Джеферсон покачал головой, тут же став похожим на отца:

— Профессор, в прошлом ноябре эксперты тут все облазали.

— Сделайте мне одолжение, — попросил Ломакс. — Я слышал об одной женщине и думаю, что она сможет помочь.

— Еще одна ясновидящая?

Ломакс оскорбился.

— Нет, — ответил он.

Джеферсон оробел, что сделало его еще более похожим на отца.

Ломакс спросил:

— Не могли бы вы еще несколько дней не открывать окна и не пускать сюда никого, пока я не вернусь с ней? Если, конечно, она согласится.

— Мы никого сюда не пускаем, об этом можете не беспокоиться. Хотя журналисты бывают так настойчивы. Даже деньги предлагали, но мы все равно не пустили их.

— Джеферсон, я так благодарен вам за то, что пустили меня сюда, — сказал Ломакс.

Юноша ссутулился и направился к двери.

— Не за что, — сказал он. Затем добавил: — Я только что закончил одну работу… Ну, вы не могли бы… я хочу сказать, если у вас есть время, может быть, вы?..

— Разумеется, — ответил Ломакс. — О чем?

— Скорость красного смещения. Первый набросок. Если вы подождете десять минут, я распечатаю, и… может быть, вы посмотрите… там есть кое-какие вычисления…

— Конечно.

Скорость красного смещения в обмен на два (возможно!) визита в квартиру Гейл плюс вся ее корреспонденция. Цена невысока.

Джеферсон завел его в квартиру. Отец смотрел телевизор. Когда Ломакс вошел, он подскочил на месте.

— Пап, профессор Ломакс обещал прочесть мою работу, — сказал Джеферсон.

Отец выглядел одновременно довольным и испуганным.

— Надеюсь, это не сильно затруднит вас. Я хочу сказать, что если вы очень заняты…

Ломакс заверил Хомера, что ему это не составит никакого труда. Из соседней комнаты раздались звуки принтера.

— Когда они арестовали ее, здесь такое творилось, — рассказывал консьерж, пока они ждали. Казалось, он избегал называть Джулию по имени. — А что было после убийства — телевидение, газетчики, всякие ненормальные! Затем все на время прекратилось. А после предъявления обвинения снова началось.

Хомер сказал, что пытается забыть об убийстве. После того как он выступит на суде и владельцы дома позволят ему сменить место работы, найдя другого консьержа, все будет кончено.

После подобных признаний Ломакс уже не мог расспрашивать консьержа ни о Гейл, ни о том, что он чувствовал в утро убийства. Он сказал, что придет еще раз. Консьерж равнодушно кивнул.

Появился Джеферсон со стопкой бумаг. Он дал Ломаксу свой номер телефона.

— Я позвоню, и мы обсудим вашу работу, — сказал Ломакс.

Перед тем как забраться в машину, Ломакс еще раз оглядел здание. Почти во всех окнах висели занавески или виднелись другие следы, оставленные обитателями дома. Окна Гейл зияли пустотой. На втором этаже кто-то тихонько наигрывал на гитаре. Из открытых окон верхнего этажа раздавались звуки музыки кантри. Деревья вокруг были покрыты зеленой листвой. У соседней двери женщина прикрепляла малыша, вцепившегося в игрушку, к сиденью машины. Обычный тихий пригород. Все здесь дышало покоем.

Ломакс поехал к Кэндис. Дети вернулись из Сан-Диего всего около часу назад. После развода Ломакс впервые увидел родителей Кэндис и был приятно поражен сердечностью встречи.

Хелен и Джоэл рассказывали о поездке. В Сан-Диего они ходили в зоопарк.

— Там был горный лев, папа, такой, как ты видел, — сказал Джоэл.

— Наверное, тебе удалось рассмотреть его получше, чем мне. Я почти не разглядел его в темноте.

— Он был большой?

— Точно не скажу. Около шести футов?

— В зоопарке лев был длиной восемь футов, — важно заявил Джоэл. — Ты знал, что по-другому горный лев называется кугуаром?

Ломакс сообщил детям, что Депьюти исчез. Хелен едва не расплакалась. Она свернулась на диване рядом с Ломаксом, и он заверил ее, что пес непременно вернется, как всегда возвращался, с царапинами, синяками и гордым блеском в глазах.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Ломакс решил по пути домой заехать на живодерню.

