Он не собирался опускать голову под ударами судьбы, которые неизбежно обрушиваются на возвышенных людей, оказавшихся во враждебном для них окружении. Было ли в этом высокомерие? Но как еще защитить себя от назойливой жалости окружения? Неужели его, горемыку – мужа, которого обманули, и друга, которого предали, все на свете будут унижать своим состраданием? Он не согласен на такую муку! Нужно поднять голову и вести себя так, чтобы ни у кого не возникло желания пожалеть его.
«Только царства недоставало ему, чтобы быть царем» (regnator praeter regnum),
– говорили в Сиракузах о Гиероне. Точно так же и Павел был царем – без царства, отцом – без ребенка, мужем – без жены, рыцарем – без своего ордена, верующим – без божества. И, видит Бог, как он мечтал о первом, добивался второго, искал третьего... Но сколько было колебаний! Розенкрейцеры или Иоанниты? Масоны или иезуиты? Православие, протестантизм или католицизм? – эти вопросы он обдумывал горячо, нервно, всерьез... Он по-детски, наивно и искренне, пытался достичь духовного величия – и не находил ничего, кроме горечи собственного одиночества.
Потеряв первую жену, первую любовь, лучшего друга, он остается рыцарем. Он находит нужное, точное выражение для своих чувств, увековечив их в непреходящем памятнике. Он строит в Петербурге дом инвалидов для раненых русских матросов и посвящает его ордену госпитальеров-иоаннитов, Мальтийскому Ордену. Впервые в Петербурге официально появляется рыцарский мальтийский крест – на фронтоне нового госпиталя.
***
Екатерина же решала иные проблемы. Андрей Разумовский, разумеется, мерзавец, но ее поручение он исполнил удивительно четко. Он заслуживает награды – и в то же время его надо удалить, но лишь из Петербурга, не от двора. Удалить так, чтобы это не было опалой. И она назначает его посланником в Неаполь. Позже он занимал этот же пост в Стокгольме, а с 1790 года – в Вене, где был другом Моцарта, Гайдна, Бетховена... Придя к власти, Павел, озабоченный массой разных проблем, не сразу вспомнил о нем, но в 1799 году, когда ссора Разумовского с А.В. Суворовым оживила память о былом, император отставил от должности своего посла...
«КНЯЖНА ТАРАКАНОВА»
Если будут вещи вас смущать, независимые от нашей воли, тогда мы нигде спокойствия себе найти не можем и всегда сами себя смущать станем... а кто, в заблуждениях утопая, ведет себя к удавке или утопленью... прошу вас об оном не беспокоиться и никакого сумнения не полагать: таковые случаи и у меня в доме бывали.
А.Г. Орлов-Чесменский.
Ille crucem sceleris pretium tulit, hiс diadema123.
Ювенал. Сатиры
123*Кто получает за преступление крест, кто – царский венец (лат.).*
«Принцесса сия имела чудесный вид и тонкий стан, возвышенную грудь, на лице веснушки, а карие глаза ее немного косили».
Она получила блестящее образование: письма принцессы исполнены достоинства, они блещут не только изысканными придворными оборотами, но и знанием политической ситуации в каждой из европейских стран. Ее психологические этюды первых лиц государств изобличают весьма широкий круг знакомств и связей. Она владела шпагой и рифмой, талантливо рисовала, играла на арфе и лютне, пела...
«Она – натура чувствительная и пылкая. У нее живой ум, она обладает широкими познаниями, свободно владеет французским и немецким и говорит без всякого акцента, – свидетельствует допрашивавший ее в Шлиссельбурге фельдмаршал князь Голицын. – За довольно короткий срок ей удалось выучить английский и итальянский, а будучи в Персии, она научилась говорить по персидски и по арабски».
Образованность, настолько широкая и разносторонняя для женщины того времени, что в сравнении с ней у Екатерины II заметно тускнеет ореол «просвещенной монархини»...
