Я видел, как Рислей детей наверх бросает… И больно видеть то, и тяжко было мне! Я знаю, как Рашель по часу умирает, {196}И для меня вопрос о ней решен вполне! Лишь в сердце истина: где нет живого чувства, Там правды нет и жизни нет… Там фальшь — не вечное искусство! И пусть в восторге целый свет, Но наши неуместны восхищенья. У нас иная жизнь, у нас иная цель! Америке с Европой мы — Рашель, Столодвижение {197}, иные ухищренья (Игрушки, сродные их старческим летам) Оставим… Пусть они оставят правду нам! 1854 «За Вами я слежу давно…»{198} За Вами я слежу давно С горячим, искренним участьем, И верю: будет Вам дано Не многим ведомое счастье. Лишь сохраните, я молю, Всю чистоту души прекрасной И взгляд на жизнь простой и ясный, Всё то, за что я Вас люблю! Первая половина 1850-х годов «Трагедия близка к своей развязке…»{199} Трагедия близка к своей развязке, И прав неумолимого закон, Вольно же сердцу верить старой сказке, Что приходил взыскать погибших Он. {200} Свершают непреложные законы Все бренные создания Твои, И Ты глядишь, как гибнут миллионы, С иронией божественной любви. Так что же вопль одной визгливой твари, Писк устрицы иль стон душевных мук, Проклятья страсти в бешеном разгаре Благодарящий иль клянущий звук. А все порой на свод небесный взглянешь С молитвой, самому себе смешной, И детские предания вспомянешь, И чудо, ждешь, свершится над тобой. Ведь жили ж так отцы и деды прежде И над собой видали чудеса И вырастили нас в слепой надежде, Что для людей доступны небеса. Кого спасал от долгого запоя Господь чудесным сном каким-нибудь, Кому среди Очаковского боя Крест матери закрыл от раны грудь. Пришлося круто так, что вот немножко Еще — так тут ложись да умирай. Вдруг невидимо посылал в окошко Великий чудотворец Николай. Навеки нерушимые бывали Благословенья в тот счастливый век. И силой их был крепче лучшей стали Теперь позорно слабый человек. Отцов моих заветные преданья, Не с дерзким смехом вызываю вас, Все праотцов святые достоянья Хотел в душе собрать бы я хоть раз. Чтоб пред Тобой с молитвою живою, Отец любви, упавши, зарыдать, Поверить, что покров Твой надо мною, Что ты пришел погибшее взыскать. Трагедия близка к своей развязке, Пришел конец мучительной борьбе. Спаситель! Если не пустые сказки Те язвы, что носил ты на себе, И ежели Твои обетованья Не звук один, не тщетный только звук… Спаситель! Есть безумные страданья, Чернеет сердце, сохнет мозг от мук. Спаситель! Царь Земли в венце терновом, С смирением я пал к Твоим ногам, Молю тебя Твоим же вечным словом: Ты говорил: «Просите, дастся вам». {201} 23 января 1855 Отрывок из неконченного собрания сатир{202} Сатиры смелый бич, заброшенный давно, Валявшийся в пыли, я снова поднимаю: Поэт я или нет — мне, право, всё равно, Но язвы наших дней я сердцем понимаю. Я сам на сердце их немало износил, Я сам их жертвою и мучеником был. Я взрос в сомнениях, в мятежных думах века, И современного я знаю человека: Как ни вертися он и как ни уходи, Его уловкам я лукавым не поверю, Но, обратясь в себя, их свешу и измерю Всем тем, что в собственной творилося груди. И, зная наизусть его места больные, Я буду бить по ним с уверенностью злой И нагло хохотать, когда передо мной Драпироваться он в страдания святые, В права проклятия, в идеи наконец, Скрывая гордо боль, задумает, подлец… 23 августа 1855 Москва Борьба{203} 1. «Я ее не люблю, не люблю…»{204} Я ее не люблю, не люблю… Это — сила привычки случайной! Но зачем же с тревогою тайной На нее я смотрю, ее речи ловлю? |
