Первой масонской ложей в Польше было отделение дрезденской ложи «Трех белых орлов», основанное в 1738 году, в самом начале царствования Августа III побочным братом короля, графом Рутовским. Мнишки, Потоцкие, Огиньские, Виельгорские – цвет шляхты – стали первыми ее членами.
В 1764 году в Альтенбурге состоялся съезд масонов «Строгого наблюдения», и уже в 1767 году Жан Люк де Ту де Сальвер, военный инженер из Берна, и коронный стольник Август Мошиньский создают польский «Великий Восток». Диплом на звание великого провинциального мастера королевства Польского и Великого княжества Литовского от великого мастера лондонского «Великого Востока» герцога де Бофора получил Жан де Ту. 24 июня 1770 года Мошиньский устроил в первой польской Великой ложе празднество, на котором присутствовали и король – Понятовский, и архиепископ гнезненский Подосский... Папский нунций в Варшаве Дурини был крайне возмущен и этими фактами, и реакцией на них великого канцлера Млодзевского, занимавшего пост епископа варшавского и познаньского, который
«не оказал никакого противудействия неслыханному и необычайному скандалу»,
заявив, что у него есть другие обязанности.
...Кандидатуру Понятовского на Сейме поддержал – по договоренности с Екатериной – и Фридрих II. Прусского ордена Черного Орла, статут которого предусматривал, что кавалерами его могут быть лишь царствующие особы, Понятовский был удостоен еще до избрания королем Польши...
Екатерина понимала что, взойдя на престол, Понятовский мог стать для нее недостижимым и неуправляемым. Ибо через масонов действовать на него она не могла, потеряв связи в этих кругах. А ей нужен был рычаг, которым постоянно можно было бы на него давить. И этим рычагом она решила сделать движение православных, не желающих признавать унию (в Польше их называли диссидентами). Хоть и свежа была память о восстании гайдамаков 1734 года, хоть и двадцати лет не прошло, как был убит опришек Олекса Довбуш, и еще меньше – с тех пор, как гайдамацкие отряды громили Умань, Винницу, Чигирин, другие города Правобережья, – Сейм и слышать не желал об уступках православным. Более того, закрывались украинские и белорусские школы, православные церкви, единственным официальным языком был утвержден польский, ликвидировано козачество, кроме тех «надворных» козаков, что составляли личные войска магнатов.
Белорусский православный епископ Георгий Конисский призвал Екатерину II защитить права православия, – и на коронационном сейме 1764 года князь Репнин именем русского правительства потребовал восстановления в Польше прав единоверцев, на основании древних и коренных законов Речи Посполитой.
– Сейм 1573 года утвердил сохранять мир inter dissidentes in rebus religionis52*Между несогласными в делах религии (лат.).*, – заявил он. – То же возглашалось и в присягах королевских, не только в сеймовых актах. Так что диссиденты и католики должны быть уравнены в правах.
Ноту Репнина поддержали английский, прусский, шведский, датский дворы. Это, однако, не помогло. Сейм принял мнение краковского епископа Каетана Солтыка, рьяно поддержанного Залуцким. Отказ от католицизма как государственной религии – это капитуляция перед лютеранами и масонами, это отказ от права знать истину, это отказ от спасения собственной души... Решение Сейма вызвало ропот в Польской Пруссии, Литовском княжестве... Встревожен был и Понятовский...
РУМЯНЦЕВ
Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир; если он согласится на мир с тобою и отворит тебе ворота, то весь народ, который найдется в нем, будет платить тебе дань и служить тебе; если же он не согласится на мир с тобою и будет вести с тобою войну, то осади его, и когда Господь Бог твой предаст его в руки твои, порази в нем весь мужеский пол острием меча; только жен и детей и скот и все, что в городе, всю добычу его возьми себе и пользуйся добычею врагов твоих, которых предал тебе Господь Бог твой; так поступай со всеми городами, которые от тебя весьма далеко, которые не из числа городов народов сих. А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души.
