В их силах было лишь осмотреть танкер со всех сторон, хотя осмотр исчерпывался в основном созерцанием красного днища морского левиафана. Находясь под ним, как под бесконечным стальным навесом, Метью снова почувствовал боязнь замкнутого пространства. Боязнь эта, разумеется, была совершенно беспочвенной: раз самым сильным толчкам не удалось перевернуть чудовищное сооружение вверх тормашками, то смешно даже предположить, что это свершат теперешние, уже совсем слабенькие. Однако, вопреки логике, Метью поспешил прочь, под дождь, и Билли, не говоря ни слова, последовал за ним.

Они направились к громоздящейся над кормой надстройке. На призывное ауканье, долго метавшееся по палубе протяжным эхом, так никто и не отозвался. Лишь завывал ветер да громко стучали дождевые капли.

Внезапно Метью послышался крик. Спустя мгновение он разобрался, кто ввел его в заблуждение: по песку ковыляла перепачканная чайка. Если не считать червей и рыб, она была первым живым существом, попавшимся им после того, как они простились с собакой и кроликами, населявшими Олдерни. Билли взмахнул руками, и чайка тяжело поднялась в воздух. Пролетев не больше десятка ярдов, она снова опустилась и зашлепала по песку дальше. Эта встреча навела Метью на размышления. Что привело ее к кораблю — воспоминания о былых пиршествах или возможность подкормиться в изменившихся условиях? Он вторично издал призывный крик, но отклика не последовало и на этот раз.

Однако еще через секунду они увидели лестницу.

***

Нейлоновая лестница со стальными кольцами свисала недалеко от кормы с правого борта. Она не просто доставала до дна, но и волочилась дальше. Метью подергал ее — сначала неуверенно, потом со всей силы. Лестница было намертво закреплена на палубе.

Вопросительно взглянув на Билли, он произнес:

— Ну как? Полезем? Ты сможешь подняться по веревочной лестнице? Тут высоко.

— Конечно, смогу! Честное слово!

— Тогда лезь первым.

Мальчик как ни в чем не бывало начал восхождение. Дав ему подняться на несколько ярдов, Метью последовал за ним. Лестница раскачивалась и провисала под их тяжестью, и Метью едва не затошнило. Он замер, цепляясь за лестницу и стараясь преодолеть двойной ужас: перед высотой и перед возможным землетрясением. При сильном толчке эта железная стена может рухнуть прямо на них… Он уговаривал себя, что такое предположение — воплощение абсурда, однако разум уже поддался панике. Дрожа с головы до ног, он услышал голос Билли, хотел ответить ему, но получилось какое–то бессмысленное карканье. Прокашлявшись, он через силу выдавил:

— Что такое?

— Я говорю, я уже почти наверху. Но чем выше лезешь, тем труднее. Лестница бьется о борт.

— Передохни, — предложил Метью.

— Нет, я не устал.

Мало–помалу унизительный страх уступил место чему–то другому, тоже неприятному, вдобавок непонятному; названия этому чувству он не знал, но оно по крайней мере поддавалось обузданию. Метью перенес ногу и потянулся к следующему кольцу. Дальше он полез увереннее, заставив себя сосредоточиться на собственных усилиях, на движениях рук и ног. До него донесся торжествующий крик, свидетельствовавший о том, что Билли добрался до цели. Наступил самый ответственный момент: от неосторожных движений Метью теперь сильно ударялся о борт. Он уже почти преодолел высоту, но старался не смотреть вверх. Неожиданно он увидел перила и ноги Билли.

Как ни странно, стоило ему перевалиться на палубу, как страх — и высоты, и возможного землетрясения — мигом его покинул. Путники находились на мостике под самой надстройкой; внизу тянулись один за другим отсеки, смыкавшиеся в неописуемой дали — у носа. Зрелище было величественное. Теперь казалось само собой разумеющимся, что корабль не погиб во время катастрофы, а отделался пустяком. Впрочем, левое ограждение было частично сломано, а где–то дальше могла красоваться вмятина; отсюда по крайней мере трудно было разобрать, как велико повреждение.

