверием обманутых страстей За ними вслед так странно изумит, Что душу вновь сомненье посетит: Зачем и кем так лживо создана Она, дитя причудливого сна? Декабрь 1843 К Лавинии «Для себя мы не просим покоя…»{118} Для себя мы не просим покоя И не ждем ничего от судьбы, И к небесному своду мы двое Не пошлем бесполезной мольбы… Нет! пусть сам он над нами широко Разливается яркой зарей, Чтобы в грудь нам входили глубоко Бытия полнота и покой… Чтобы тополей старых качанье, Обливаемых светом луны, Да лепечущих листьев дрожанье Навевали нам детские сны… Чтобы ухо средь чуткой дремоты, В хоре вечном зиждительных сил, Примирения слышало ноты И гармонию хода светил; Чтобы вечного шума значенье Разумея в таинственном сне, Мы хоть раз испытали забвенье О прошедшем и будущем дне. Но доколе страданьем и страстью Мы объяты безумно равно И доколе не верим мы счастью, Нам понятно проклятье одно. И проклятия право святое Сохраняя средь гордой борьбы, Мы у неба не просим покоя И не ждем ничего от судьбы… Декабрь 1843 Молитва{119} По мере горенья Да молится каждый Молитвой смиренья Иль ропотом жажды, Зане, выгорая, Горим мы недаром И, мир покидая Таинственным даром, Как дым фимиама, Всё дальше от взоров Восходим до хоров Громадного храма. По мере страданья Да молится каждый Тоскою желанья Иль ропотом жажды! 1843 Тайна скуки{120} Скучаю я, — но, ради бога, Не придавайте слишком много Значенья, смысла скуке той. Скучаю я, как все скучают… О чем?.. Один, кто это знает,— И тот давно махнул рукой. Скучать, бывало, было в моде, Пожалуй, даже о погоде Иль о былом — что всё равно… А нынче, право, до того ли? Мы все живем с умом без воли, Нам даже помнить не дано. И даже… Да, хотите — верьте, Хотите — нет, но к самой смерти Охоты смертной в сердце нет. Хоть жить уж вовсе не забавно, Но для чего ж не православно, А самовольно кинуть свет? Ведь ни добра, ни даже худа Без непосредственного чуда Нам жизнью нашей не нажить В наш век пристойный… Часом ране Иль позже— дьявол не в изъяне,— Не в барышах ли, может быть? Оставьте ж мысль — в зевоте скуки Душевных ран, душевной муки Искать неведомых следов… Что вам до тайны тех страданий, Тех фосфорических сияний От гнили, тленья и гробов?.. 1843 Памяти В***{121} Он умер… Прах его, истлевший и забытый, В глуши, как жизнь его печальная, сокрытый, Почиет под одной фамильною плитой Со многими, кому он сердцем был чужой… Он умер — и давно… О нем воспоминанье Хранят немногие, как, старое преданье, Довольно темное… И даже для меня Темнее и темней тот образ день от дня… Но есть мгновения… Спадают цепи лени С измученной души — и память будит тени, И длинный ряд годов проходит перед ней, И снова он встает… И тот же блеск очей Глубоких, дышащих таинственным укором, Сияет горестным, но строгим приговором, И то же бледное высокое чело, Как изваянное, недвижно и светло, Отмечено клеймом божественной печати, Подъемлется полно дарами благодати — Сознания борьбы, отринувшей покой, И року вечному покорности немой. |