Второзаконие. 20:13-16
В гербе Екатерины была пчела. Та, что по капле, не зная усталости, от всех цветов собирает мед. Девиз был еще проще: «L'Utile»53*«Полезная» (франц.).*. И планы ее были просты: быть полезной своему народу.
Принести в Россию свет европейской мысли, идеалы человеческой свободы и равноправия. Избавить медвежьи углы этой страны от закоснелых обычаев – пусть их сквознячком сомнения и скепсиса проветрит! Открыть мыслителям мир новых религиозных идей, очищенных от многовековых заблуждений.
Кто все это будет делать?
«Нам нужны люди, люди, люди... если удастся, надо сделать так, чтобы пустыня превратилась в гудящий улей».
Пустыня Россия или нет? Монтескье пишет – мощь государства прямо соотносится с численностью его населения. Поправить мэтра нужно: население населению розь. Если население властям предержащим не покоряется, в церковь Божию не ходит, налоги не платит, то это хуже, чем пустыня. Лучше бы этого населения тогда и не было. И это не единственная ошибка мэтра. Весь его иллюзорный «Esprit des loix» двумя словами опрокинуть можно: l'esprit des loix s'est la propriйtй54*Собственность – вот дух законов (франц.). Афоризм N.Linguet (1736-1794).*...
Деньги были нужны позарез. Правительство Екатерины оказалось на краю пропасти. Казна была пуста – после расходов на Семилетнюю войну, не компенсированных никакими контрибуциями и репарациями, государственный долг достиг нескольких миллионов рублей и продолжал расти с головокружительной быстротой. Екатерина повелела генералу Чернышеву возвратить в Россию корпус, переданный Петром III под начало Фридриха II, и заключила с Пруссией союзный договор. Но нейтралитет – не победа...
Окончилась, так и не начавшись из-за смерти Петра и война с Данией. Именем великого князя Павла Екатерина уступила ей Шлезвиг-Гольштейн, получив взамен графства Ольденбург и Дельменгорст, сохранив, впрочем, для Павла Петровича титул герцога Гольштейн-Готторпского. Генерал-аншеф Петр Александрович Румянцев вернулся из Померании и подал рапорт об отставке. Однако у императрицы уже было для него готово дело. Обойдясь с ним «с тою отменностью, которую ваши отечеству заслуги и чин ваш требуют», она в конце 1764 года отдала в его управление Малороссию.
На новоиспеченного генерал-губернатора Украины и президента Малороссийской коллегии был особый расчет. Малороссия могла бы стать золотым дном, залатать многие прорехи бюджета, – но лишь в перспективе, когда вместо плохо управляемых козаков, от которых никогда не известно, чего ждать, ее заселят спокойные, серьезные, положительные хозяева: поляки, евреи, но в первую очередь – немцы.
Однако это была весьма отдаленная перспектива. Козаки по-прежнему нужны. Конечно, крымские татары не осмеливаются более угрожать Воронежу и Изюму, Харькову и Астрахани, как то было еще совсем недавно. Но именно потому и приходится терпеть в этих степях практически неуправляемую казачью вольницу. Убери их – и не только хан крымский, буджакские, кубанские татары, но и сама Оттоманская Порта припожалует на южные рубежи наши. Петр I ведь уж все было приготовил к походу: собрано было войско, тысячи судов стояли в Брянске и Воронеже, чтобы разом и Днепром и Доном спуститься к берегам черноморским. Лишь смерть императора спасла Крым.
Настало, пожалуй, время исполнить мысль Петра Великого.
«Малая Россия, Лифляндия и Финляндия суть провинции, которыя правятся конфирмованными им привилегиями, и нарушить оныя отрешением всех вдруг весьма непристойно бы было, – писала императрица в секретном наставлении генерал-прокурору князю Вяземскому. – Однако ж и называть их чужестранными и обходиться с ними на таковом же основании есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностию, глупость. Сии провинции, также Смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб оне обрусели и перестали бы глядеть, как волки в лесу. К тому приступ весьма легкий, если разумные люди избраны будут в тех провинциях; когда же в Малороссии гетмана не будет, то должно стараться, чтоб и имя гетмана исчезло, не токмо б персона какая была произведена»...