Через некоторое время до сознания Метью дошло, что он то ли слышит, то ли чувствует что–то. Так продолжалось довольно долго, прежде чем он спохватился. Ну конечно, какие могут быть сомнения! Металл палубы чуть заметно вздрагивал, и откуда–то из чрева гигантского корабля доносился неясный гул. Метью недоверчиво воззрился на приземистую надстройку. Глаз не мог различить ни единого признака жизни, однако где–то там определенно работал генератор.

— Эй! — крикнул Метью. — Тут есть кто–нибудь? Э–эй!

Билли стал вторить ему. Тем временем дождь усилился. На палубе был плавательный бассейн, и дождь отчаянно барабанил по поверхности воды. На дальнем краю бассейна, рядом с прыгательной доской, стояли два шезлонга из полых стальных трубок с яркими пластмассовыми сиденьями. Создавалось впечатление, что тут только что резвились люди, пока их не загнал в укрытие усилившийся дождь.

— Никого, — сказал Билли. — Или нас просто не слышно изнутри.

— Вполне возможно. Пойдем–ка посмотрим.

Они заторопились к надстройке. Метью повернул ручку какой–то двери. Там его ждал еще один сюрприз: он думал, что очутится в сумрачном тоннеле, а оказался в залитом электрическим светом коридоре. Билли, не отстававший от него ни на шаг, удивленно ахнул.

— На борту наверняка есть люди. Им удалось запустить генераторы — они, наверное, работают на нефти.

— Может, снова покричать?

— Думаю, не надо. Лучше попробуем найти их сами.

В переплетении проходов немудрено было заплутаться. Метью наугад отворял двери и оказывался в каютах, ванных комнатах; побывали они и в штурманской рубке. Постепенно у него складывалось впечатление какой–то несообразности, которое он не мог толком сформулировать, пока не оказался в каюте с двумя привинченными к стене койками. Койки были тщательно застелены свежими простынями и одеялами; царил образцовый порядок. Метью заметил, что подобная же чистота встречает их повсеместно. Во время катастрофы на корабле не могло не возникнуть первозданного хаоса, однако с тех пор здесь с фанатичным рвением восстановили порядок.

Что же из этого следовало? Экипаж, очутившийся на морском дне и охваченный массовым психозом, нашел утешение в наведении уставного порядка? Или примерно выполняются распоряжения капитана, спятившего при виде рушащегося мира? И то и другое трудно было себе представить; кроме того, экипаж, столь тщательно наводящий повсюду порядок, должен подавать признаки жизни. Однако пока они никого не встретили. Их шаги гулко отдавались в коридорах, и, распахивая двери, они врывались в неизменно пустые каюты.

За очередной дверью располагался камбуз. На хирургически чистых столах было пусто, вся кухонная утварь стояла на полках. В углу мирно кряхтел большой холодильник. Метью открыл дверцу и замер при виде двух зажаренных цыплят, шматка ветчины, бруска масла и дюжины баночек с пивом. Его желудок свела судорога. Однако он тут же вспомнил, что они здесь чужие и что где–то поблизости должны находиться члены команды.

Билли, предпринявший самостоятельный обход кубрика, неожиданно позвал его:

— Смотрите–ка, мистер Коттер!

Мальчик переминался перед буфетом. Внутри буфета помещались полки. На второй полке красовались сразу три неказистые, но все равно прекрасные и способные вызвать избыточное слюноотделение буханки хрустящего пшеничного хлеба.

Полкой ниже стояла масленка, банки с вареньями и маринадами и большая сырница под прозрачной крышкой. Здесь был представлен сыр голландский, голубоватая горгонзола и чеддер.

Метью увидел выражение лица Билли и пожалел его. Схватив одну из буханок, он потребовал нож.

— Разве можно? — усомнился Билли.

Однако сам уже спешил в тот угол, где Метью высмотрел нож. Метью поборол безумное желание вцепиться в хрустящую корку зубами и дождался, пока мальчик принесет нож. Щедро кромсая буханку, он приговаривал:

— Понадеемся на их щедрость. Если бы они ответили нам отказом, я бы, наверное, вцепился им в глотку. Бери! Намажь маслом и положи сверху чего хочешь.