— Кто-нибудь разгадал тайну убийства? — хотел знать Джоэл.

— Нет еще.

— Джулия не делала этого, — заявила Хелен.

Она расположилась на коленях Ломакса и смотрела на него.

— Конечно же, нет.

— Они нашли оружие? — спросил Джоэл.

— Нет.

Джоэл попросил Ломакса нарисовать план комнаты, где произошло убийство, и показать, где лежали тела. Хелен нашла лист бумаги, и Ломакс крестиками обозначил места, откуда убийца стрелял в первый и третий раз. Джоэл внимательно изучал план.

— Как ты думаешь, эти люди умерли на диване, или их туда оттащили потом? — спросил он.

— Полиция считает, что они умерли прямо на диване.

— Как они сидели?

Сначала Ломакс показал, как лежал Льюис, затем — Гейл. Он изобразил мертвого. Хелен и Джоэл захихикали.

— Черт возьми, чем вы тут занимаетесь? — вошла в комнату Кэндис.

— Пытаемся разгадать загадку убийства, — объяснил Джоэл.

Кэндис схватила план.

— Это карта прививок Хелен. Она будет нужна еще пять лет, а ты нарисовал на обороте какой-то дурацкий план, да еще и чернилами! — сердито обратилась она к Ломаксу.

Она отослала детей на кухню, чтобы они поели вместе с бабушкой и дедушкой.

— Ради Бога, Ломакс, ты хочешь, чтобы у детей были ночные кошмары?

Ломакс извинился.

— Мне нужна твоя помощь. — Гнев Кэндис утих. Помогать она любила. — Та женщина, о которой ты говорила… Ну, Нос…

Он рассказал, что посетил квартиру Гейл.

— Место преступления? Ломакс, ты уже не можешь и дня прожить без ужасов?

— Там ничего такого нет. Нет мебели, нет следов крови, никаких призраков. Просто там есть… запах.

— Ты хочешь, чтобы Нос понюхала там?

— Да.

— Ты не шутишь? Она же парфюмер!

— Но ты же сама говорила, что она может учуять каплю соуса, которую пролили на ковер полгода назад!

— Ну хорошо, она учует, что полгода назад Гейл пролила соус на ковер. Что дальше?

— Кэндис, у любого жилища есть собственный запах. У каждого — свой. Это запах самого дома и людей, что живут там. А если нос этой женщины так чувствителен, она может многое понять по запаху.

— Боже мой, — задумалась Кэндис, — неужели каждый дом пахнет по-своему? А чем пахнет наш?

— Собакой. Иногда готовкой. Детьми.

— Ты считаешь, я должна использовать освежитель воздуха?

— Нет. Я считаю, ты должна позвонить этой женщине и попросить ее помочь мне.

Кэндис колебалась.

— Она немного странная. Наверное, она не согласится.

Кэндис ошиблась. Когда Ломакс приехал домой, зазвонил телефон. Кэндис договорилась, что Ломакс заедет за Носом и отвезет ее на место преступления уже завтра.

— Есть вести с живодерни? — спросила Кэндис.

— Нет.

Зрелище стольких печальных коричневых глаз расстроило Ломакса. Ни одна пара не принадлежала Депьюти.

— Даже если ваш пес не вернется домой, не волнуйтесь — мы здесь проверяем собак весьма тщательно, — сказал служащий.

Ломакс открыл пакет, который дал ему отец Джеферсона. Перевернул его, и письма Гейл с глухим стуком выпали на ковер. Ломакс начал раскладывать их по стопкам. Будь Депьюти дома, он все время совал бы свой длинный нос в письма и пытался бы посидеть на них. А Ломакс отпихивал бы его. Чтобы не чувствовать себя так одиноко, Ломакс включил телевизор. На экран он не смотрел.

В самой большой стопке лежали рекламные объявления и прочий мусор. Почти везде были указаны обратные адреса, и Ломакс записывал их в блокнот. Бесплатные каталоги музыкальных фирм и книжные каталоги. Страховые и финансовые проспекты.

Следующая стопка состояла из деловых писем. Наконец, были еще пять конвертов, подписанных от руки и скорее всего содержащих открытки. Рождественские, несколько открыток, датированных февралем. Ломакс решил, что день рождения Гейл в феврале. На открытке из Женевы был изображен крохотный лыжник, спускающийся по огромному заснеженному склону. Надпись на французском выглядела неразборчивой.