Дочь императрицы Елисаветы Петровны, внучка Петра I, Елизавета Ивановна была последней принцессой крови из дома Романовых. *Формально именуясь Романовыми, Петр III и все последующие цари на российском троне были этническими немцами и принадлежали Гольштейн-готторпской династии.* Благодаря своей красоте, энергии и авантюристическим склонностям она в неполные двадцать лет успела стать и курфюрстиной фон Лимбург, и графиней Пинненберг фон Гольштейн, и княжной Радзивилл из Несвижа, и пани Зелинской из Краковии... Ни к одному браку она не относилась всерьез: любой прочный союз мог стабилизировать ее социальный статус, но практически лишал шансов на шапку Мономаха.
Сохранила она благодарную память о своем первом воспитателе, которому отдала ее царица-мать, начальнике ландмилицких войск на Украине, генерал-майоре Алексее Ивановиче Тараканове.
Плутарх, живи он в наши дни, непременно увлекся бы попыткой сравнительного жизнеописания двух этих энергичных и талантливых женщин, двух умниц и красавиц, пришедших к столь противоположным результатам. И непременно нашел бы причину этого.
Екатерина II тоже занималась политической компаративистикой.
«Счастье не так слепо, как его себе представляют. Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, незамеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения... Вот два разительных примера – Екатерина II и Петр III»,
– выберет она спустя десятилетия в «Записках» объекты для сравнения. И докажет-таки сегодняшним историкам, что она была лучше, умнее, одареннее Петра... Что причина ее успеха – ее личные достоинства. Ее, и только ее.
Впрочем, иногда она пробалтывается, обозначая, но не называя силу, от которой исходили die Winken des Schicksals124*Указания судьбы (нем.).*, стоявшую за ней и обеспечившую ее «счастье»:
«Мы можем быть уверены, что Всевидящий приводит в исполнение свои замыслы, которые скрыты от нас».
И еще откровеннее:
«Невидимая рука, которая вела меня тринадцать лет по очень трудной дороге, никогда не даст мне сбиться с пути, в этом я твердо и, возможно, до глупого уверена»...
За Елизаветой Ивановной такой силы не стояло. И странно: почему не стояло? Разве мало было сил, заинтересованных в дестабилизации российкого престола? Разве принцы и принцессы не представляли во все времена особый интерес для тайной власти?125*Вот относящееся к несколько более позднему времени, но, пожалуй, наиболее откровенное высказывание такого рода: «Верховной Венте угодно, чтобы вы, под тем или иным предлогом, вводили бы в масонские ложи возможно больше принцев и богатых людей. Всякий принц, не имеющий законной надежды получить престол с помощью Божией, стремится получить его с помощью революции. Некоторые из них даже лишены престола или сосланы. Льстите этим искателям популярности, готовьте их для масонства. Верховная Вента впоследствии увидит, что можно будет сделать с ними во имя прогресса. Всякий принц без царства – хорошая для нас находка. Ложа поведет его к карбонаризму. Пускай они служат приманкою для глупцов, интриганов, пошлых обывателей и всякого рода дельцов. Они будут совершать наше дело, думая, что совершают свое». – Письмо карбонария Пикколо в туринскую ложу от 18 января 1832 года.*
Причин было несколько.
У Екатерины Алексеевны не было денег – но она занимает без счета у посланников Австрии, Англии, Пруссии, – у всех, кто давал, – с тем, чтобы потом, взойдя на трон, не вернуть значительную часть этих долгов, не сдержать большую часть данных под эти долги обязательств.
У Елизаветы Ивановны деньги были. В 18 лет, когда ее руки попросил князь Филипп фон Лимбург (претендовавший, кстати сказать, на Гольштейн, который Павел считал своим удельным княжеством), она нашла для него сумму, достаточную для выкупа графства Оберштейн в Арденнах (деньги эти ей дал И.И. Шувалов, живший тогда неподалеку от Оберштейна, в Спа). Но то-то и плохо! Человек, не занимающий денег для своего восхождения на престол, никому и обещаний не дает; но те, кому он обещаний не дал, естественно, не станут поддерживать его, не войдут в партию его сторонников...
